Я вернусь

— Сэр, вам письмо, — управляющий просунул голову в дверь. Владелец кондитерской лавки, маленький круглый человечек со смешным курносым носом, делавшим его похожим на клоуна, быстро захлопнул толстую тетрадь в кожаной обложке и протянул руку: — Давай. Что там у тебя, Уолтер? Налоги уплачены, с поставщиками договор заключен. Я не жду никаких писем. — Письмо подписано какой-то мисс Смит, — ответил управляющий, пытаясь одним глазом разглядеть, что написано на обложке тетради. Эту тетрадь хозяин всегда хранил в запертом ящике и ключи таскал при себе. Он за ключами от несгораемого шкафа, где хранились документы и деньги, так не следил, как за ключом от этого ящика. Уолтеру еще ни разу не удалось даже одним глазком на нее посмотреть. — Мисс Смит? — хозяин пожал плечами. — Наверняка та старая карга, что приходила на прошлой неделе. Старая дева, у которой пятнадцать кошек. Опять две страницы жалоб в муниципалитет на то, что у нас слишком твердые миндальные пирожные или лежалый шоколад. Она уже не знает, на что еще пожаловаться… Уолтер положил письмо на стол. Хозяин взял тонкий короткий нож для разрезания бумаги и вскрыл конверт. Наверное, он перечитал письмо не меньше трех раз, но не сказал ни слова. Потом медленно поднял взгляд на управляющего. — Иди, Уолтер, — сказал Джеймс Гудвин, пригладил волосы, густо тронутые сединой, и, тяжело вздохнув, протянул руку к горлу. Расстегнул брошь с зеленым камнем, которой пользовался вместо галстука — словно ему вдруг стало душно. — Иди. Займись делами. Уолтер пожал плечами и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Маленький круглый человечек с курносым носом сейчас был особенно похож на клоуна. Потому что у него были очень грустные, задумчивые глаза. *** — Зачем ты написала ему? — высокий темноволосый молодой человек уложил старенький чемоданчик на заднее сиденье автомобиля и повторил попытку завести машину. — Элизабет, это просто потеря времени. — Знаешь, Стив, я решила, что будет неправильно не сообщить ему о том, что мы собираемся туда, — худенькая девушка с короткими светлыми волосами проверила ремни чемодана и уселась на переднее сиденье. — И Стив, я много раз просила не называть меня Элизабет, пожалуйста. Я не очень люблю это имя. — Хорошо, хорошо, — кивнул Стив, бросив на девушку хмурый взгляд серо-стальных глаз. — Хорошо. Хотя имя Элли кажется мне…. — Каким? — Слишком детским, — вздохнул Стив, уселся за руль и захлопнул дверцу, отчего автомобиль заходил ходуном. — Не внушает мне доверия эта колымага. Почему ты не захотела взять у твоего отца этих четвероногих красавцев? — Стив, я ведь уже говорила, — нахмурилась Элли. — Отец немолод. Наша старая кобыла пала зимой, и обрабатывать поле он может только на мулах. Осень только начинается, и они очень нужны ему. Энни и Тим учатся в колледже, слишком далеко отсюда — они не могут приехать сейчас и сделать все за него даже на этих мулах, отцу и так придется нелегко. Они приедут только после экзаменов, зимой. Фредди тоже не может приехать… А теперь еще я уезжаю… — Ты не хотела брать мулов потому, что он бы догадался, куда ты собралась, — проницательно заметил Стивен. — И стал бы отговаривать тебя. — Мне все равно нужно будет сказать ему об этом, — вздохнула Элли. — Придется сделать это письмом. Знаешь… Я ведь уволилась из школы. Стивен присвистнул: — Серьезно? Ты же не хотела! — Не хотела. И сейчас очень жалею. — Ты не собираешься возвращаться? — Не знаю. Не знаю, Стив. Но я просто… я просто хочу, чтобы у меня была возможность принять это решение. Если я решу вернуться, я и туда вернусь, — Элли смотрела прямо перед собой, на приборную доску автомобиля, на которой лежала карта Штатов. — Но как мы доберемся туда? — встревоженно спросил Стив. — Ты ведь говорила, что это очень непросто. Дракон сам за нами не прилетит, на роль строителя и капитана сухопутного корабля я не гожусь… Как же нам быть? Элли вздохнула и сунула руку в нагрудный карман рыжей потертой курточки, нащупав маленький серебряный свисток. — Не знаю, Стив. Я хочу еще и поэтому увидеть Джеймса Гудвина. Он вернулся сюда на