Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ароматы жареной дичи и протухшего мяса тупика первыми ударили в нос очнувшегося царевича. Локи постепенно осознавал, что жив, что находится в собственной постели и что рядом с ним кто-то сидит. Мужчина. Не отец. Не Тор. Скорее всего, Хагалар. И с ним еда, при одной мысли о которой к горлу подступил неприятный комок тошноты.       Локи не спешил выдавать свое пробуждение. Он равномерно дышал, не двигался и пытался разобраться, что с ним сделали и кем он теперь является. Беглый ментальный осмотр собственного тела показал, что все в полном порядке. Новоприобретенные очаги магии в сердце, мозгу и диафрагме послушно отозвались на зов хозяина. Тело, немного непривычное из-за случившихся перемен, было обессиленным, но здоровым. А ведь Локи, позволяя матери усыпить себя, сомневался, что проснется. По крайней мере, если бы он был на месте Всеотца, то поместил бы себя в какой-нибудь вечный сон, схожий со сном Одина, чтобы бренное тело не погибло и мятежный дух, запертый в нем, словно в клетке, не вырвался на свободу. Впрочем, пока он не знал, сколько прошло времени после злополучного вечера. Быть может, столетия или десятилетия.        Подождав еще немного и уловив в воздухе новые запахи снеди, не вызвавшей аппетита, Локи открыл глаза, приготовившись атаковать. Он не ошибся в своих догадках — рядом и правда сидел Хагалар, а за окном сгущались сумерки, не мешавшие разглядеть мелкие снежинки — неизменные признаки зимней половины неизвестно какого года.       — Ты голодный, счастье моё? — спросил Хагалар, глядя так нежно, словно Локи был умалишенным. — Я принес тебе поесть.       — Я не хочу есть.       — Ты уверен?        Царевич неопределенно пожал плечами. Еда была сейчас наименьшей проблемой.       — Просить тебя рассказать мне правду бессмысленно, не так ли? — Локи закашлялся и таки выпил воды: в горле порядочно пересохло, спал он явно больше нескольких часов.       — Я расскажу тебе правду, а ты уже сам решишь, действительно ли это правда или я тебя обманываю, — доброжелательно отозвался Хагалар, и было в этой доброжелательности что-то настолько зловещее, что Локи насторожился. — Хотя ты же никому не веришь, тебе не у кого спросить подтверждения… Несчастный детеныш. Ты окружен теми, кто тебя безмерно любит, но не понимаешь этого и не ценишь.       — Ближе к делу, — требовательно прервал Локи и сделал вид, что пытается встать. Мастер магии тут же пресек его слабую попытку.       — Не стоит тебе вставать. Слушай меня внимательно, mein Lieber. Родители изучили тебя со всех сторон, особенно изнутри, и пришли к единому мнению, что изменить тебя обратно невозможно. В твоем теле останутся три очага магии, а кровомагия будет вечно циркулировать по твоим сосудам. Хорошо это или плохо — кто знает. И ты таки станешь брешью, через которую боги Етунхейма сойдут в наш мир. Зачем — это другой вопрос.       — Разве не для того, чтобы уничтожить Асгард? — недоверчиво переспросил Локи.       — Етуны не отличаются тупоумием, — покачал головой Хагалар. — Губить свой мир через уничтожение нашего они не стали бы… А вот уничтожить асов как расу — вполне. Тогда Асгард как мир останется, вселенная продолжит свое существование, но без асов.       — И что отец хочет со мной сделать? — перебил Локи. — У него наверняка уже есть какое-то решение. Иначе ты бы здесь не сидел.       — Есть, — кивнул Хагалар. — Конечно, есть, но, мой милый Локи, ты не имеешь права о нем знать. Возможно, твоим мозгом и сознанием кто-то завладеет.       — И зачем тогда ты мне сейчас об этом рассказываешь? — недоверчиво сощурился царевич. — Если мною завладеет кто-то, то и этот разговор вспомнит.       — Чтобы ты потом не держал на нас зла и помнил, что всё было спланировано изначально.       — Будто кому-то из вас есть дело до того, злюсь я на вас или нет, — хмыкнул Локи и таки пододвинул к себе поднос. Есть не хотелось, но что-то подсказывало, что эта трапеза последняя в его жизни. Он пригубил молоко: то самое, от ванахеймских коз, его любимое — явно мама постаралась. Между молоком и блюдом с тухлятиной скромно стояла узорчатая тарелка с блинами и яблочным кремом — любимое блюдо брата. Неужели вся семья принимала участие в составлении последнего завтрака для приговоренного к смерти? Что же тогда здесь от отца, который обмолвился в Ванахейме, что ему необходимо только пить, но не есть?       — К тому же, — Хагалар понизил голос до шепота, отвлекая царевича от безрадостных дум, — я подумал, что тебе есть, что сказать, перед тем как… что-то случится.       Локи медленно кивнул. Было ли ему, что сказать и что сделать напоследок? Да, тысячу раз да — его новый Асгард, воплощение его идей, всё то, о чем он не имел сведений последний месяц. Все начинания с его смертью пойдут прахом. Но не Хагалару же передавать бразды правления. Клятвопреступник легко нарушит слова очередной клятвы, да и нет ему никакого дела до технического прогресса — уж кому-кому, а мастеру магии Локи не доверял. Но на кого оставить дела, кому написать распоряжения? Раиду не подходит, а другие поселенцы… Среди них Локи не видел никого, кто мог бы встать на его место. Дворцовые асы? Им тем более нет дела до насущных проблем. Учитель знает многое, даже посвящен во все подробности мидгардских труб, но возиться не станет. Брат… Послание он отвезет, но поселенцы его не примут.       — Дай мне пергамент, — наконец, попросил Локи. — Я напишу письмо Алгиру. Пусть отнесет его в поселение, в ваш тинг, если… Если ты поймешь, что меня не стало. Тебе-то все равно, но я хочу закончить свое дело.       — Почему ты отдаешь распоряжение Алгиру, а не мне? — этот бесхитростный вопрос в лоб смутил царевича.       — Потому что тебе я не доверяю, в отличие от Алгира. Ты это хотел услышать? Ты будешь рад, если все останется по-старому. И не спорь. У нас, кажется, нет на это времени, — глаза Локи гневно сверкнули, и Хагалар только головой покачал.       — Что ж, я позову Алгира, чтобы ты отдал пергамент лично ему в руки. Я могу пообещать, поскольку клятвам моим ты не поверишь, что не отберу твое письмо и не прочитаю.       Локи кивнул и отставил поднос с почти нетронутой едой: впихнуть в себя мясо он так и не смог, и схватился за пергамент, который Хагалар достал из подпространственного кармана. Время стремительно утекало сквозь пальцы. Еще недавно у него было всё! Сколько бы он не подозревал своё окружение, но, оглядываясь назад, на прошедший год, он видел только благожелательность со всех сторон: что со стороны семьи, что со стороны дворца, что со стороны поселенцев, а мелкие перипетии случаются в жизни каждого живого существа. Но нет, он не ценил своё счастье да и осознал его только сейчас, когда, судя по лицу Хагалара, его ждут пытки, боль и медленная смерть. Все же не зря он столько столетий укреплял кости и тренировал выносливость.       Можно сбежать. Прямо сейчас, пока он один. Обратиться в птицу, долететь до Мирового океана, обратиться в лосося и затеряться в морских глубинах. Только это не решит проблему, а хищники съедят его, так и не узнав, что перед ними асгардец, а вовсе не рыбка. Обращаться в больших хищников надолго он не умел. Да и не решит побег ничего. Он царевич и должен думать об Асгарде, а не о своей жизни, но кто бы знал, как не хотел он спасать Девять Миров такой дорогой ценой! Некстати вспомнилось падение в бездну. Раздробленные ребра, отказавшая правая рука и та нежность, которую проявила Алоизетта, заботившаяся о нем, раненом и умирающем. Алоизетта… Быть может, она — совершенство из Бездны — поможет ему? Но до нее не добраться. К отцу его уже не пустят. Наверняка за дверью стоит стража, а за окнами дежурят вороны. Он не царевич больше, а пленник.              Плотно закрыв за собой дверь импровизированной спальни, Хагалар активировал Тессеракт и перенесся в несостоявшиеся чертоги Тора, Бильскирнир, где его ждали Один и Фригг. Осторожность оказалась излишней: Локи не попытался сбежать или напасть, в нем не пробудились никакие удивительные силы, норовящие уничтожить Асгард после грубого вмешательства в мозг посланника божьего. Можно было не выстраивать такую сложную иллюзию, а оставить детеныша во дворце — тогда и Алгиру ничего не пришлось бы объяснять. Но что сделано, то сделано, остался последний штрих.       — Я решил пойти своим путем, — уверенно заявил маг, стоило померкнуть голубому сиянию. — Я ни о чем не сказал Локи, зато решил, в какой мир Бездны его закинуть: в почти точную копию Асгарда. Соглядатаи будут находиться не с Локи, а рядом с ним. Алгир усыпит его сейчас, а потом…       Хагалар тихо, чтобы даже эхо не отражалось от стен, поведал всё то, что придумал, пока караулил спящего ребенка. Один хмурился, Фригг кусала губы. Им не нравились идеи старого мага.       — Я не позволю, — начала было царица, но ее перебили.       — Прекраснейшая, поверь мне в последний раз. Я не подведу Локи, которого люблю больше жизни. Если все пойдет прахом, но Асгард устоит — казни меня лично. Ты ведь об этом мечтаешь. Я отдам себя в полную твою власть. Мои знания, из-за которых вы меня до сих пор щадили, на самом деле давно переданы другим асам.       — Разве не ты говорил, что никто, кроме Локи?.. — начал было Всеотец.       — Ты считаешь, что я ждал бы твоего ребенка бесконечно? — горько усмехнулся маг. — Я упрям, но не глуп. Боевые маги поселения, почти все, обладают моими силами и в большей или меньшей степени моими знаниями. Магия в поселении настолько сильна, и ее так много, что она активизируется даже у самых бездарей, что уж говорить о хороших магах. Лучшие среди моих учеников — это Отал и… а, впрочем, что вам рунические имена. Сами найдете, если захотите. Мои ученики не могут использовать все навыки, которые есть у меня, но они передадут хотя бы часть следующему поколению. Если не Локи, то другим талантливым детям. Так что свою миссию в этом мире я давно выполнил, а все мои родные дети погибли. Я готов перейти в другой мир. Что скажешь, прекраснейшая из бессмертных? Готова ли ты принять мою жертву и позволить мне сделать так, как я задумал?       Фригг развернулась и молча ушла, но Хагалар знал, что это согласие. И что не столько возможность расправиться с ним привлекла ее, сколько возможность сделать что-то по-настоящему дерзкое, красивое. Когда-то очень давно она бы все отдала за такой дерзкий план, но сейчас статус богини домашнего очага мешал ее истинным помыслам.       — Ты сам решил свою судьбу, и даже я не смогу спасти тебя, — грустно произнес Один, памятуя об одной маленькой уловке, которую Фригг могла применить в любой момент — о чарах невидимости.       Хагалар в ответ только усмехнулся. Он так ничего и не понял, несмотря на умение смотреть ауры и хваленую интуицию, которая сотни раз выручала его в самых тяжелых ситуациях.              В отличие от Локи, которого не поставили в известность насчет дальнейшей судьбы, Тор всё знал. И то, что он знал, ему совершенно не нравилось. Он пытался возражать, грозил и требовал, чтобы его отпустили вместе с Локи. Старый маг не возражал и лишь напоминал раз за разом, что Тор — единственный наследник престола, и если они с Локи погибнут вместе, то в Асгарде начнется смута. Если же наследнику нет дела до смуты в Асгарде, то, разумеется, никто не помешает ему сопровождать брата в гибельном путешествии, из которого асгардские воины живыми не вернутся.       Если бы дело происходило два года назад, то Тор, не думая ни о чем, бросился бы за братом, но сейчас он рассуждал здраво и в конце концов признал правоту мага. Скрепя сердце он удалился к себе, собрал друзей и обрисовал сложившуюся ситуацию, угрюмо глядя в огонь и силясь придумать какой-нибудь план. На небе сгущались тучи, валил густой снег — так всегда случалось, когда Тор бывал не в духе. Друзья некоторое время молчали, наблюдая за полетом снежинок в практически ураганном ветре и за постепенно светлеющим небом: Фригг взяла погоду в свои руки, успокаивая ветер и бурю. В Фенсалире она обретала свое настоящее могущество, которое во многом соперничало с возможностями старшего сына.       — Тор, — подал голос Вольштаг, — все это, конечно, крайне неприятно, но жизнь твоего брата не стоит Асгарда. Ты же это понимаешь.       — Толстяк прав, — Фандрал поднялся на ноги и оправил плащ. — Действительно, не стоит, но я к твоим услугам, твое высочество, — он грациозно склонился, обнажив меч, с которым никогда не расставался. — Я готов последовать за Локи. Немного повеселюсь. Да и он будет в моих надежных руках.       — Что ты такое говоришь? Совсем спятил! — Сиф вскочила с софы. — Или пьян. Тор же рассказал нам, что любой асгардский воин погибнет.       — Тебе совсем жить надоело? — добавил Вольштаг. — Забыл, как тебя етуны проткнули?       — Не забыл, — расплылся в улыбке Фандрал. — Как и не забыл, что именно Локи бросил кинжал в сердце етуну, который меня чуть не убил. Не люблю быть у кого-то в долгу. Да и Локи плут плутом и нас чуть не убил, но когда-то мы дружили. Тор — единственный наследник, ему в Бездну нельзя, но нам-то никто не запретит.       — Если уж на то пошло, то он всех нас спас, когда предупредил Одина, — добавил Вольштаг, бросив кубок об пол — золото не погнулось, несмотря на мощный удар.       — Но тогда он спас и себя тоже, — заметил Фандрал, — а меня он спас по своей воле и мог этого не делать.       — Это не повод погибать сейчас ради Локи, — настаивала Сиф. — Тор же сказал, ты ему ничем не поможешь, просто падешь от потусторонних сил.       — Фандрал прав, — тихо произнес до того молчавший Огун. — Я пойду с ним.       — Тогда и я, — пробасил Вольштаг. — Троица воинов сражается вместе…              … — Нет! — рявкнул Один так, что затряслись стены в Валаскьяльве, куда ввалилось пятеро воинов, отвлекая владыку от инструктажа тараканов. — Я не позволю достойным воинам бесславно погибнуть по своей прихоти. Сейчас не то время. Фандрал, если Локи действительно спас тебе жизнь, отправляйся с ним, но никого другого я не пущу. Это задание будет стоить всем вам жизни.       — Всеотец, позволь, — начала было Сиф, но ее осадили еще одним гортанным рыком.       — Вон отсюда, пока я не передумал и не запретил ехать Фандралу! — Один недобро сверкнул единственным глазом. — Вам вообще не следовало знать о происходящем. У моего сына слишком длинный язык.       Спорить с разъяренным Всеотцом никто не посмел, даже Тор. Он видел, насколько отцу тяжело. Но все же на его душе скребли кошки: он предчувствовал, что лавры победителя достанутся другу, а сам он останется ни с чем и даже не увидит легендарных богов Етунхейма!              Дагар никогда не считал себя благоразумным или рассудительным. Он любил авантюры, вмешивался в дела вышестоящих, играл с огнем и в результате сперва оказался в поселении, спасая свою шкуру, а потом, каких-то семьдесят лет спустя, — в Мидгарде из любопытства и жажды приключений. Там он познакомился с Ингваром — такой же сорвиголовой, как и он сам, ужасно падкой на знаменитостей. Разница была только в том, что у Ингвара напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения, о котором Дагар все же иногда вспоминал. Когда Ингвар отправился на человеческую войну и позвал приятеля с собой, мол, там будет круто, Дагар только пальцем и виска покрутил и сказал, что он не дебил. Ингвар не обиделся, на войну все равно пошел и сделал много «клевых фоточек». И не только их. Будучи натурой увлекающейся и заряжающей других энергией, Ингвар с легкостью подхватил идеи Локи. Вдвоем с Дагаром они перетащили в Асгард прорву мидгардской техники, начиная от стиральной машины и заканчивая Мерседесом. Причем большая ее часть работала! Что-то — на квартирно-тессерактном электричестве, что-то — на фракциях нефти, а чему-то не требовался никакой источник энергии. И всё было хорошо, пока не пришел Локи, взбешенный аварией в доме отопления, и не пресек большую часть мидгардских начинаний, оставив лишь парочку приоритетных направлений. Теперь куча человеческого хлама либо пылилась и портилась, либо тайно, потихоньку использовалась.       Неунывающий Ингвар переключился на другую не менее безумную идею — очистку мира от людей с помощью террористов. Как он связался с ними, как соблазнил нескольких боевых магов, Дагар не знал, но наблюдал по телевизору последствия их сотрудничества. Обыватели очень боялись взрывов, поэтому везде понатыкали камеры и магнитные сканеры, но что они могли сделать против мага, который проносил взрывчатку в подпространственном кармане, обманывал камеры иллюзиями и оказывался в сердце самых секретных организаций, просто одурманив солдат и украв карточку, дающую право прохода на запретную территорию? Пока что террористы только пробовали силы магов и ничего глобального не взрывали, потихоньку разрабатывая операции в Нигерии и Китае, а впоследствии и в Европе. Пленному китайцу ни о чем не говорили. С ним вообще почти не разговаривали из-за языкового барьера, только требовали открыть секрет технического успеха людей. Китаец несколько раз пытался донести до асов мысль, что их намерения неосуществимы, поскольку всего населения Асгарда не хватит на то, чтобы обеспечить уровень жизни землян. Поселенцы ему не поверили, и тогда логисты