Локи все-таки будет судить асгардский суд?

На ум приходил Гринольв. Злой, пьющий и бьющий, хотя подобное сочетание в реальности было невозможно: он либо пил, либо бил, иначе с легкостью забил бы до смерти или покалечил любого из своих хрупких воспитанников. Гринольв пугал одним своим присутствием: даже когда не орал, а просто проходил мимо. При одном его приближении стихали разговоры и все норовили спрятаться — что дети, что их смотрители. Из-за его грозной натуры никто из воспитанников сильно не боялся наставников, пускай они и обладали практически безграничной властью. Стоило им переступить негласные правила, тут же, словно по волшебству, появлялся «хозяин» со своими представлениями и дозволенном и справедливом. Правда, иногда «тут же» случалось зим через пять-десять, но случалось обязательно.       Гринольв был единственным живым существом, которому юный Хагалар не стыдился демонстрировать свою слабость, забывая о гордости, выносливости и прочих столь же бессмысленных словах. Впоследствии ни просить, ни умолять, ни уж тем более плакать ему не приходилось.       До сегодняшнего дня — первого дня месяца гои.       Он предпочел бы уверить себя, что все произошедшее — лишь продуманная игра, пьеса, поставленная специально для великого и ужасного Одина, призванная запудрить мозги и наглядно продемонстрировать его фальшивую старческую слабость. Но себя обманывать опасно, поэтому Вождь признал: то было отчаяние, точнее — отчаянное непонимание происходящего, которое он настойчиво гнал от себя долгие месяцы. Сын Лафея не стоил такого позора! Приемыш Одина вообще ничего не стоил! Хагалар окончательно запутался и не мог даже себе толком объяснить, зачем раз за разом спасает поганую дрянь? Пусть величайший душегуб вселенной сам со своим приемным ребенком разбирается, особенно учитывая, как этот самый ребенок его любит.       Обожает.       Души не чает.       Только расставшись с Одином, Хагалар отвлекся от самобичевания и жалости к себе. Он что-то упускал, что-то не сходилось в его картине мира. Что-то забылось, пока они с царской четой якобы дружно защищали дитя от иноземных сил.       Хагалар сел на ступеньки, ведущие к высокому балкону, и мысленно перенесся на полтора года назад. Второе число осеннего месяца. Первая встреча с повзрослевшим Локи. Избитым Всеотцом. Спящим. Покинутым всеми. Какая красивая сказка, почти легенда, только вот Один уже несколько раз заявлял, что телесно детей никогда не наказывал, а Локи точно умеет закрывать сознание от боли. Несомненно, что великий царь мучил его во дворце в течение года, но явно не физически. Слишком уж спокойно ребеночек к боли относится, презирает ее, считает ничтожной слабостью, как и положено бравому воину. Но откуда тогда почти две зимы назад на теле взялись жуткие синяки, напугавшие даже видавшего виды Алгира? Не от Одина, значит… из Мидгарда! По возвращении с проваленной миссии по починке каскета прекраснодушный Ивар в качестве анекдота пересказывал мнение людей о битве зверенышей Одина. Сам Ивар считал, что-то были лишь учения, организованные Всеотцом, но Хагалар точно знал, что это не так. Что смерть Локи — падение с Радужного Моста вместе с Лафеем — произошла на самом деле. Он инкогнито присутствовал на похоронах, он обнаружил прекрасную Фриггу на обломках моста и передал ей часть своих сил, пока она ворожила в Бездне. Что за чары она накладывала, он так и не спросил, а Фригга до сих пор не знала о том, что он помог ей, но в одном Вождь был твердо уверен — волшба была ее инициативой, не Одина. Значит, если кто и спланировал нападение приемного бога на зарвавшийся Мидгард, то прекраснейшая из бессмертных. В это верилось. Точнее, в это хотелось поверить, потому что такая сложная интрига вполне отвечала характеру той Фригги, которую Хагалар знал в юности.       События Мидгарда точно были следствием, а не самоцелью. Царь и царица так или иначе сослали приемыша в Бездну. И приемыш это прекрасно понял, судя по тому, как опасался родителей весь год. Однако сейчас, едва очнувшись, счастливо избежав казни, позвал именно их. Не по расчету, а ведомый лишь чувством не то любви, не то сыновней почтительности. Проявление этого загадочного чувства Хагалар наблюдал во дворце все время. Даже опасаясь отца, Локи не переставал его любить. Другое дело, что, наверняка, убил бы, не моргнув глазом, если бы представился случай занять трон. Никакие чувства не стоят выше власти — Локи явно был сторонником серой морали, а вовсе не правил родного кланового общества. Но всё это не вписывалось в ту картину мира, которую Хагалар составил себе полторы зимы назад и сообразно которой действовал. Что же на самом деле происходило все это время?       Мастер магии постарался воспроизвести в угасающей памяти события теплого осеннего месяца и последующей за ним зимы. И он, и всё поселение уверилось, что Локи смертник, помилованный ради исследований каскета, но сейчас, когда Один решился на убийство, это было спонтанное решение, принятое из-за етунхеймских богов, а не тщательно разработанный план, связанный с ремонтом артефакта. Да и не вышло бы иначе у Хагалара спасти детеныша с помощью обычного ритуала. Подумать только: он — отверженный преступник — выламывал руки самому Одину Всеотцу. Да любой правитель уничтожил бы Гунгриром того, кто смеет шантажировать власть имущих.       Хагалар медленно растер лицо руками — все же не стоило пить эль, даже если он из личной коллекции Всеотца. Голова кружилась, и он окончательно запутался в хитросплетениях и интригах двора. Когда-то он плел их получше Одина, а теперь оказался в роли своих незадачливых жертв. Где правда? Где ложь? Что за игры ведет Всеотец, неужели действительно прикажет Локи обучаться магии? Принять очередную подачку — вновь проявить слабость, а ведь он только что уверял себя, что не будет чужой марионеткой.       