баллоне. Кто знает, вдруг он сохранил его? — Элли взглянула Стиву в глаза. — Это было бы здорово. — Ты умеешь управлять баллоном? — изумленно спросил Стив. — Нет, — Элли одернула белый свитер, отряхнула невидимую пыль с брюк. — Но я думаю, что мы сможем этому научиться. Ты согласен? — она улыбнулась. — Я согласен, — кивнул Стивен, и его губы расплылись в улыбке. — Ради того, чтобы попасть туда с тобой, я согласен абсолютно на все. Он перегнулся на заднее сиденье и взял две пары странного вида очков. — Держи, — сказал он, протягивая Элли одну пару. — Машина открытая, будет очень пыльно. — Странно, — сказала Элли, держа очки в руках. — Что? — спросил Стивен, взял очки из ее рук и надел. Осторожно поправил ей волосы, а потом наклонился и поцеловал в губы. — Стив, — смущенно покраснела Элли, — Не надо. Здесь же …люди кругом. — Ты смешная все-таки, — улыбнулся он. — Всем все равно. Это станция аренды подержаных машин, а не закрытая школа для девочек-монахинь. Тут все видели столько разного, что никто не обратит внимания, если какой-то парень вдруг поцелует девушку. — И все-таки не стоит, — твердо сказала Элли. — Поехали. До города, где живет мистер Гудвин, почти целый день пути. *** Вернуться в Волшебную Страну еще раз Элли мечтала с того самого дня, как туда отправились Тим и Энни, оседлав механических мулов. Когда младшая сестра со своим приятелем, полные восторженных предвкушений, исчезли в клубах рыжей равнинной пыли, Элли вдруг остро и больно почувствовала, что стала взрослой. Ей казалось, что ребята уехали не просто из крошечного пыльного провинциального городка штата Канзас — они уехали из одного мира в другой. Из мира, в котором нужно было бесконечно куда-то бежать просто ради того, чтобы выжить. Из мира, где человек ради куска хлеба был вынужден работать от рассвета до заката — причем заработать при этом он мог только на кусок хлеба в буквальном смысле этого слова и еще был бы рад, потому что даже на такую работу люди стояли в очереди — слишком свежа была память о Великой Депрессии и безработице, которые пришлись как раз на детство Элли. Если бы не Волшебная Страна, она вообще, наверное, не помнила бы своего детства. В этом мире нужно было четко знать, чего ты хочешь. Не о чем мечтаешь — а чего хочешь. Следовало выстроить четкий план и идти к нему, проламываясь сквозь препятствия. Пока ты ребенок, даже в этом мире жизнь кажется беззаботной, а новые туфельки — самым желанным подарком на день рождения. Но дети в этом мире слишком рано переставали быть детьми. Не раз и не два Элли вспоминала Рамину с ее пророчеством, и чем чаще эти мысли возвращались, тем сильнее Элли казалось, что пророчество — не более чем предположение. Один из путей Мироздания, возможно — самый вероятный, но совсем не обязательно единственный. Годы шли. Элли выросла. Взрослая жизнь поглощала ее, пытаясь отобрать воспоминания и открывая перед ней предсказуемый и обыденный путь. Поначалу она радовалась этому, полагая, что прошлое должно оставаться в прошлом, а детство — в детстве. Но с каждым годом желание вернуться — хотя бы один раз! становилось все сильнее. Элли никогда и никому не рассказывала о своих путешествиях. Кроме ее семьи, об этом не знал никто. Пожалуй, за исключением Джеймса Гудвина, который жил теперь в одном из соседних штатов и держал пару лавчонок с бакалейным и кондитерским товаром. Но Гудвин и сам тщательно скрывал свое прошлое, не желая, чтобы ползли слухи. …Стивен появился в ее жизни около полугода назад. Он учился вместе с Фредом Каннингом, и именно Фред как-то представил их друг другу. Стив оказался большим любителем изобретений и путешествий. Он был явно восхищен Элизабет Смит, и несколько месяцев после первой встречи писал ей теплые письма, в которых сквозь рассказы о поездках по разным уголкам страны и описания очередных инженерных идей сквозило «Я очень скучаю». А однажды пасмурным апрельским утром Элли вышла из дома, собираясь оседлать Цезаря, чтобы съездить в город, и увидела, что возле изгороди стоит старенький автомобиль, а в нем, ежась от весеннего холода и обернув своим плащом