Напрасно видишь тут ошибку:
Рука искусства навела
На мрамор этих уст улыбку,
А гнев на хладный лоск чела.
Недаром лик сей двуязычен.
Таков и был сей властелин:
К противочувствиям привычен,
В лице и в жизни арлекин.
— Александр Сергеевич Пушкин
Вялотекущие мысли никак не могут сложиться в слова, высказать хоть одно подвешенное на сердце чувство. В такое время в замке не осталось практически никого кроме самого Туллия. Только небольшой отряд охраны, что всегда оставался снаружи и не отвлекал своим присутствием от погружения в тёмные тревожные мысли. Сухость и строгость почти ушли из тона генерала. Столько лет безуспешной борьбы и череда поражений подвели его к черте. Неубывное бессилие. Всякая идея была больше похожа на наивную мечту, нежелание принять очевидное. Даже если бы генералу действительно хотелось поделиться своими чувствами или уж тем более планами даже с самыми близкими соратниками — он бы не смог. Среди легионеров нечасто попадались симпатизирующие Талмору, но всё же бывали и такие, потому никогда не стоило рисковать, безопаснее держать собственные мысли в тайне. В последнее время из столицы всё чаще приходили вести, что очередной легионер был затребован Доминионом. Затребованные возвращались, но со службы уходили очень быстро и более своих воззрений не высказывали. Пусть номинально они никак и не наказывались, но их последующие действия явно говорили, что дисциплинарными разговорами дело не ограничивалось. Проведение же подобных дел публично было недвусмысленным знаком другим не рисковать даже шептаться о делах Доминиона, ибо их могло ждать что-то похуже, чем просто «дисциплинарные взыскания». Пусть пока что подобные меры касались только служащих, но очевидно, что если продолжить позволять Доминиону распространять своё влияние, то очень скоро подобные санкции начнут распространяться на практически всех живых существ в Тамриэле, а может даже и за его пределами. Ещё свежая память о Великой Войне напоминала Совету о последствиях, которые ждут всякого, кому хватит решимости и наивности восстать против Доминиона, потому они просто позволяли эльфам забирать всякого, кого они пожелают. Казалось, даже если бы затребованные никогда больше не вернулись — Старейшин это не смутило бы, главное, чтобы у Талмора не начали возникать вопросы персонально к ним. Подобное пустое и потребительское отношение к чужим судьбам заставляло Туллия кипеть. Возможно, холодные взаимоотношения Совета Старейшин и генерала были в том числе одной из причин, почему он был расквартирован в Скайрим столь надолго. Поначалу он был не против, даже с нордами сладить оказалось легче, чем с засидевшимися Советниками, но без него дела в Имперском городе, кажется, начали стремительно хиреть. Пока большая часть стражи в столице была параллельно занята помощью в восстановлении города, которое до сих пор шло полным ходом даже спустя столько лет, а приличная часть армии расквартированы в Скайрим и другие нестабильные провинции, просто некому было наблюдать за делами Талмора в столице и, уж тем более, других городах, что вызывало у генерала самые худшие опасения. Сколько солдат и простых горожан могли быть похищены, запытаны, сколько из них уже никогда больше не увидят свет? В городе оставалось ещё несколько генералов, которым хватало хитрости водить эльфов вокруг пальца, но не проходило и секунды, чтобы Туллий не опасался за их безопасность. Имперцу оставалось лишь уповать на то, что они до сих пор не раскрыты и всё также продолжают контролировать обстановку по мере, пусть и малых, сил. После слухов о том, что даже Ульфрик был Альдмерским агентом Туллий начал всерьёз опасаться, что может начать сходить с ума. Если даже предводитель нордского восстания, что так отчаянно боролся за Талоса и за право Скайрима быть «самобытным» и независимым, мог оказаться талморской марионеткой, то в чьи намерения в этом мире вообще можно было верить? Насколько далеко готов зайти Доминион в своей странной игре, сколь много всего они желают разрушить? Чего на самом деле хотят? Туллий опасался, что даже в самых страшных своих кошмарах он будет бесконечно далёк от настоящего ответа. Последний припозднившийся солдат покинул свой пост. Для легионеров уже давно были привычны переработки генерала, так что его состояние никогда не вызывало у окружающих вопросов или подозрений. Оно и к лучшему, только недавно закончилась гражданская война и Туллию хотелось дать людям ещё хоть небольшую отсрочку от вновь надвигающейся беды, в сотни раз более страшной и разгромной, чем прошлая. В воздухе и так уже довольно давно висела удушающая атмосфера вечного напряжения, мужчине не хотелось усугублять и без того тяжёлую ситуацию сверх меры. Неужели стоит просто принять казавшимся неизбежным конец и прекратить даже слабые попытки к сопротивлению? Но ни собственный характер, ни выучка лет не позволяли смириться с происходящим и ещё грядущим. Да и хотя бы даже просто здравый смысл. И от скорби приходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда. ****