Ему не тягаться с Всеотцом — непревзойденным мастером интриг, умудрившимся поставить себе на службу даже невинно усыпленного Гринольва. Хагалар усмехнулся, вспомнив, какими кенингами Один награждал приемного сына: «послушный ребенок», «привыкший слушаться старших» и прочее. Мда, действительно привыкший слушаться… только вот не старших, а собственную гордыню и непомерное самомнение. Впрочем, Всеотец поставил на колени девять миров, вряд ли с одним Локи не справится. Особенно если забыть, что несуществующий венец Девятимирья — заслуга Тени и маленького Локи, но уж никак не самого Одина, которому просто сказочно повезло.        Впрочем, Один был не единственной, хотя и главной проблемой. Была еще одна, поменьше — человек. Если земная женщина не проявляла никакого беспокойства по поводу исчезновения царской семьи, увлеченная расспросами Берканы и Сиф, то мужчина бесцельно шатался по Гладсхейму, в котором уже неплохо ориентировался, и вынюхивал правду. Поэтому Всеотец приказал Тору увести ученого мужа в поселение хотя бы на пару ночей. Уже сегодня человек должен был вовсю разливать кислоты по пробиркам, и Хагалар хотел в этом убедиться лично, но неожиданно столкнулся с Тором нос к носу в оживленном коридоре.       — Мой друг никак не соберется. Перенесем отъезд на завтра. А как там Локи? — спросил Тор и не отставал, пока не получил обнадеживающий ответ, что сводному братцу все лучше и лучше. Хагалар едва отвязался от навязчивой единственной плоти Одина и незаметно пробрался в покои ученого мужа. Тот, перепачканный и взъерошенный, действительно возился с каким-то земным оборудованием. Из полуоткрытых сундуков торчали диковинные мидгардские предметы, в том числе уродливая техника, напомнившая Вождю о давно забытых обязательствах перед миром отверженных.        Оберегая здоровье поганой твари, Хагалар совсем забыл о поселении и проблемах, с ним связанных. Он даже не проследил за подготовкой к приезду гостей. Надо срочно исправлять положение.       За окном стремительно темнело, а в темноте лететь птицей небезопасно — слишком легко сбиться с пути. Хорошо, что в Асгарде вывели специальную породу лошадей: низеньких, коренастых, выносливых. Верные помощники асов доскачут по любой погоде, даже по вьюге, случавшейся не чаще раза в пятнадцать-двадцать зим. Главное — выбраться незамеченным из дворца, чтобы всякие Берканы не попались по пути — лишние глаза и уши сейчас ни к чему.       Хагалар тайными тропами покнул дворец и даже позаимствовал вполне сносную лошадь, но добрался до поселения лишь глубокой ночью — в самый разгар работ. Лучше бы лыжами воспользовался — и то быстрее получилось бы. Над гигантскими уродливыми воротами и вдоль главных улиц поселения висели газовые фонари — когда Вождь спешно покидал почти родной дом, их только планировали повесить, причем втайне от Локи. И вот очередной проект осуществлен — еще одна фракция нефти пригодилась.       — Где ты был полтора месяца? Wir haben dich schon begraben! — наперебой загалдели мастера, собравшиеся в доме документов, освещаемом яркой газовой настольной лампой. На месте мастера магии расселся немолодой конкурент, но Вождь не удостоил его вниманием. Не могли же маги полтора месяца обходиться без мастера, а Хагалар, окончательно потерявший голову от беспокойства за здоровье неблагодарного ребенка, совершенно забыл о времени. Полтора месяца — неужели он и в самом деле так долго отсутствовал? А еще заявлял Одину, что не вернется во дворец из-за обязательств перед магами. Да он их уже нарушил и даже не заметил. Вот ведь поганый детеныш! В заворотном мире если представитель местной власти, годи, уезжал из своего округа, то обязан был при свидетелях передать власть преемнику. В научном мире такого правила не существовало, потому что уезжать было некуда, но Хагалар мог бы и сам додуматься до столь простого решения. О чем он думал? Правильно, о чем угодно, только не о нуждах подопечных.       — Вам просто повезло, друзья мои, что здесь сейчас я, а не Тор с человеком, которые должны были приехать. Seid ihr für die Gäste bereit? — строго спросил Хагалар, избравший защитой нападение. Он не прогадал: мастера понятия не имели о приезде члена царской семьи. Да и в самом деле, откуда им знать? Хагалар с Одином старались побыстрее отослать изнывающего человека, но совершенно не подумали о том, чтобы предупредить поселенцев о новой головной боли. Вождь мысленно костерил себя последними словами — мерзкая плоть Лафея вышибла у него последние мозги. Может, и правда пора уступить место новому мастеру, а самому устроиться в слуги к великому царевичу — скоро ни на что другое он просто не будет способен.       — Слушайте меня внимательно: гости приедут завтра утром. У вас есть время убедиться, что спрятано всё, что должно быть спрятано, и отгорожено всё, что должно быть отгорожено. Быстро. Wir haben keine Zeit. Особенно следите за людьми — человек не должен встретить ни одного себе подобного, пусть даже и праздношатающегося сына нашего прекрасного логиста. Людей в поселении нет и никогда не было — зарубите это себе на носу и на носах ваших подчиненных.       Все забегали, засуетились, заметались, больше всего — новый мастер магии, с уверенностью и бесстрашием смотрящий на своего бывшего начальника. Надеется, что должность останется у него. Пусть пока посидит на почетном месте — Хагалару еще придется вернуться во дворец, он же Одину опрометчиво обещал позаботиться о контуженной етунской твари. Сейчас не до дележки власти среди отбросов и трусов.       — Хагалар, ну quel diable тебя нет именно тогда, когда ты нужен! — в дверях возник взъерошенный, только что разбуженный Ингвар, чуть не столкнувшийся с собственным мастером. — Наконец-то ты приехал. Мне нужны твои личные маги.       — Что там у тебя? — заинтересованно спросил Хагалар, и Ингвар быстро, порой перебивая самого себя, изложил свой план по поднятию с морского дна боеголовок и отправке их в Асгард. Заодно похвастался своими достижениями в борьбе с белыми людьми посредством спонсирования местных организаций профессиональных убийц.       — Так ты, счастье мое, хочешь заполучить в свои сети лично мне верных магов для вооружения Асгарда ядерным оружием, — задумчиво протянул Хагалар, на ходу обдумывая открывающиеся перспективы. — Хорошо, бери. Поднимайте свои игрушки.       — Вот это дело, это я понимаю. Ла-ла-ла! — лицо Ингвара расплылось в предвкушающей улыбке, и Хагалар полностью разделял его чувства. Настоящее радиоактивное оружие. Ни один бог перед ним не устоит. Никто перед ним не устоит, судя по фильмам и научным программам людей. Обладание им — путь к настоящему межмировому господству, против которого никто не посмеет выступить. И не понадобятся обученные войска Гринольва. Даже если радиация не подействует на великанов Муспельхейма или Етунхейма, то все живое в их мире погибнет — и окажутся великаны единственными выжившими посреди выжженной пустыни с отравленными водами и кислотными дождями. Исследования радиоактивных элементов проводились во всех мирах, ученые прекрасно знали об опасности, подстерегающей на каждом шагу, но никому не пришло в голову создать на основе радиации новые виды оружия. Теперь главное — не допускать в мир смертных представителей других миров, чтобы оставить ядерное оружие тайной. И пусть считают, что Асгард сам до всего додумался. Перспективы открывались невероятные, их стоило обсудить всем тингом и хорошо подумать, прежде чем действовать в открытую.       Не успел безмерно довольный собой Ингвар покинуть дом, как пришла Кауна — целительница, никогда прежде не считавшая Вождя персоной, достойной разговора.       — Хагалар, мы ждали только тебя, чтобы принять важное решение.       — Какое же? — рассеянно пробормотал маг, мыслями находясь далеко от поселения и даже от Асгарда.       — Мы синтезировали рабочую модель вируса для уничтожения людей и хотим провести его испытания в одной маленькой стране. Это остров Ниуэ. Он отдален от материков, не входит в состав Европы и Америки, которых так опасаются логисты. Там живет полторы тысячи жителей, которые успели уничтожить леса, но ничего ценного взамен не создали. Мы хотим запустить вирус и поставить магический купол, чтобы он не разлетелся раньше времени по всей планете.       — Полторы тысячи — выборка неплохая… — задумчиво протянул Хагалар, оторвавшись от своих мечтаний. — Девочка моя, люди с материка наверняка объявятся, как только начнется эпидемия. Вирус вы, положим, куполом отгородите. А как не пустите людей, не привлекая к себе лишнего внимания?       — Wir haben uns darum gekümmert(5). Остров находится в океане. Маги-стихийники поддержат плохую погоду в воде и на воздухе: штормы или торнадо. Вирусу должно хватить двух недель, чтобы уничтожить всех людей. А потом мы свернем купол в шар и таким образом не допустим распространения вируса.       — Gefährlich, — пробормотал Хагалар. — Хотя warum nicht? Я потом об этом подумаю, ты не против? Сейчас надо готовиться к приему старшей плоти Одина. Но я думаю, что идея неплоха. Поговори с магами, которые тебе нужны, а я потом тоже с кем-нибудь поговорю.       Хагалар знал, насколько нелюдима Кауна, насколько ей сложно вести переговоры, насколько сильно она любит предметы одежды, и насколько мало — живых асов. И кто только отправил ее договариваться с ним об острове? Наверняка, недоброжелатель. Или тайный поклонник. Вождь не сомневался, что ни с какими магами она лично говорить не станет, зато он выиграет немного времени на обдумывание и решение более насущных вопросов, чем жизни полутора тысяч человек из, кажется, семи миллиардов.       Кауна лишь сдержанно кивнула, ничем не выдав неудовольствия, и собиралась покинуть теплый дом документов, как вдруг остановилась в дверях:       — Если будешь искать Отал — она подле Ивара.       — А с ним-то что? — мгновенно подобрался Вождь. Он совершенно забыл о втором пострадавшем от рук царевны Етунхейма.       — Я не знаю точно. Спроси у Отал. Он в коме.       — Этого не хватало. А что Раиду? — Вождь мгновенно вскочил, разом выкинув из головы и смертных, и ядерные боеголовки.       — Раиду занимается исследованиями людей вместе с Черной Вдовой.       — Так это он разработал вирус, гениальный он наш?       — Нет, — покачала головой Кауна. — Он занимается не этим. И лучше не видеть, чем именно, — с этими словами Кауна удалилась. Больше всего ее предупреждение было похоже на месть за задержку осуществления плана уничтожения человечества. Всё этим ученым вынь да положь на блюдечке — а кто будет думать о последствиях, если не мастера! Обеспокоенный судьбой бывшего софелаговца, Хагалар последовал за целительницей, но в дверях столкнулся с мастером логистики, повторив недавний горестный подвиг Ингвара. Алгир схватил его за плечи и не дал проскользнуть мимо, всем своим видом давая понять, что его дело совершенно точно не терпит отлагательств.       — Оххх, какой же ты прыткий. Не успел приехать, как уже куда-то мчишься.       — Да вот не успел приехать, как меня огорошили сперва фонари, а потом не в меру предприимчивые асы, которые эти самые фонари и установили, — бросил Вождь, мягко пытаясь высвободиться. — Мне срочно надо к нашему больному Ивару.       — Подождет твой Ивар, обязательно подождет, — мастер логистики проявил несвойственную ему настойчивость, и Хагалару пришлось сдаться. — Что ему сделается? Он уже пять ночей в коме и еще столько же пробудет. Не рассыплется. Я о другом хотел поговорить.       — Если ты про боеголовки…       — Нет, нет, я о другом. Но тут прочитать проще, чем рассказать, — Алгир протянул свернутый пергамент. — Мои ребятки в других мирах постарались. Вот это Муспельхейм. А это Свартальвхейм. Немного Хельхейма, ну, разбирайся сам. Солнышки мои ясные работали, не покладая рук.       Хагалар схватил первый же документ и невнимательно пробежал глазами. Нахмурился. Прочитал внимательнее. Взял второй документ, третий, четвертый. Это были отчеты, расшифрованные диктофонные записи, тайные договора и подслушанные разговоры. Чего там только не было.       — О Иггдрасиль! — с трудом выговорил Хагалар, прочитав едва ли половину бумаг.       — Я вот так же вначале подумал, а потом поразмыслил и решил, что все к лучшему, — пояснил Алгир. — Семь миров клянчат Локи на троне, но, сам понимаешь, раньше, чем через полсотни зим, это невозможно. Надо лишь дать гарантии. Мы ведь тоже о его благе печемся.       — Позволь уточнить, mein Lieber, то есть вы всё это, — Хагалар выразительно обвел рукой кипу свитков, — провернули с помощь осколков Тессеракта? Вы неосторожны: почему у вас их еще не отобрали и не развязали новую войну?       — Тут волноваться не о чем. Никто не знает, что осколки на нас. Все уверены, что есть аналог Радужного Моста. Что не мы прыгаем по мирам. Что устройство работает. Тайное. Секретное. Так как здоровье нашего царевича? Если все в порядке, то сходи с ним в другие миры. Объяснись. Du bist grade sein Vormund. Наобещай мирам то, чего они хотят.       — Ты говоришь о заговоре против царской власти как о прогулке верхом, — съязвил Хагалар.       — Да разве это не просто? Всеотец уже раз менял царя Асгарда. На своего старшенького. Кто же помешает теперь на младшенького?       — Ты прекрасно знаешь, что.       — Ну пятьдесят-то зим — не срок. Иномирцам лишь гарантии нужны, сам понимаешь. Что Локи взойдет на престол. Что все изменится. Для них к лучшему.       — Все гораздо сложнее, чем тебе кажется, мое старое счастье, — пробормотал Хагалар, просчитывая все возможности. — Я напишу своей шпионке — пусть немедленно приезжает. Как же это все не вовремя!       Алгир не разделял его скептицизма. Он наивно полагал, что стоит пообещать мирам всевозможные блага, как они тут же перестанут бузить и пятьдесят зим или даже больше терпеливо прождут воцарения Локи, ведя себя тише воды ниже травы. А у Хагалара не было сомнений в том, что решать межмировые конфликты надо сейчас, а не через пятьдесят лет. Только вот заниматься этим некому. С диким трудом, едва отбившись от приставучего и очень медленно разговаривающего мастера логистики, Вождь добрался до дома, где лежал Ивар в окружении целителей и парочки уставших боевых магов.       — Девочка моя, поведай блудному мне, что случилось, — попросил Вождь у Отал — своей немолодой протеже.       — Я сама немногое видела, — женщина сладко зевнула и с чувством потянулась, прогоняя остатки сна, — aber ich habe gehört…       Двух минут сжатого пересказа хватило Хагалару, чтобы осознать всю серьезность положения. Для очистки совести он просканировал Ивара изнутри, ни на что особо не надеясь. Ивар был неестественно бледен и совершенно не походил на метавшегося в бреду Локи. Хагалар остался с ним, отослав магов спать. Голова шла кругом от навалившихся разом проблем и предложений. Близился рассвет и появление старшего царевича вместе, а Хагалар все никак не мог решить, что делать дальше: то ли возвращаться во дворец, то ли вызывать Царицу Листиков и прямо сейчас обсуждать международную тайную политику, то ли… То ли явиться к Одину, рассказать обо всем, снять с себя ответственность и пусть горит всё синим пламенем, и поселение в первую очередь со всеми своими политическими играми и мечтами о мировом господстве, а также боеголовками, вирусами и газовыми фонарями, которые отлично сочетаются с цветом этого самого пламени.              Один Всеотец, законный правитель Девятимирья, был вполне доволен происходящим. Верная супруга мягко, но подробно допросила Локи о снах и выяснила, что помнит он их урывками и не воспринимает всерьез, как и многие моменты собственной жизни: потребовалось несколько часов, чтобы расставить по местам многочисленные воспоминания об Асгарде и иномирских походах. Заодно вскрылись отдельные приключения царевича в Бездне, которые по антуражу не относились ни к одному из миров Иггдрасиля. Посторонних частиц в его теле больше не было — по крайней мере, так утверждала Эйр после подробного всестороннего исследования.       — Его высочество очень сильно истощен как физически, так и духовно, — таков был вердикт целительницы. — Несколько дней ему следует правильно питаться и отдыхать, а потом постепенно переходить к тренировкам. Борьба с инородными частицами отняла у него все силы.       В ту же ночь Один пробрался к спящему Локи и вложил в руки слабенький артефакт из Етунхейма — преображение свершилось молниеносно, но даже не разбудило спящего. Несмотря на кровомагию и прочие внутренние изменения, полукровкой Локи остался вместе со всеми преимуществами и недостатками своей истинной природы.       — Что ж, Асгард спасен, пора готовиться к свадьбе, — заявил Один царице перед сном.       — Я попрошу мидгардскую деву помочь мне, — предложила Фригг, не открывая глаз: события последних ночей утомили ее нисколько не меньше, чем Локи.       — Очень хорошо, — кивнул Один. — Пусть Тор развлекает ученого мужа, ты — ученую женщину, а я прослежу за нашими новыми бойцами.       С этого дня Всеотец ни на минуту не оставлял без внимания тренировки воинов, получивших невообразимую силу. Не всегда лично, порой через воронов, но он не спускал с них глаз. Трем магам, бывшим в составе группы смертников, повезло особенно сильно: из посредственностей они превратились в избранных. Их силы были настолько велики, что они боялись ими пользоваться, чтобы не устроить наводнение, извержение вулкана или землетрясение. Один собирался попросить Хагалара заняться новыми дарованиями. Старый друг так хотел найти достойного противника, вот пусть и вырастит, если противники априори не сильнее его, пускай и получили свое могущество не благодаря таланту и долгим тренировкам, а путем всего лишь одного смертельно опасного задания. Не зря в Асгарде считали, что никакие таланты и силы не сравнятся с удачей, полученной от предков — защитники Локи только что подтвердили древнюю премудрость.              Брюс Беннер примерно представлял себе, чем занимается таинственное якобы научное поселение, поэтому тщательно готовился к поездке, собирая небольшой чемоданчик килограмм на пятнадцать из общего багажа в шестьдесят. И пускай поездку пришлось отложить из-за внезапной поломки оборудования, едва устранимой без электричества, но все же к следующему утру багаж был готов и уложен со всем тщанием. С первыми лучами позднего рассвета Тор ворвался в покои, хотя вчера обещал, что придет в середине дня, то есть не раньше трех. Брюс не выспался и забыл спросить, по какому времени они договаривались: по асгардской двенадцатичасовой системе или по нормальной? Тор, не обращая внимания на отчаянно зевающего друга, одним пальцем поднял пятнадцатикилограммовый чемодан и пошел по роскошным, нетопленным галереями, подействовавшим не хуже контрастного душа. Не выспавшийся Беннер во всех подробностях представлял себе беседы о математике уровня начальной школы с целительницами окрестных усадеб, однако Тор расстроил все его планы. Прогуляв по громадному замку, по мнению наручных часов, с четверть часа, они вышли на высокий балкон, покрытый снегом и инеем. Тор одной рукой прижал к себе чемодан, другой вскинул молот и велел хвататься за шею. Брюс, едва держащийся на ногах из-за порывов холодного ветра, настолько не ожидал подобного предложения, что не успел предупредить о большом парне и его мнении насчет передвижения по воздуху.       