огромный букет цветов, сидит Стивен Вальдек. Молодой человек пришелся по душе миссис и мистеру Смитам. Он был вежлив, в меру общителен, ненавязчив и скромен, а то, что он был однокурсником Фреда, в глазах миссис Смит являлось весьма надежной рекомендацией. В те пасхальные каникулы они исколесили несколько штатов. Просто путешествовали — ехали по шоссе и проселочным дорогам, сворачивая порой куда глаза глядят, обедая в придорожных кафе и ночуя в маленьких отелях. Перед ними раскрывались то пустынные равнины, то невысокие холмы, то крошечные городишки на несколько домов, в которых Элли и Стив задерживались, только чтобы купить бутылку воды и свежие газеты (которые могли оказаться и трехмесячной давности), то огромные города, растущие словно на глазах. Им в лицо дул ветер, забивая в складки одежды и волосы мелкую рыжую пыль, дороги уходили за горизонт, а в зените сияло немыслимо яркое весеннее солнце. — Я покажу тебе всю страну, — говорил Стив. — Мы поедем на водопады. И на Великие Озера. И обязательно съездим в Канаду, там поразительные леса. Ты ведь всю жизнь прожила на своей ферме, тебе нужно увидеть мир, Элли, ты не представляешь, насколько он прекрасен. Ты никогда не видела ничего даже близко подобного. Канзас чудесен, но порой слишком однообразен. Ты учительница, ты рассказываешь детям о том, как прекрасен мир, но чтобы рассказывать об этом, тебе надо сначала его увидеть… Такие разговоры заводились нередко, и Стив каждый раз убежденно говорил о том, что Элли совсем не знает мира — ведь она никогда и никуда не уезжала со своей фермы. Это смешило Элли, а Стив не понимал, почему она смеется, и порою даже обижался. Его разговоры живо напомнили Элли беседу с Фредом лет пятнадцать назад, когда он вот так же подначивал ее, говоря, что она никогда не уезжала со своей фермы дальше, чем на три мили. Несколько раз Элли приходилось прикусывать язык, чтобы не проболтаться — давным-давно она пришла к выводу, что и ей самой, и Волшебной стране со всеми ее обитателями будет житься куда спокойнее, если о ней не узнает больше никто и никогда. Но разговоры продолжались, жаркое пыльное канзасское лето катилось к концу, и в один прекрасный день Элли не выдержала. Почти теми же самыми словами, которыми она когда-то отговаривалась от троюродного брата, она рассказала Стиву о своих приключениях. Его лицо в первый момент выражало такое недоумение с неверием пополам, что Элли, пожав плечами, посоветовала ему спросить у Фреда, помнит ли он, как они провели одно замечательное лето, когда Элли было десять лет, а Фреду тринадцать. А потом были долгие, долгие вечера, и бесконечные рассказы, и воспоминания, нахлынувшие с такой силой, что ночью Элли, уткнувшись лицом в подушку, глотала слезы и не могла уснуть. … Стивен поверил почти сразу же. Безоговорочно и вдохновленно, восхитившись чудесным, неведомым ему миром. Элли видела, что он действительно верит — даже не допуская мысли, что она фантазирует или лжет. Стивену понадобилась всего пара недель, чтобы принять решение — такое очевидное, такое простое и такое сложное одновременно. Он предложил Элли отправиться в Волшебную Страну. — Я хотел бы, чтобы ты снова увидела этот удивительный мир, — сказал он. — Он не отпускает тебя. — Возможно, он не отпустит меня никогда, — вздохнула Элли. — И я так и доживу до глубокой старости, возвращаясь туда только во сне. — Но ведь мы можем отправиться туда вместе, — Стив выглядел смущенным, но в его глазах горел огонь первопроходца — наверное, тот самый, с каким Колумб стремился на Американский континент. — Если… Если, конечно же, ты не против. Элли не была против. Забот оказалось много. У Стивена было немного денег и золотых побрякушек, доставшихся ему от матери, которые он без сожаления продал, чтобы пополнить запас наличности. Элли взяла с собой в дорогу брошь с изумрудом и те самые бриллианты, которые когда-то давно Фред выковырял из стен подземного грота. Два из пяти были давно проданы, оставалось еще три. Один Элли не показывала никому, даже Стивену, а два была готова продать, если понадобится. Ведь если Джеймс Гудвин уничтожил