Волглый туман покрыл весь город, сумеречная синева гипнотизировала разум и охлаждала разгорячённую голову. Письмо от Туллия пришло в начале ночи. Прибыть в Мрачный замок удалось лишь ближе к рассвету. К этому часу растворился даже неустанный сонм легионеров, что всегда окружал Имперский пост. Тёмная фигура на пороге заставила генерала вновь вернуться в бесконечный обсессивный истощающий ворох мыслей, где одна выжигала сознание хуже другой. За прошедший год генерал, казалось, разом состарился лет на пять. Понимание неизбежности войны истощало хуже всякой физической нагрузки. Глубоко мер испытывал искреннее сочувствие к мужчине, он знал, насколько уничтожающим является это неустанное трепещущее чувство приближения катастрофы. Иногда воспоминания снова вспыхивали в сердце свежими ранами. Призрачная, наивная и во многом даже глупая идея. Такая, что и рот раскрыть стыдно. Но если эта наивная мечта сработает, даст хотя бы эфемерный шанс на излом, должно рискнуть всем. Необходимо положиться даже на самые немыслимые сценарии. Мужчина с едва слышимым вздохом потёр лицо. Выражение мера было привычно отрешённым, даже теперь он пребывал где-то глубоко в себе. Но это не отвлекало его от пристального наблюдения за миром вокруг. Наивной и опасной ошибкой было бы полагать, будто Соловей витает в облаках. Генерал обессилено опустился на кресло, в неудовольствии поджав иссохшие губы. Соловей не торопил. Мер чуть повернулся к окну и даже в ночном сумраке кожа сверкнула точно подледеневший снег. Холодные светлые глаза, попадая под взгляд которых у Туллия неизменно появлялось ощущение лёгкой потерянности, а размеренный слегка гипнотический тон лишь усиливал этот эффект, привычно мерно проходились по пейзажу за окном, цепляясь за едва уловимые детали во мраке, пусть это и было сделано ради того, чтобы дать генералу пространство для раздумий. И Туллий был бесконечно благодарен. Эльф понимал, почему Туллий потребовал его к себе глубокой ночью. Он тоже чувствовал это. Даже отдалённого слежения за современной политикой Тамриэля было достаточно, чтобы понять, что представляет из себя нынешний Альдмерский Доминион и их «Талмор». Их идеалы были Лорелаю хорошо знакомы. Фиктивный и временный до удобного момента мир с Империей, и запрет поклонения Талосу было лишь малой частью того, к чему они стремились на самом деле. Впереди было нечто много худшее. Соловей никак не хотел принять осознание, что именно было их конечной целью. Но ему придётся. Спустя столь много лет действия альтмеров начали вызывать лишь усталость и малую долю сочувствия. Уже многие тысячи лет они сами не понимали на что именно уповают, сколь много лжи и недоговорок впитали и даже так смогли извратить это в нечто более страшное и омерзительное. Несомненно, у них было право верить во что угодно и достигать своих желаний любыми угодными им путями, но оно упразднилось в тот момент как они решили, что они имеют право насильно наставить весь остальной мир на их путь. Вновь. С каждым столетием их воззрения становились всё более ненавистническими и извращёнными. Альтмеры считали себя единственными истинными преемниками альдмеров во всём и, что ж, этого у них действительно было не отнять. Раньше они чурались открытой конфронтации и применения силы. Их Талмор же, кажется, теперь был создан ради этой единственной цели. Грубое и пошлое устрашение, открытая декларация собственного превосходства и единственно верного понимания устройства мира. В былые дни они были более элегантны. Но рано или поздно альтмерам придётся столкнуться с реальностью, в которой они были не большим, нежели обманутыми марионетками, которые на самом деле никогда не носили на себе отпечаток избранности, а являлись обычными полезными ослеплёнными. Столкновение это будет, несомненно, болезненным и трагичным для всего их рода. Но, быть может, в будущем это позволит им увидеть истинную природу мира и жизни, откроет глаза на утаиваемую истину, если после всего этого в их обществе найдутся те, кто будет готов провести их народ по этому сложному, но необходимому пути. Но у генерала почти буквально были связаны руки, едва ли он мог хоть что-то сделать даже без учёта нахождения в чужой стране. Отношения с Доминионом и без того были натянуты, любое неаккуратное слово и тем более действие может усугубить ситуацию раньше, чем они могли бы справиться с последствиями. Сотрудничество между имперским генералом и талморской посланницей в Скайриме не задалось с первой секунды их встречи. Будто оно вообще могло задаться. Но время шло, и ситуация не выправлялась, о чём её руководству уже наверняка было доложено. Это поставило Туллия в особо шаткое положение. Немногим более года назад Императора убили. И без того ослабленная Империя теперь стояла на грани абсолютной катастрофы. Правление Мида II было не идеальным. Бездарным, если говорить откровенно. Множество ошибок, которых при более грамотном правлении можно было бы избежать или по крайней мере сгладить их последствия, всё же были совершены. Но живой Император хотя бы давал надежду на изменения, хоть какую-то призрачную веру, брал на себя многие обязанности по коммуникации с Доминионом и их, пусть и временному, сдерживанию. Теперь не стало и этого. Неудивительно, что после этого Доминион ещё активнее начал педалировать идею ничтожности людской Империи, которой давно уже пора кануть в лету, а всем людям принять факт собственного убожества. Возможно, время Империи действительно подошло к концу. Возможно, теперь правление в Тамриэле будет проходить в другой форме. Возможно, им всем нужен другой метод избрания правителей, не по их крови или принадлежности к домам, а по тому, что они являют собой без оглядки на их родословные, — за такие мысли Совет Туллия четвертовал бы — но даже всё это было более неважным, покуда не будет установлен и спасён, возможно, весь мир. Им нужно было найти своё преимущество перед хитрой и жестокой политикой Талмора. Делать это быстро и незаметно, нельзя дать Доминиону возможность им помешать или даже просто узнать, что что-то происходит. Талмор не потерпит даже малейших поползновений в их сторону. Если действовать не прямыми методами, не своими руками, не слишком большим отрядом? Будет ли это иметь эффект? Будет ли у них возможность объединить силы Империи в час нужды? Будет ли этого достаточно, чтобы запустить необратимый маховик? Но если вечно раздумывать над возможностями и последствиями, то можно упустить тот единственный шанс действовать. «Делай то, что должно и будет то, что будет». Всё произошло из праха и всё возвратится в прах. Звук голоса Туллия среди ночной устоявшейся ночной тишины был почти оглушительным: — Нам нужны ещё двое.