Тор резко сорвался с места и полетел с сумасшедшей скоростью: холодный воздух рассекал глаза, норовя обморозить все незащищенные одеждой части тела, а за каждый вдох приходилось бороться. Если бы эта изощренная пытка длилась хоть на одну минуту дольше, то авантюра Тора точно закончилась бы гибелью последнего в объятиях Халка. Как впоследствии посчитал Беннер, они летели со скоростью, превышающей сто двадцать миль в час.       — Добираться до поселения по снегу — сплошная мука, — пояснил Тор, опуская стремительно зеленеющего Беннера на снег перед высоким частоколом. — А так добрались с ветерком. Правда, здорово?       Брюс, немного отдышавшись и успокоив бешено колотящееся сердце, решил не устраивать разборки. Сам дурак, что не предупредил о возможных последствиях. Халк еще немного порычал, но все же затих к вящей радости доктора. Брюс поднялся на ноги, опираясь на руку Тора и отряхиваясь. Синий плащ с глубоким капюшоном даже не намок от лежания в снегу.        Частокол с большими резными воротами ничем не напоминал город богов, скорее — средневековую европейскую крепость века эдак тринадцатого или четырнадцатого. И откуда неведомые строители взяли столько больших крепких бревен, если почти все леса в Асгарде сведены? Да и зачем делать деревянные стены, когда вокруг валяется столько надежного и не вспыхивающего от одной спички камня? Внешние стены магическо-научного мира совсем не впечатляли, но Беннер по себе знал, насколько обманчива бывает внешность и первое впечатление, по ней составленное.       Ворота, высотой не менее четырех ярдов, открылись с трудом и скрипом, явив не только пожилых асов в плащах из некрашеной ткани, символизирующих низшее происхождение, но и немыслимую мешанину запахов, прежде надежно удерживаемую магическими бревнами. Беннер пожалел, что не взял с собой противогаз — слишком хорошо знал, что это за немыслимая смесь газов. Пары хлора, азота… боги дорогие, что еще там понамешано?!       — Тор, постой, туда нельзя входить! — Беннер схватил друга за руку до того, как тот двинулся навстречу местным ученым. — Задохнешься.       — Да брось, так только сначала, — отмахнулся Тор, ничего не смыслящий в отравляющих веществах. — Сейчас привыкнешь и не почувствуешь.       — Его высочество совершенно прав, — подобострастно склонился ас, сильно прихрамывающий на правую ногу, — все вредные соединения фильтруются, запах — остаточное неприятное явление, к нему привыкаешь. Но позволь оказать тебе любезность, ученый друг из Мидгарда.       К Беннеру подошел другой невысокий мужчина, чье лицо было полностью скрыто бородой, пышными усами и теплой шапкой. Он сделал пару пассов руками прямо перед носом Брюса: дышать стало тяжелее, зато противный запах исчез.       — Вот и все. Просто немного волшебства, Euer Gnaden, — маг поклонился лично Беннеру, чем привел того в настоящее смущение. — Двери научной деревни раскрыты перед тобой, первый смертный муж, благословленный самим Одином.        Брюс ответил столь же искренним, правда, неуклюжим приветствием: за месяц, проведенный во дворце, он привык к тому, что с ним обращаются неизменно вежливо, но снисходительно, а отверженные мгновенно возвели его на пьедестал за неизвестные лично ему заслуги. Это было приятно, хотя и настораживало. Ученые расступились, пропуская его вперед вместе с Тором, и он торжественно вступил на территорию главного научного оплота Асгарда под петушиные крики и гусиные переговоры — в поселении жило много домашнего скота, хотя на улице никого не было видно. Скрипучие ворота за спиной закрылись без малейшего звука, отрезая гостей от бескрайнего горизонта.       За деревянным магическим частоколом оказался обычный средневековый городок с десятками одноэтажных домиков, без господских домов и церквей. Перед домами стояли разноцветные столбы, похожие на информационные, а некоторые дома были украшены стилизованными изображениями овощей, фруктов и животных. Из печных труб и дыр в шиферных, дерновых и соломенных крышах валил дым. Снег с многочисленных дорожек был счищен и представлял собой причудливый калейдоскоп цветов. Больше всего поразило Беннера отсутствие нечистот от людей и скотины. Навоз — главная проблема человечества вплоть до начала двадцатого века — в Асгарде отсутствовал, и если в золотой столице Беннер даже не вспоминал о таких типичных заботах недавнего прошлого, то крепость отверженных слишком сильно напоминала картинки из учебников по истории. Чистота стала приятной неожиданностью, ведь где есть она — там нет инфекций. Люди додумались до стерилизации только в девятнадцатом веке, когда хотя бы операции стали проводить чистыми руками и прокипяченными инструментами. Асы, далеко отставшие от людей почти во всех сферах жизни, о гигиене знали.       Проводники, не дав толком осмотреться и запомнить дорогу, повели гостей в один из ближайших домов, перед которым стоял столб синего цвета — в местный «лабораториум» — вкрапление латыни в чистую английскую речь предавало происходящему абсурду некоторый оттенок научности. Вход располагался, естественно, с южной, солнечной стороны — об этой особенности Тор успел рассказать, как и о том, что хоронят тоже головой на юг и вообще считают юг самой благой частью света.       