свой баллон, им придется искать иной способ попасть в Волшебную Страну — например, приобрести баллон самим. Сейчас, когда арендованная машина мчалась в клубах пыли на юг, в Оклахому, Элли думала только об одном. Как сказать родителям, что она не хочет возвращаться. — Я не могу понять только одного, — Стивен немного сбросил скорость. Собирался дождь, низкие тяжелые тучи затянули небо, надвигаясь с Восточного побережья, и вскоре косые упругие струи дождя ударили в сухой, потрескавшийся асфальт, выбивая фонтанчики рыжей пыли. Стивен расправил матерчатый верх машины. Будучи туго натянутым, он все-таки защищал от дождя. — Чего? — спросила Элли. — Где все-таки она находится. Я читал труды физиков о параллельных измерениях. В нашем мире такой огромной неизведанной стране просто нет места. Ее ведь никто, никто не видел, Элли! Никто из этого мира, кроме тебя и тех, кто прошел с тобой. Элли слушала его вполуха, раздумывая, с какой станции стоит послать телеграмму Джеймсу Гудвину и Фреду Канингу. И с какой — позвонить отцу. — И Джеймса Гудвина, — рассеянно поправила она Стивена, когда осознала, о чем он говорит. — Да. И мистера Гудвина. Страна огромна. Над Америкой летают самолеты. Ведется аэросьемка. Нет ни одного места, где могла бы укрыться такая огромная страна. — Но тем не менее где-то она есть, — задумчиво сказала Элли. — Безусловно, — кивнул Стивен. — Думаю, что где-то в параллельных мирах. Совсем рядом с нами. Ты стала Алисой, прыгнувшей в нору за Белым Кроликом. То есть черным щенком. Остальные просто прошли за тобой, по твоим следам. Туда попадают только те, кого ты готова взять с собой. — А Гудвин? — спросила Элли, подняв голову. — Не знаю, — с сомнением протянул Стивен. — Вот тут ничего не могу придумать. Возможно, он, как и ты, попал туда потому, что не мог не попасть. Возможно, мы просто чего-то не знаем — и о тебе, и о Гудвине. Стивен поехал еще медленнее. Дождь лил стеной, и видимость упала до нескольких ярдов. Элли застегнула куртку и убрала карты в бардачок. — Я была бы очень рада, если бы Гудвин отправился с нами, — сказала она. Стивен промолчал. *** Элли знала, что Джеймс Гудвин поселился в небольшом городке и обзавелся двумя лавками — сначала бакалейной, потом еще и кондитерской. Вместе с дядей Чарли она приезжала к нему много лет назад — когда собиралась в Волшебную Страну второй раз. Она помнила Джеймса Гудвина спокойным, раздобревшим и довольным жизнью человеком. Теперь она понимала, что в те трудные для многих людей времена он весьма неплохо устроился благодаря тому, что привез с собой из Волшебной Страны несколько изумрудов, продал их и на эти деньги смог открыть свое дело. Но тогда Гудвин не захотел возвращаться. «Хватит с меня волшебников, волшебниц и всяких волшебных дел!» — Элли хорошо запомнила его слова и его недовольное, даже испуганное лицо. Захочет ли он вернуться теперь? Захочет ли он вообще с ними разговаривать? Стивен не слишком охотно говорил о Гудвине. Он уходил от разговора, внимательно следил за дорогой или просто делал вид, что не слышит. Элли казалось, что Стивен обижен тем, что ей нужны какие-то еще спутники помимо него. …Стивен вел машину всю ночь. Элли несколько раз спрашивала его, не хочет ли он спать, но Стив упрямо мотал головой и отвечал, что отоспится позже. Элли дремала, откинув голову на спинку сиденья. … Если бы она не спала, возможно, она была бы удивлена тому, как смотрел на дорогу ее спутник, и заметила бы огонь, горевший в глубине его темных глаз. …Но она спала и ничего не замечала. *** Они въехали в городок рано утром. На тихих пустынных улочках совсем не было людей. Ветер шелестел в желтеющих кронах кустов и деревьев, гнал по дороге пыль, сухие ржаво-красные листья и обрывки вчерашних газет. В длинных серых лужах, протянувшихся вдоль дороги после ночного дождя, отражалось низкое осеннее небо. Элли зябко ежилась в своей куртке. Стивен, казалось, не обращал на погоду никакого внимания. Он спокойно вел машину, поглядывая в разложенную на коленях карту. Вывеску кондитерской лавки они увидели издалека. На ступеньках, не обращая внимания