Ошибки и их последствия

      — Привет!       Магнус оборачивается, тем странным седьмым чувством, что позволяет двум не видевшимся до того знакомым по переписке узнать друг друга, уверенный, что обращаются к нему. И не ошибается.       — Это ведь вы — Магнус Бейн?       Это как удар под дых, как падающее на голову небо, как локальный апокалипсис в мозгу. Со светлого детского лица из-под растрепанной черной челки на Магнуса смотрят мучительно знакомые голубые глаза.       — Эй, сэр, с вами все в порядке?       С Магнусом ничерта не в порядке. Вообще-то он давно привык встречать рано или поздно детей, и, честно говоря, даже внуков, правнуков и прочих потомков своих знакомых. И, разумеется, он знал, что у Александра Лайтвуда, нынешнего главы Нью-Йоркского Института, есть сын. Вот только увидеть его оказалось слишком странно. Больно. Радостно. Невыносимо.       Он заново всколыхнул слишком много воспоминаний, которые Магнус так и не смог похоронить, которые все еще причиняли слишком много боли и слишком много значили.       — Эй, сэр. Вы как будто побледнели, — продолжает тем временем мальчишка, ничуть, похоже, не смущенный тем, что его молчаливо разглядывают.       "Что за дурацкая привычка добавлять это "эй" в каждую фразу?" — думает Магнус и понимает, что сказал это вслух, когда тот вскидывается обиженно:       — И ничего не дурацкая!       Он капризно надувает губы, и все невероятное сходство с Алеком пропадает, словно его и не было. На лице Алека Магнус никогда не видел такого выражения — избалованного ребенка, уверенного, что мир создан для его развлечения.       Магнус присматривается внимательнее. Лет тринадцать-четырнадцать, вряд ли больше. Рун пока нет или не видно, оружия с собой на первый взгляд тоже нет. И один. В Идрисе, конечно, безопасно, но мальчишка его возраста всегда может найти себе приключения на пятую точку.       — А вы часом не сбежали, юный мистер Лайтвуд? — серьезно спрашивает Магнус.       — А вы откуда знаете, что я Лайтвуд? — щурится мальчишка. И смотрит нисколько не удивленно, а так, словно проверяет Магнуса.       — Я знаком с твоим отцом, — честно отвечает тот, не видя причин юлить, — вы с ним очень похожи.       — О, — мальчишка чуть хмурится, — вы хотели сказать — были знакомы?       Целых десять ударов сердца Магнус молчит, а потом ему невероятно долгое мгновение кажется, что оно — его сердце — больше никогда не сделает ни удара.       — Был знаком? — переспрашивает он, но, шевеля губами, не слышит собственного голоса. Приходится сначала прокашляться.       Мальчишка молчит невыносимо долго, а потом произносит виновато:       — Простите, я не подумав ляпнул. Просто о вас так говорили, как будто вы какая-то тайна, и мне стало страшно любопытно. Но я глупость сказал. Нельзя так. Вы друг отца? Ой, да, он жив, конечно.       Магнус выслушивает эту тираду, ощущая, как его одновременно затапливает облегчение и разбирает злость, заставляющая схватить мальчишку за ухо.       — Ай! — тот пищит, но, на удивление, не вырывается — только смотрит настолько печальными виноватыми глазами, что Магнус сам его отпускает.       — Твой отец, — говорит он, поймав его взгляд, — может не вернуться с любого рейда. А ты в шутку говоришь о его смерти? — Магнус, не дожидаясь ответа, разворачивается и уходит.       Каким образом мальчишке удается найти его уже в Нью-Йорке — городе, в котором живет восемь с половиной миллионов! — Магнус не может понять, сколько об этом ни думает. Но тот просто сваливается, как снег на голову, однажды выныривая из толпы, и идет рядом, ничего не говоря.       Магнус со вздохом останавливается и поворачивается к нему, вопросительно вскидывая бровь.       — Привет! — сияет тот радостной улыбкой. — Мы в тот раз так толком и не поговорили…       — Послушай, — перебивает его Магнус.       — Крис, — подсказывает мальчишка. — От Кристофер, если что.       — И сейчас не поговорим, Кристофер, — у Магнуса нет ни малейшего желания продолжать этот разговор и снова иметь хоть какое-то отношение к нефилимам. Все это уже давно его не касается. Поэтому он идет к дороге, чтобы поймать такси, хотя до дома осталась всего пара кварталов. Но он не представляет, как еще отвязаться от назойливого мальчишки без того, чтобы создать портал на глазах у примитивных и уйти куда-нибудь в другое полушарие.       Крис упрямо тащится за ним следом.       — Ну подожди, Магнус… Магнус!       Тот захлопывает дверцу машины и говорит себе, что поступает правильно. Что у него были основания дать самому себе обещание не связываться больше с сумеречными охотниками и ему же будет лучше его не нарушать.       — Эй, привет!        Магнус морщится, услышав в трубке знакомый жизнерадостный голос.       — Откуда у тебя мой номер, Кристофер? — сердито спрашивает он.       — Нашел в отцовской телефонной книге, — охотно поясняет мальчишка, и Магнус прежде, чем успевает себя остановить, переспрашивает с очевидной даже ему самому надеждой в голосе:       — Правда?       — Нет, — с очевидным же сожалением отвечает Крис, — на самом деле я узнал его в городском телефонном справочнике. Но мне была интересна твоя реакция, понимаешь.       — Знаешь, Кристофер, — задумчиво произносит Магнус, — я сейчас немного занят.       Магнус и правда очень занят — подсчитывает, сколько постоянных клиентов потеряет, сменив номер. Или, может, сделать им рассылку с новым?..       — Не мог бы ты перезвонить, скажем... никогда? — Магнус уже собирается сбросить звонок, но останавливается, когда Крис добавляет беспечно:       — Тут также записан твой адрес.       Магнус думает, насколько оправданным шагом будет смена жилья и в результате машет рукой. В конце концов, он всегда может уехать лет на пять, пока мелкий Лайтвуд не выбросит его из головы. Это что-то болезненно напоминает, но Магнус снова только отмахивается.       — Ладно, — говорит он. — Чего ты хотел?       — Просто задать пару вопросов, — радостно раздается на том конце. — Скажи, у тебя был роман с моим отцом? — без перехода спрашивает Крис, и Магнусу приходится досчитать про себя до десяти, прежде чем отвечать.       — Кристофер, — произносит он угрожающим тоном, который должен дать понять мальчишке, что это не лучший вопрос.       Тот понимать не хочет.       — Эй, да ты только скажи да или нет, ну, в самом деле, отец-то мне ни за что не скажет.       Даже немного зная Кристофера, Магнус догадывается, что догадки с вопросами у него не сильно разошлись, так что «ни за что не скажет» — это не предположение, а констатация проверенного факта.       — Если ты считаешь, что это твое словечко-паразит выглядит круто, то ты ошибаешься, — меняет Магнус тему, но Крис только вздыхает в ответ. И ждет.       Магнус сбрасывает вызов.       Слово с делом у Криса тоже не сильно расходится — это Магнус понимает, обнаружив мальчишку на следующий день на собственном пороге.       — Скажи на милость, что ты здесь делаешь? — Магнус смотрит на него взглядом, в который изо всех сил старается вложить осуждение и суровость. То ли получается плохо, то ли мальчишке такое нипочем. Ну да... его отец ведь Алек, а с его осуждающим взглядом Магнусу не тягаться.       — Я пришел поговорить, привет, кстати, — совершенно беспечно отвечает Кристофер.       Магнус иронично вскидывает бровь. Обычно выходит неплохо, но тому и это как с гуся вода.       — Так ты трубку бросить не сможешь, — поясняет он.       — А если я дверь захлопну?       Крис пожимает плечами.       — У меня достаточно громкий голос.       Магнус верит. Как и в то, что если бы он действительно захлопнул дверь, тот бы орал через нее.       — Тебе не кажется странным приходить поговорить с кем-то намного старше тебя?       — Ну, — пожимает плечами Крис. — Всю мою жизнь все вокруг старше меня, так что нет.       — Ладно, — смиряется с неизбежным Магнус. — И куда мы с тобой пойдем? — безнадежно спрашивает он.       — Ну, выпить мне не нальют, так что, может, хоть мороженого поедим?       Магнус покупает Крису мороженое, а себе кофе и возвращается за столик. Он чувствует, что на них косятся немного странно, и понимает почему: парень лет двадцати кормит мороженым ребенка... на родню они не похожи, на друзей тоже — Магнус на этот счет иллюзий не строит. Хорошо, если полицию не вызовут...       — Ну и о чем ты хотел поговорить? — Магнус старается, чтобы вопрос прозвучал, как заданный исключительно из вежливости.       — Мои родители испортили друг другу жизнь, — не отрываясь от мороженого, отвечает Кристофер.       — Это кто из них так говорит? — спрашивает Магнус, думая о тысяче вещей одновременно, начиная от того, что это чертовски странная тема для разговора с тем, кого ты видишь в третий раз в жизни, и заканчивая тем, что же все-таки происходит в жизни Александра.       — Это я так говорю, — Крис косится на него исподлобья, словно ожидая, что Магнус рассмеется.       Магнус не смеется. Только замечает осторожно:       — Ты не должен так говорить.       — Но это правда, — мальчишка пожимает плечами и возвращается к мороженому. — Мама не любит папу, папа не любит маму, зато оба они любят меня и я люблю их обоих, поэтому все мы всё еще вместе, и они страдают. Такая вот задница. И что нам с этим делать, может, ты мне скажешь? — Крис некультурно тычет в Магнуса ложкой, но тому не до этикета.       — Меня это не касается, — Магнус отводит глаза, и Крис, конечно, замечает это и настороженно щурится, тут же замирая.       — Да? — вкрадчиво переспрашивает он.       — Да, — Магнус заставляет себя посмотреть на него с твердостью во взгляде — еще его не стыдили подростки, в самом деле.       — Ну, у тебя все же есть опыт в несколько сотен лет, которого нет ни у кого из нас, — улыбаясь, тянет Крис. — Так, может, посоветуешь что-нибудь?       