Беннер множество раз представлял себе научный мир Асгарда, где создали такую потрясающую вещь как целительные камни. Разумеется, он не ожидал увидеть огромной стерильный, оснащенный по последнему слову техники, научный центр с белыми стенами, кондиционерами и электронными микроскопами. Скорее он думал о нагроможденных друг на друге алхимических лабораториях средневековой Европы, уставленных колбочками со ртутью, серой, мочой и тушками летучих мышей. Однако его самые худшие предположения не подтвердились. Внутри дома, практически лишенного окон и освещаемого масляными лампами и факелами, стояло много как допотопного оборудования вроде щипцов, плошек и тиглей, так и неизвестной техники из разных миров, напоминающей центрифуги и микроскопы, работающее без электричества. Поселенцы с большой охотой показали немыслимый для человечества маленький прибор, который по капле крови или волосу мгновенно определял то, что Беннер привык называть последовательностью нуклеотидов: хромосома любого живого существа раскладывалась на мельчайшие частицы за считанные минуты, наглядно демонстрируя любые участки ДНК и даже транспозоны! Хотя ученые Асгарда и называли мобильные участки ДНК неизвестным Беннеру словом, он быстро догадался, что речь идет именно о них — о том, что до начала двадцать первого века считалось просто геномным паразитизмом: участки, самопроизвольно перемещающиеся и размножающиеся в пределах генома. Местные ученые хвастались, что давно и подробно изучили их, а также, что если в хромосомный прибор положить два разных кусочка кожи, то можно спокойно менять последовательность генов, вставляя в цепочки, спаривая между собой негомологичные участки хромосом и достраивая цепочки подобно тому, как поступают простейшие, захватывая чужие кусочки ДНК и встраивая себе в геном. Беннер только рот раскрыл от изумления — лампы с рыбьим жиром и вершина генной инженерии стояли на одном столе и прекрасно уживались друг с другом. Местные ученые, видя его замешательство, подлили масла в огонь, наглядно продемонстрировав свою основную сферу деятельности: сочетание науки и магии придавало волшебным артефактам практически любые свойства. По словам местной администрации, ученые Асгарда занимались не столько чистыми научными исследованиями и усовершенствованием своего отсталого мира, сколько поддерживанием магической гармонии Девятимирья. Они сами или, в случае сопротивления, элитные войска Одина, изымали обнаруженные сверхсильные артефакты, хранящие в себе ужасающе много энергии, и возвращали вместо них несколько маленьких, в сумме дававших столько же энергии. В поселении скопилось множество сильных магических штучек, запрещенных к использованию. Из них постепенно изымали магическую боевую энергию и перерабатывали в полезную для общества.       — Сверхсильные артефакты образуются сами раз в несколько сотен лет, — пояснили ученые. — Научно доказано, что каждый из них питается энергией своего мира, истощает его и в конце концов приводит к гибели. Если им воспользоваться на войне, то порвется сама ткань мироздания. Справиться с артефактами под силу только чистокровным магам-асам, не полукровкам. Это еще одно доказательство превосходства нашей расы над всеми прочими.       У Беннера, как и у большинства людей земного шара, были свои неприятные ассоциации, связанные с расовым превосходством, но асам он их не озвучил, поскольку «боги» безбожно путали понятия «вид» и «раса». К тому же если асы знали о теории золотого миллиарда, то себя он выставит не в лучшем свете. Затевать ссору в день знакомства ни к чему, поэтому он слушал, кивал и трогал некоторые особо притягательные артефакты, многие из которых обладали изумительной красотой и изяществом.       Наряду с поддержанием общемировой гармонии ученые пытались решить некоторые асгардские проблемы, например, с отоплением, но получалось у них сильно хуже, чем с артефактами. Беннеру с гордостью показали дом, отапливаемый трубами, причем на Тора установка произвела огромное впечатление. Трубы несли явный отпечаток земной техники, поэтому Брюс решил рассмотреть их поближе. Тору они быстро наскучили, и он ушел по своим делам, оставив друга на растерзание естественникам, пытавшимся сразу на нескольких языках втолковать ему, как они устроили отопление и как перегоняли нефть. У Брюса закрались нехорошие подозрения, что асы и сами не очень-то понимают, что именно построили. Он запросил какие-нибудь документы, которые, естественно, оказались на асгардском, однако его заверили, что в самом скором времени перепечатают на английский. Брюс не стал уточнять, что имеется в виду под земным словом «перепечатать» и почему нельзя какой-нибудь магической штучкой мгновенно перевести текст на удобоваримый язык. До генной инженерии асы додумались, а до гугл-переводчика — нет? При том, что в каждом из Девяти Миров куча языков. Когда он попробовал мягко расспросить о переводчиках, то узнал еще одну шокирующую новость: асы с легкостью учили языки и любой ученый знал не меньше тридцати-сорока, чего вполне хватало для общения с учеными всех развитых миров. При переводе часть смысла терялась, большинство реалий, особенно магических, затрагивали тонкое строение каждого конкретного мира и были непереводимы на другие языки в принципе. Асы собирались прочитать гостю лекцию по магии Девяти Миров, но он остановил их — на него и так слишком много всего свалилось разом. Зато стало понятно, почему все с легкостью говорят на английском.       Наконец, естественники отправились гурьбой «перепечатывать» текст, а Брюс получил возможность без помех осмотреться на новом месте. Правда, недолго.       — Euer Gnaden(11) так волнует отопление, — послышался из-за спины глубокий женский голос. Беннер обернулся и едва не ослеп от брильянтового колье и золотых украшений, переливавшихся на плечах, шее и руках привлекательной асиньи средних лет, державшей в руках яркие факелы, свет от которых выгодно подчеркивал все достоинства ее фигуры. Длинное совсем не зимнее платье с бретелями скреплялось черепаховидными фибулами. Распущенные волосы были украшены кружевными узорчатыми лентами, а не собраны в пучок, что говорило о свободном статусе. Либо незамужняя, либо вдова. Почему-то Беннер вздохнул свободнее, когда разглядел прическу и не увидел на поясе ключей — символа хозяйки дома. Вместо них на золотом поясе висели искусно вырезанный гребень, какие-то безделушки и сакс, хотя Тор говорил, что женщина не носит никакого оружия. Да и зачем носить его в тюрьме?.. Мысль промелькнула и исчезла, не задержавшись в голове. Не так уж и часто Брюс встречал на Земле хорошеньких женщин. В Асгарде красивой была каждая вторая, однако новая знакомая выделялась среди всех, кроме, пожалуй, Фрейи.       — Отопление — не самая наша большая проблема, — женщина подобрала юбку и приблизилась вплотную, нарушая личное пространство и открывая стройные щиколотки без малейшего изъяна. — Деторождение — вот камень преткновения. Мы вымираем. Быть может, Euer Gnaden сможет нам помочь?       Ее пальцы, походя, едва заметно коснулись пальцев Беннера, и его словно током прошибло. Так и хотелось спросить, в каком смысле он должен помочь: разум кричал, что от него требуют исследований, но тело упрямо твердило, что нет лучшего способа помочь, чем разбавить генофонд свежей кровью. Лучше собственной. И пускай за прелюбодеяние в Асгарде полагалось объявление вне закона — с другом царского сына ничего не сделают. А женщина… В такие моменты думать о проблемах женщин вовсе не хотелось.              Тор никак не мог придумать, чем бы ему заняться в непостижимом мире отверженных. Он привез сюда Брюса по просьбе отца, но сам недолюбливал не только местное население, принявшее Локи как родного, но и местную отравленную землю. Пускай снег и скрывал ее истинный цвет, но Тор хорошо помнил, как она выглядит в летнюю половину года — гораздо омерзительнее, чем местный воздух. Да и сам снег, лежавший на обочинах тропинок, был каким угодно, но только не белым.       Старший царевич немного послонялся меж домов, дошел до реки, потом до Речки, но ничего так и не придумал. Заглянул к Беннеру — услышал краем уха какие-то незнакомые научные термины. Лучше бы он брата навестил, несмотря на неудовольствие отца — вдруг ему нужна помощь; или в очередной раз попробовал одолеть непобедимого Фандралла.       Сына Одина, владельца Мьельнира, невероятно раздражал тот факт, что в Асгарде появились по-настоящему сильные воины и маги. А вдруг они окажутся достойными, как та девчонка из Бездны? Противно заныли зубы при одном воспоминании об Алоизетте и поцелуях, которыми она буквально покрывала лицо Локи. Дама сердца брата ради него прибыла в Асгард, собираясь отбить его у Всеотца, словно ценный трофей, а что сделала Джейн ради своей любви? Отказалась от нее! Тор до сих пор не смирился с решением смертной девы. Он собирался поговорить с ней еще раз и объясниться окончательно. Теперь-то она видела всю мощь и великолепие Асгарда. Он предлагает ей войти в сонм богов и вести жизнь во много раз лучшую, чем та, которую она могла позволить себе в Мидгарде, стесняемая деньгами и ЩИТом. Несмотря на все различия, вскрывшиеся между богом и смертной, несмотря на гордыню асов, в сердце Тора все еще теплилась надежда, что если немного подождать, то Джейн полюбит золотой мир, а асы оценят ее несравненные достоинства. Тор все еще испытывал чувство искренней привязанности. Пускай теперь, когда Сиф обещана другому, жениться на Джейн он не мог, но никакие политические интриги не помешают ей остаться дамой сердца, ради которой он совершит немыслимые подвиги.       Несколько раз к мечтающему Тору подходили местные жители и в самых изысканных выражениях предлагали помощь, или выпить, или еще что-нибудь столь же приятное во дворце и опасное в поселении. Он мужественно отказывался и, в конце концов, приказал исполнять любое желание своего друга. Объяснил, что это не просто его приятель, а еще и посланник самого Одина, призванный решить какие-нибудь сложные проблемы научного мира. Его заверили, что с человеком все будет в полном порядке. Обещали извещать обо всех новостях. Поселили Брюса там, где раньше жил Локи. Тор велел скучающим рабам брата обслуживать человека так, как если бы это был сам господин. Он оставил подле кровати чемодан, наказав ни в коем случае его не трогать, и улетел обратно в Гладсхейм, раздумывая о матримониальных планах. Ему сложно было найти себе подходящую пару, потому что типично женские достоинства не вызывали в нем ничего, кроме скуки, почти все воительницы, кроме Сиф, оказывались слабыми, а целительницы… Да что целительницы — лишь прислуга, обязанная латать тела бравых воинов. Ничем не лучше посудомоек, разве что более обученные. Вот Джейн он по-настоящему уважал: ведь она одна додумалась до Моста Эйнштейна-Розена, аналога Радужного Моста. Ее очень ценили на Земле, причем даже мужчины, а сама она отличалась не только мудростью, но и храбростью: отринув страх, она бросилась к нему, когда рядом стоял Разрушитель, готовый разнести ее на кусочки. Удача, что железный монстр не стал атаковать. Тор видел множество достоинств в своей несостоявшейся невесте и вычеркивать ее из своей жизни совершенно точно не собирался. Скорее он готов был в срочном порядке найти официальную, угодную матери жену, чтобы никто не мешал ему провести со смертной великой любовью все оставшееся ей время.              БОльшему испытанию верные друзья еще никогда не подвергались. Чтобы один из них — балагур, весельчак и любитель женщин — вдруг стал сильнее, чем все они вместе взятые — это было просто немыслимо! А виноват во всем был проклятый Один, не пустивший их на верную смерть, отговорившийся какими-то ничего не значащими причинами. Наверняка заранее знал, чем дело кончится, и специально всё подстроил — по крайней мере, друзья Тора были в этом искренне уверены. Всеотец сделал всё, чтобы боевой союз, прошедший через множество боев и пиров, навсегда распался. А сколько всего они пережили вместе за несколько столетий. Сколько монстров уничтожили, сколько бочек вина испили…       Их всегда было шестеро, и пускай отношения с возрастом менялись, одно оставалось неизменным — крепкая дружба. Блистательный старший царевич, признанный лидер не в силу древнего рода, а в силу характера. Его маленький брат, таскавшийся за ним, как и положено младшим братьям. Царская невеста, нареченная с детства, обязанная изучить повадки будущего мужа. Троица воинов — трое друзей, закаливших характеры в боях местного значения. Во время войны с Етунхеймом они были малы, но принимали активное участие в подавлении восстаний последних столетий, а также в разбойных нападениях на подчиненные миры. И кому