на накрапывающий дождь и промозглый осенний холод, сидел человек. Время от времени от поднимался и начинал ходить возле лавки вперед и назад, всматриваясь в уходящую в обе стороны дорогу, словно ожидал кого-то. — Это он, — тихо сказала Элли. Стивен кивнул и медленно поехал вперед. Элли узнала Джеймса Гудвина сразу. Он мало изменился за то время, что прошло с последней встречи. Круглое лицо, круглое брюшко, круглый нос. Темно-зеленый пиджак и зеленый клетчатый жилет — долгие годы жизни в Изумрудном городе так и не были забыты. Машина затормозила возле лавочки со странным названием «Шоколадные лягушки Балуоля». Кондитерская лавка выглядела замечательно: стены выкрашены свежей зеленой краской, в огромной витрине с безупречно чистым стеклом красовались яркие цветные коробки и искусно сделанные муляжи конфет и прочих сладостей, казавшиеся совсем настоящими — Гудвин знал и любил свое дело. Лет двадцать назад Элли с трудом нашла бы в себе силы, чтобы уйти от такой замечательной витрины. Увидев Элли, Гудвин облегченно вздохнул и почти бегом спустился с крыльца, словно забыл о своих годах и грузности. — Я бесконечно рад, что ты приехала, — сказал он, сжимая руку Элли в своих ладонях и совсем не замечая ее спутника. Элли смотрела на него с изумлением и понимала, что первое впечатление оказалось обманчивым. Пятнадцать лет назад у Джеймса Гудвина было совсем другое лицо. Прежний Гудвин — сытый, спокойный, равнодушно-забывчивый к своему прошлому - куда-то исчез, словно его никогда не было. У сегодняшнего Гудвина в уставших глазах поселилась тоска. — Я очень ждал тебя, — Гудвин облегченно улыбался. — Ты так выросла, Элли Смит. Ты теперь выше меня на голову. А я, кажется, врастаю в землю. Теперь я не показался бы чужестранцем… Ты знаешь где. Пойдемте, пойдемте в дом. Я ждал вас. Я приготовил завтрак. Ты знаешь, Элли, я теперь хорошо готовлю… Гудвин продолжал говорить, а у Элли к горлу подступил комок. Темные волосы Джеймса Гудвина сквозили обильной сединой, морщин на лице стало намного больше, веселые прежде глаза стали печальными. Он выглядел уставшим и невыспавшимся — словно не спал несколько ночей подряд. Стивен вышел из машины и теперь стоял поодаль, хмуро глядя на Джеймса Гудвина. — Это Стивен Вальдек, — сказала Элли. — Мой хороший друг. Гудвин кивнул, и поднялся на крыльцо, чтобы впустить Элли внутрь. Когда она вошла в лавку, Гудвин оглянулся. Хмурое осеннее утро будило городок. Проехал на старом дребезжащем велосипеде почтальон, просеменила чопорная миссис Дживс со своим псом, который по манерам напоминал королевского воспитанника, а по внешнему виду с трудом тянул даже на подзаборное происхождение. Кто-то уже жег в палисаднике палую осеннюю листву, и в воздухе пахло дымом. Ветер усилился, уволок с неба низкие тучи, и теперь на белесое сентябрьское небо карабкалось тусклое солнце. Спутник Элли открыл багажное отделение машины и вытащил небольшой кожаный чемодан, потом подкрутил что-то под капотом машины и стал протирать стекло. Пес миссис Дживс интеллигентно тявкнул на автомобиль и попытался задрать лапу возле его заднего колеса, но хозяйка цыкнула на него. Вдруг пес вздрогнул и залился истошным истерическим лаем, рванул вперед и потащил хозяйку за собой. По спине у Гудвина пробежали мурашки. Он не любил осень. Много лет он жил в стране, не знавшей осени, не знавшей тоски по уходящему лету, по увядающим цветам и травам, не знавшей, как выцветает и бледнеет с каждым днем небо, как холодеет воздух, как ветер приносит из степей ржаво-красную пыль. Когда в Большом мире приходила осень, в Волшебной Стране разве что чаще шли дожди и случались грозы. Когда наступала осень, Гудвину становилось не по себе. Он разжигал камин, варил себе какао и строчил страницу за страницей в большой красной книге с кожаным переплетом. Подолгу смотрел в огонь и в его пляске видел то, что осталось так далеко. То, что составляло огромную часть его жизни и так и не стало прошлым, как он ни пытался уверить себя в этом. Порой он поднимался и шел в сарай. В дальнем углу стояла большая плетеная корзина высотой почти в