Мидгарда спросили совета умных людей. Они абстрактно обрисовывали ситуацию, царящую в Асгарде, и спросили гипотетическое мнение. Почти все люди говорили разное, но суть оставалась неизменной: шестьсот тысяч существ не смогут возвести у себя всю промышленность современного капиталистического строя. После долгих споров и распрей тинг был вынужден прислушаться к мнению людей, и идею о разворачивании массового производства на территории Асгарда отвергли. Концепция сменилась, правда, не до конца. Тинг спорил и не мог прийти к единому мнению, стоит ли превратиться для людей в богов, используя средства пропаганды и информационной войны, или проще завоевать человечество и поработить? Или часть населения уничтожить вирусом и заменить новыми людьми, а часть оставить, и пусть работают на Асгард? По словам все того же китайца, Асгард для Мидгарда — небольшой город. В его родном Шанхае проживало много миллионов человек. В одном Китае было больше двух тысяч Асгардов, и в общей сложности почти сто двадцать городов имели численность более чем в миллион человек. Обеспечить такой маленький мирок всем необходимым не так и сложно. Мидгард реально сделать вотчиной асов, курортом, рабскими землями или еще чем-нибудь в этом духе. Поселенцы прекрасно понимали, что про протекторат Асгарда современные люди не знают и добровольно не подчинятся. Можно натравить на них каких-нибудь врагов, а потом спасти, явившись в обличие богов, а жертвы принимать не яствами, как раньше, а железными и пластиковыми изделиями — это была самая безумная идея кого-то из целителей.       Варианты расходились, но все понимали, что, думая о далекой перспективе, не стоит забывать о сиюминутной выгоде: стоит хотя бы попытаться освоить технологии людей, внедрившись в вузы. Поэтому учебная группа под руководством финна продолжала постигать человеческие знания, пускай и медленными темпами, а будущих естественников готовили ускоренными темпами. Царевич переделал систему образования, сменил парное обучение групповым, поэтому, когда набралось несколько будущих естественников, их попытались обучать в одном классе по наспех составленной программе. Но какого же было изумление не только доморощенных учителей, но и всех поселенцев, когда выяснилось, что чуть ли не половина новичков прибыла в мир отверженных не просто добровольно, а с конкретными целями, которые еще недавно не могли привидеться никому в самых страшных снах.       — А это правда, что у вас живет и работает сам младший сын Одина? — спрашивали новички.       — Правда, — отвечали им. — Он недавно уехал, но больше года жил здесь.       — Великий Локи! — восклицали новички. — Это он послал к нам обозы с едой, когда мы думали, что не переживем зиму.       — Если вы здесь, чтобы поблагодарить его, то не стоит ради этого менять имя и оставаться с нами, — убеждали их. — Подождите его на близлежащих хуторах, а пока насладитесь творениями его рук — камнями и рисунками — уже в них видно величие бога.       — Нет, мы здесь для того, чтобы узнать, откуда у вас столько еды и прочих волшебств. Мы теперь пропащие души и в семьи не вернемся, но зато разузнаем, что дал вам сын Одина и передадим своим семьям. Наши жизни — малая цена за то, чтобы родственники больше не голодали.       Поселенцы не знали, что отвечать на такие признания. Гордые асы, как огня боявшиеся потерять имя и уйти в мир, который навсегда вычеркнет их из жизни Асгарда, приходили добровольно к преступникам, чтобы получить то, ради чего поселение и было когда-то создано: ради улучшения жизни народа, ради разработки и внедрения принципиально новых устройств и методов ведения хозяйства. Изначальная идея давно забылась, поселение возненавидели, а местные открытия не доходили даже до окрестных хуторов, поскольку асы предпочитали погибнуть от голода, чем прикоснуться к изобретениям отверженных.       