какое дело, что назывались они карательными операциями и были призваны подорвать возрождающиеся силы противника? Трое воинов были связаны общей судьбой и удачей, они выжили там, где пали другие, они поклялись друг другу в вечной дружбе и стали прозываться «троицей воинов», несмотря на разницу в возрасте и расе. Один приблизил их к себе, и вот однажды произошла роковая встреча со старшим царевичем. Ему было около восьмисот зим, он уже бредил походами, и Всеотец поручил троице воинов взять его с собой. Одного, без маленького Локи. Они провели несколько прекрасных дней и ночей вчетвером и выяснили, что служить Тору гораздо приятнее, чем Одину. Воины хотели стать всего лишь его свитой, но он с легкостью сделал их друзьями — свел с Локи и Сиф. И вот почти триста лет они вместе. Тор возмужал и должен был взойти на престол, но честолюбивые мечты не сбылись. Зато в его жизни появились люди, которые заменили ему всё, даже семью. После скоропостижной смерти брата Тор никогда о нем не заговаривал, будто всегда был единственным ребенком в семье, зато очень много говорил о людях, о своей «первой настоящей любви», как он окрестил смертную женщину, в которой троица воинов, даже встретившись лично, не разглядела ровным счетом ничего изумительного.       Когда разнеслась весть, что Локи жив и находится в Мидгарде, Тор ничем не выказал радости, лишь попросил у отца дозволения забрать брата домой. Впоследствии он проявлял к Локи крайне мало интереса, даже когда тот гостил в Гладсхейме. Троица воинов и Леди Сиф не укоряли его, но обсуждали создавшееся положение меж собой. Если Тор с такой легкостью выбросил из жизни брата, то с ними и подавно легко расстанется. Что и происходило сейчас на их глазах: сперва расстроилась свадьба Сиф, потом в пресветлом Асгарде появились живые люди — друзья наследника. Да еще и загадочное перевоплощение младшего царевича, поход в Бездну и неожиданная развязка: Локи в полумертвом состоянии, Тор проводит время со смертным, Сиф готовится к свадьбе, а Фандралл наслаждается новыми силами. Вольштаг и Хогун остались одни, но сколь просто было им общаться в компании, столь же тяжело оказалось сейчас, наедине: слишком мало у них было общего. Привычный мир, кропотливо выстраиваемый триста зим, рухнул. И не Локи был тому виной, а Один, сославший Тора в Мидгард и не позволивший троице в полном составе сопровождать Локи в Бездну. Раньше троица воинов была примерно равна по силам, теперь это было вовсе не так. Внешне Фандралл не изменился ни на йоту — был все таким же субтильным асом среднего роста и телосложения. Под его тонкой кожей не заиграли мускулы настоящего атлета, а с пальцев не срывались всполохи загадочной магии, которой так любил баловаться Локи. Никаких метаморфоз не произошло, но победить его теперь было невозможно: скорость движений стала молниеносной, он умудрялся ловить в полете не только стрелы, но и дротики и даже насекомых. Он будто породнился с бурундуком, мухой, мангустом и змеей одновременно. Пока Хогун мгновенно, как он сам считал, выхватывал булаву из-за пояса, Фандралл успевал десяток раз его опрокинуть. Теперь не только драться, но и бороться с ним стало невозможно. Друзьям казалось, что он не двинул ни единым мускулом, однако они находили себя на песке с противоположного конца площадки. Когда же двое новоиспеченных избранных бойцов выходили друг против друга, то отследить их передвижения не представлялось возможным. Они играючи обгоняли лошадь и, наверное, юсальвхеймского парусника, если бы с ним можно было соревноваться.       Однако Всеотец не был доволен случившимся, поскольку невероятная скорость никак не способствовала победе над человеческими машинами. Боги Етунхейма снабдили воинов теми умениями, которые позволили бы выиграть у асов в рукопашной битве и на ледяных мечах, а вовсе не одолеть железные машины, поэтому все внимание владыки Асгарда сосредоточилось на магах, которые, испробовав простенькие водные заклинания, чуть не осушили мировой океан. Их тренировки пока отложили, поскольку предположительно заниматься они могли только в континентальной части Асгарда — там, где сплошные ледники и горы, там, где никто не живет, где нет возможности уничтожить что-либо ценное. Туда счастливчики должны были отправиться с лучшими боевыми магами, но Один медлил, словно ожидал чего-то.       Троица воинов и Леди Сиф на магов внимания не обращали, они присматривались друг к другу.       — Что ж, закончились счастливые деньки с добрыми драками и не менее добрыми пирушками, — горестно вздохнул Вольштаг. — Тебя теперь вообще нельзя подпускать ни к какой драке: пальцем ткнешь и череп проломишь.       — Ну не скажи, не скажи, — Фандралл весь лучился самодовольством. — Проткнуть череп мне не под силу, я просто успею десять раз зевнуть, пока кулак противника соберется подпортить мое прекрасное лицо. Зато я смогу вас защитить от любого врага.       — А зачем нам отправляться с тобой на битву? Только под ногами мешаться будем, — хмыкнула Леди Сиф.       — Зная Одина, — прошелестел Хогун, — вас всех скоро будут готовить к одиночным шпионским вылазкам.       — Да ну, — фыркнул Фандралл. — Оставьте это дело Локи. Какие шпионские вылазки? Зачем? Я люблю помахать острым мечом, а потом расслабиться в компании длинноногой дамы. Может, я и получил какие-то силы, но я все тот же. Ничего не изменилось, мои любимые друзья. Правду говорю, не изменилось.       Ему никто не ответил.       Преображение Фандралла окончательно разрушило связь между друзьями, и без того подтачиваемую приближающимся замужеством Леди Сиф. Она наивно полагала, что красивая церемония никак не повлияет на ее жизнь. Фандралл столь же опрометчиво считал, что его новые силы не отразятся ни на чем. Тор был уверен, что любовь к Мидгарду и дружба с его жителями — вовсе не предательство асгардских друзей. А Локи ни о чем не думал и ни в чем не был уверен, он просто всех предал и ушел в свой личный маленький мир преступников, позоря царскую семью, которая его когда-то приютила.       Таким был конец когда-то крепкого союза, воспетого в балладах. Союза, призванного существовать до трагической кончины могучих воинов.