человеческий рост и лежал огромный сверток, упакованный в несколько слоев парусины. Гудвин останавливался в дверях сарая и смотрел. Иногда он стоял так всего несколько минут, а иногда заходил, садился на солому, приваливался к свертку спиной, закрывал глаза и предавался воспоминаниям. Это случалось все чаще и чаще. …Теперь Гудвин смотрел на город, живущий своей обычной, десятилетиями не меняющейся жизнью, и понимал, что ему здесь… неуютно. По позвоночнику снова покатился холод. Этот городок так и не стал его домом. Улетая из Волшебной Страны, он полагал, что возвращается домой. Он купил дом, завел свое дело, посадил в палисаднике цветы, ездил на ярмарку, несколько раз ходил в синематограф, но не мог избавиться от чувства, что он здесь… в гостях. Что он приехал на время. Гудвин поежился, неловко шевельнув плечами, пытаясь прогнать надоедливое, странное чувство неловкости, угнездившееся между лопаток, и пропустил в дом спутника Элли, который только что запер дверцу машины и поднялся на крыльцо с чемоданом в руке. *** Элли грела ладони о кружку с горячим шоколадом. Комната, в которой они сидели, была маленькой и уютной. Светло-зеленые стены, плетеная мебель, на каминной полке — большие часы, на полу — плетеный половик. У окна — стол с чернильным прибором и большой жестяной коробкой с красками, на стенах — несколько полок с книгами и небольшие картины, написанные акварелью. Акварельные пейзажи показались Элли удивительно знакомыми, и она догадалась, что Джеймс Гудвин рисовал их сам. В комнате жарко пылал камин, в который Гудвин только что подбросил дров. Поворошив раскаленные угли кочергой, он сел к столу. Пододвинул другую чашку с шоколадом Стивену, но тот не притронулся к угощению, а продолжал сидеть, нахмурившись и глядя куда-то в сторону. Элли тихо вздохнула: у каждого свои недостатки. — Почему ты решила вернуться? — спросил Гудвин. Он смотрел на Элли, и мысли о невозвратности времени захватили его. Он помнил ее маленькой девочкой с косичками и пронзительно-синими глазами. Светлое платье в горошек, серебряные туфельки. Комок черной мохнатой шерсти у ног, обеспечивший ему, Гудвину, оглушительное фиаско. Собаки обладают удивительной способностью видеть истинную суть человека… Теперь перед Гудвином сидела взрослая девушка — русоволосая, коротко стриженая. Глаза ее стали темно-серыми с глубокой синевой, хотя, кажется, не утратили детской способности любить и восхищаться. С ней не было больше веселого песика, но был симпатичный молодой человек. Гудвин невольно улыбнулся, краем глаза замечая хмурое лицо Стивена. Смешной юноша. Ему не о чем беспокоиться. Элли смотрит на него такими восхищенными глазами, что ему в принципе не о чем переживать. Он, Гудвин, настолько стар и настолько давно знаком с Элли, что годится в лучшем случае на роль доброго дядюшки. — Почему ты решила вернуться? — спросил он снова. — Я помню, как ты стремилась сюда. Как красноречиво ты говорила о родине. Как горели твои глаза, когда ты рассказывала о Канзасе. — Я сама толком не понимаю, — вздохнула Элли. — Когда я была ребенком, мне казалось немыслимым не вернуться домой. Я почти каждую ночь видела во сне степь и солнце, встающее из-за горизонта. Я бежала по этой степи по грудь в траве, потому что там, в конце степи, меня ждали мои родители. Я бежала, бежала, а степь все не заканчивалась. И меня охватывало страшное отчаяние. Я любила свою родину, мистер Гудвин. Я и теперь ее люблю. Но мне снова снятся сны, в которых я снова бегу по степи, потому что где-то там, далеко, остались мои друзья. Я по-прежнему люблю мою родину, но теперь я знаю, что мои друзья и та земля значат для меня не меньше. Поэтому я хочу вернуться. Хотя бы еще один раз. Элли поставила на стол чашку и теперь смотрела Джеймсу Гудвину в глаза. — Много лет назад мы звали вас туда, — сказала она. — И вы… — И я отказался, — кивнул Гудвин. — Тогда я полагал, что нашел свое место в жизни. Мне понадобилось почти двадцать лет, чтобы догадаться, что я попал пальцем в небо. — Я снова спрашиваю вас об этом. Гудвин вздохнул. Ответ дался ему непросто, но было очевидно, что