Однако Локи накормил народ. А еще он был сыном Одина. А еще хорошо рисовал и за время пребывания в поселении запечатлел окружающую реальность в таких прекрасных графических иллюстрациях, что они вызывали восхищение у тех, кто в жизни не видел ни одной картины. Только сейчас отверженные поняли, почему Локи снабдил обозы не только разнообразной снедью, но и творениями своим рук. В сознании народа укрепилась мысль, что раз царевич не пожалел дорогих красок и собственного времени, чтобы оставить в веках изображения поселения, значит, оно не столь ужасно, сколь гласит молва. И хотя отверженным было обидно, что все их многосотлетние заслуги приписываются Локи, но все же они радовались тому, что теперь хотя бы отдельные семьи признали несомненную пользу поселения. Только вот своим возвышением они рано или поздно привлекут внимание Одина. Пока прислать парламентеров додумались всего три-четыре клана из отдаленных земель. Ничтожная капля в море. Но если поселение из презираемой деревни превратится в благословенный мир науки, которым, судя по летописям, являлось несколько тысячелетий назад, то не поздоровится всем. И единственный способ предотвратить катастрофу — обеспечить Локи трон Асгарда. Поселенцы верили, что Локи не предаст их, ведь они — его армия, готовая идти за ним хоть на край света, но также все знали, что он висельник, что он не нужен Одину и жив, только пока работает над каскетом. Значит, остается одно — убить старшего наследника.       Убийство не только Тора, но даже и самого Одина, с точки зрения закона, не было цареубийством, потому что в последний раз присягу приносили именно Локи, когда он вступил на престол незадолго до падения Радужного Моста. Присягнуть ему успели далеко не все, но судьбу столицы решат не те, до кого недели пути. После гибели молодого царя переприсяги Одину не было, но сейчас, когда Локи вернулся, старая присяга вступила в силу, а значит, большая часть Асгарда формально подчиняется младшему царевичу. Разумеется, только формально: никто никогда не посмеет пойти против Одина, и Всеотец это прекрасно знал. Но на Тора неприкосновенность ни в коей мере не распространялась, а он проявлял беспечность, что сильно облегчало задачу будущим убийцам. На днях он прилетел на молоте, без разрешения зашел в дом Локи, перерыл там всё, не поставив никого в известность о цели своего визита, и унесся прочь, растворившись в снегах.        Локи, подозрительно помолодевший, тоже недавно объявился. Тайно, ночью на пару часов к вящей радости нескольких никогда не видевших его новичков, которым повезло оказаться рядом с монаршей особой. Он предупредил о скором официальном визите брата. Это был сигнал, пускай сам Локи не догадывался, какую ловушку готовит Тору. Старший царевич точно не покинет поселение живым: методы убийства наследника обсуждались столь же спокойно, сколь вкус новой партии водорослей или подозрительную деятельность мастера логистики, с которым раньше у Дагара были очень хорошие отношения. Старик словно не замечал логистов Мидгарда и Хельхейма, проводя всё время с логистами остальных миров. Любопытный Ингвар сунулся с расспросами, но ничего не добился и ушел не солоно хлебавши.       Все эти перипетии произошли за какие-то два месяца. Дагар, большую часть времени проводивший с женой в Норвегии, не успел даже осознать столь стремительных изменений в расстановке сил. Он не знал, чего хотел: остаться со всеми или сбежать в Австралию к Ансур, Алгиру и Эвару. Поехать туда с женой, к примеру, на год, затеряться до лучших времен, а потом вернуться, если будет, куда. Что-то подсказывало ему, что ждать осталось недолго и что скоро наследники Одина сойдутся в смертельной схватке, где на одной стороне будет молот, а на другой — союз науки и магии. И Дагар не был уверен, что хочет наблюдать за кровопролитием. Как и прочие четырнадцать логистов Мидгарда, у которых была возможность сбежать. Ингвар, как обычно презрев опасность, живо обсуждал методы убийства. Дагар обсуждал вместе с ним, но мыслями был далеко и все никак не мог определиться, как же действовать. Он стал рассеянным, часто не замечал, когда к нему подходили, зато спал мертвым сном, поэтому даже не почувствовал, когда острый ножик перерезал шнурок на его шее. Осколок Тессеракта, вставленный в замысловатое мужское украшение, соскользнул в руку Ивара. Ученый с легкой улыбкой посмотрел на свою добычу. Наконец-то ворота Етунхейма откроются перед ним. Он был уверен, что никто не видел его мелкой кражи. Лагура, с упоением читающего ванахеймскую книгу — давнишний подарок Локи, — он не заметил. Как и не заметил, каким странным взглядом проводил его Лагур, вслепую переворачивая страницу, на которой ровным счетом ничего не было ни написано, ни нарисовано.