решение принято давно. — Первый раз я подумал о возвращении лет пять назад, — Гудвин поднялся и подошел к стене, на которой висели его акварели. Некоторые совсем неумелые, другие — получше. Гудвин смотрел на них, словно желая шагнуть туда немедленно — прямо из комнаты с пылающим камином и плетеной мебелью. — Но меня тревожили мысли о том, что придется бросить все, нажитое здесь. Все, о чем я мечтал и к чему стремился. Но теперь я думаю — а к чему я стремился? К деньгам? Я не бедствую, у меня есть кусок хлеба. К спокойствию? Возможно, но спокойствие, как оказалось, имеет оборотную сторону медали — скуку. Здесь я — обычный лавочник. Таких, как я — тысячи. Я умею делать потрясающие шоколадные конфеты, Элли. И изумительные пирожные. Я умею показывать фокусы. Я могу смастерить удивительные вещи. Но здесь это никому не нужно. Здесь никто не мечтает получить от меня сердце или мозги. Там то, что я умею, было волшебством… Ну, почти волшебством. Здесь это — дешевые ярмарочные фокусы. Там я мог исполнить мечту. Здесь это не стоит и пяти центов, — Гудвин вернулся за стол. — Твой дядя — прекрасный моряк. Ему есть место в этой жизни. Твой троюродный брат — блестящий изобретатель. А я — вечный неудачник. По крайней мере, здесь. — У вас замечательная лавка, сэр, — возразила Элли. — Вы добились, чего хотели. У вас все получилось. — Но там я был нужен, — Гудвин покачал головой. — Там я мог исполнять мечты. А здесь без меня вполне могут обойтись. Элли молчала. — Я иногда думаю, — тихо сказал Гудвин, — что ураган унес меня туда потому, что я был нужен именно там. Я совершал много ошибок, Элли. Я закрылся от людей, заперся в Изумрудном дворце, боясь, что, видя обыкновенного человека, люди решат, что я и есть обыкновенный человек. Но разве волшебник не может выглядеть, как обыкновенный человек? Как вы думаете? — Гудвин взглянул на Стивена. Тот закашлялся и отвел взгляд. Гудвин опять поежился. Молодой человек, видно, считает, что старый лавочник — просто выживший из ума старик, и не более того. Жаль. — Я мечтаю вернуться, Элли, — тихо сказал Джеймс Гудвин. — Я мечтаю бродить по лугам. Я мечтаю выйти к реке. Я мечтаю пожать руку Страшиле и Железному Дровосеку. Я хочу вдохнуть тот воздух и увидеть то солнце. И возможно, что я исполню еще чью-нибудь мечту. Я думаю, что именно для этого и нужны волшебники… Я не волшебник, Элли. Но я многому научился. — А вам не кажется, что вы снова ошибаетесь? — спросил вдруг Стивен. — Вы… убегаете от реальности, — сказал он, и его слова прозвучали до странного неестесственно, будто он повторял то, что где-то услышал. — Вы уже сбежали оттуда. Вы не должны туда возвращаться… — Стив, — укоризненно сказала Элли: ей стало неловко за своего спутника. — Стив, не надо так. — Юноша прав, — горько усмехнулся Джеймс Гудвин. — Я действительно сбежал оттуда. И хотел бы исправить свою ошибку. — Вы дадите нам свой баллон? — спросил Стивен, и Элли тронула его за локоть — ей было неприятно, что Стив настолько невежлив с Гудвином. Стивен всегда говорил, что терпеть не может предательства, и, наверное, поэтому не смог сдержаться. — Я не просто дам вам его, молодой человек, — Гудвин взглянул Стивену в глаза. — Я приготовил баллон, как только получил письмо. Починил прорехи, проклеил швы, проверил работу водородного аппарата. Сделал новые крепежи. Кабина, конечно, небольшая, но думаю, будет удобно. — Большое вам спасибо, — торопливо отозвался Стивен еще до того, как Элли успела поблагодарить. — Мы очень благодарны вам за заботу. — Очень мило с вашей стороны, — кивнул Гудвин. — Надеюсь, вас обрадует то, что я полечу вместе в вами. Стивен закусил губу, и Гудвин понял, что молодой человек не рад такому повороту. Ну что ж… Придется ему смириться. Вновь поднявшись, Гудвин подошел к камину и подбросил в пламя дров: его пробрал озноб. Наступающая осень несла с севера холод и промозглую сырость, отчего воспоминания о стране вечного лета становились еще острее. — Нужно сделать кое-какие приготовления, — сказал Гудвин, глядя в огонь. — Я выставил лавку на продажу. Но мне нужно собрать то немногое, что мне дорого, и то, что может пригодиться там… У тебя, Элли, впереди вся жизнь. И ты, конечно, потом вернешься сюда. Но я возвращаться не собираюсь. Дорога зовет меня. Я вижу у своих ног желтые кирпичи, которые приведут меня домой. *** Подготовка заняла несколько дней. Все имущество Гудвина поместилось в два чемодана. Особенно тщательно он упаковал свою рукопись, коробки с красками, книги и чернильницу, оставив большую часть своего имущества без всякого сожаления. Покупатель на обе лавки нашелся быстро. Стивен вернул взятый напрокат автомобиль. Вещи они оставили в лавочке Гудвина. Элли ночевала в крошечной комнате на втором этаже, Стивен снял номер в местном мотеле — хмурясь и глядя в сторону, он прошептал Элли, что не слишком доверяет этому бывшему фокуснику, бывшему волшебнику и ныне бывшему лавочнику. Сам Гудвин почти не спал эти несколько ночей, довольствуясь диванчиком в гостиной. Вылетать решили ночью, дождавшись удачной погоды. Гудвин не хотел, чтобы о его полете судачил весь городок. Чем меньше народу увидит его баллон, тем лучше. Тем быстрее городок забудет том, что когда-то здесь жил мелкий лавочник Джеймс Гудвин. Накануне Элли отправила телеграммы отцу, сестре и троюродному брату, чтобы они не волновались и не искали ее. Баллон, наполнившийся водородом, закрыл собой треть ночного неба. Элли стояла возле корзины, вспоминая, как однажды Гудвин улетел без нее — и была не в силах сдержать дрожь. Резкий ветер свистел в проводах, ломал ветви деревьев, торопливо тащил по ночному небу рваные лохматые тучи. Время от времени из туч начинало накрапывать, но ветер высушивал этот дождь прежде, чем он долетал до земли. — Тебе холодно? — спросил Стив, обнимая ее за плечи. — Нет, — прошептала Элли. — Знаешь, мне весь день кажется, что это сон. Что пройдет какая-нибудь минута, и я проснусь. И увижу за окном все тот же пейзаж, и жизнь покатится по привычной колее, а мои друзья останутся только в моих снах. — Но твоя мечта скоро исполнится, — сказал Стив, не отрывая взгляда от баллона, который становился все больше и больше. — Скоро. Совсем скоро, Элли. Совсем скоро. Глаза Стивена Вальдека горели предвкушением. Он безотрывно смотрел в ту сторону, куда им предстояло отправиться, словно уже видел покрытые снегами вершины Кругосветных Гор. Элли смотрела туда же, поэтому не замечала, что глаза Стивена горят не в переносном, а в прямом смысле. Наконец, Гудвин остался доволен результатом. Он занес в корзину свои вещи, принял у Стивена его рюкзак и чемодан Элли, разместил под лавками запас провизии и воды и пристроил там же два пледа и несколько одеял, пояснив, что под облаками очень холодно. — Вы не боитесь, что нас может занести не туда? — спросил Стив, перекрикивая шум ветра. — Надвигается буря. Не лучше ли было лететь днем? И при более спокойной погоде? — Вы боитесь? — прищурился Джеймс Гудвин, заталкивая под лавку последний тюк и наматывая вокруг шеи зеленый шерстяной шарф. — Впрочем, будь я на вашем месте, я бы тоже опасался сесть в баллон к малознакомому странному старику. Но я знаю этот ветер не хуже, чем путь от своего кресла до камина. Это тот самый ветер. Когда он поднимается, мое сердце начинает стучать в особом ритме. Это именно тот ветер, который принесет нас в Волшебную Страну. Он знал, что мы его ждем. И он пришел. Гудвин в последний раз взглянул на свой дом. Подошел к крыльцу и аккуратно положил ключ на ступени. Ветер нервно хлопал незапертой дверью. — Прощай, — тихо сказал Джеймс Гудвин и погладил стену дома сухой старческой ладонью. — Вряд ли мы увидимся когда-нибудь. Но я благодарен тебе за все. Элли показалось, что дом печально вздохнул в ответ, отпуская своего хозяина. Гудвин обернулся. Элли вдруг поняла, что он уже не сутулится, что его взгляд стал более ясным и что он словно помолодел на те немыслимо долгие двадцать лет, которые провел в этом маленьком тихом городке. — Я отправляюсь домой, — прошептал Гудвин, и Элли увидела, что его щеки блестят в свете фонаря, болтающегося на ветру возле задней двери дома. — Ну что же, друзья мои… Вперед. Я наконец-то отправляюсь домой.