Магнус делает глоток кофе, давая себе время подумать. Он уже примерно представляет, о чем этот мальчик думает и чего добивается. Судя по всему, у его родителей — Магнус нарочно даже мысленно цепляется за общее безразличное слово — не все в порядке, и, конечно, это причиняет ему боль. Возможно, кто-то из старших упомянул при нем Магнуса. Изабель, Клэри, или Джейс, или даже Саймон — этот бестолковый примитивный, ставший еще более нелепым вампиром, а потом по какой-то невероятной и невозможной случайности — нефилимом. С ним они даже как-то сталкивались в Аликанте, но едва ли обменялись парой фраз. Он тоже был частью прошлого, которое Магнус слишком старался забыть.       Как и Крис со своим невероятным сходством с отцом. Наверняка он, узнав о Магнусе, со всем юношеским максимализмом, идеализмом и романтичностью решил, что нашел того, кто все исправит. Что первая любовь не проходит — или как еще говорят современные подростки.       Но правда в том, что Магнус не может ничего исправить, потому что не один он все разрушил. Что бы он сам об этом ни думал и как бы ни жалел теперь о собственном поспешном решении, о том, что сдался, как всегда. А теперь — пятнадцать лет спустя! — все не может избавиться от воспоминаний, боли и сожалений. Александр, какие бы проблемы ни были у него сейчас, по крайней мере, не зациклился на Магнусе, свидетельством чему является как раз сидящий напротив мальчишка.       Магнус ничего не мог поделать с разъедающим разочарованием и обидой из-за того, что Алек смог его забыть, а он Алека — нет.       — Оставь своим родителям самим разбираться с их проблемами, — наконец говорит он все еще ждущему ответа Крису.       Тот выглядит разочарованным и смотрит с напряженным вниманием, словно пытаясь что-то прочесть по лицу Магнуса. Напрасно — у того было достаточно времени чтобы научиться держать себя в руках и не показывать эмоции.       — Я не волшебник, который решит твои проблемы, Крис, — Магнус поднимается, но задерживается еще немного, чтобы спросить: — Почему ты вообще решил, что я могу чем-то помочь?       — Потому что мой отец все еще тебя любит, — уверенно говорит тот.       Магнус хочет возразить, что так не бывает. Магнус придумывает с десяток неоспоримых аргументов, но ни один не высказывает. Ни один из них ничего не стоит, покуда он сам не хочет в них верить.       — Отлично, — кивает Кристофер, — даже не спорь со мной, уж я-то знаю.       «И в кого он такая заноза в заднице?» — думает про себя Магнус, а мальчишка, подмигнув ему, отвечает:       — В папиного парабатая. А тебе нельзя быть таким рассеянным.       Магнус заставляет себя снова сесть за столик. Долго молчит, понимая, что мальчишка точно не тот, кого он должен спрашивать, но все равно задает вопрос:       — Почему ты думаешь, что Алек до сих пор меня любит?       — Так маму он не любит, а больше никого у него нет, — уверенно отвечает Крис. А потом добавляет, очевидно, понимая, что Магнусу нужны аргументы:       — Я бы знал!       О да. Этот бы знал. Аргумент.       Крис, кажется, смотрит на него с вопросом. Поэтому Магнус просто спрашивает прямо, устав делать вид, что ему все равно.       — Что?       — Просто пытаюсь понять — как папа мог бросить такого клевого мага? — пожимает плечами тот. Будь он постарше — сошло бы за подкат, но Магнус в принципе не воспринимает детские выкрутасы как лесть или кокетство. Особенно, когда ему бьют под дых.       — Вообще-то, это я его бросил, — мстительно отвечает он.       — Окей, — ничуть не разочарованно говорит мальчишка. — Тогда как ты мог бросить такого клевого парня, как мой отец?       Магнус напоминает себе, что за умышленное убийство в Америке дают пожизненный срок. В его случае это как-то неоправданно долго.       — На сегодня хватит вопросов, — говорит он и все-таки уходит.       Мальчишка звонит еще через два дня и его "эй, привет!" Магнус воспринимает как кару небесную и заслуженную — грешил он много, вот Алека бросил, а не бросил бы — этот мальчишка не родился бы. Все было справедливо.       — Тебе снова хочется поговорить? — тоскливо спрашивает он, в последний момент пытаясь перевести все в шутку. — Или ты хочешь мороженого?       — Вообще-то я хочу в кино, — охотно отвечает тот.       Магнус не понимает, шутка это или он говорит всерьез.       — Пойдем на следующей неделе на одиннадцатые Звездные Войны? Премьера! — кажется, он все-таки не шутит.       Магнус морщится и отрезает:       — Я занят, сходи с кем-нибудь другим.       — Ну, Магнус, — ноет это несносное создание, — ну с кем? Отец в жизни не пойдет, а дядя Саймон проест мне мозг, что нетруъ, неканон и вообще фигня, а вот старые-то фильмы... олдскульщик занудный.       Магнус вздыхает и говорит себе, что соглашается только из любви к классике. Исключительно! И это не имеет никакого отношения к его навязчивому желанию услышать что-нибудь про Александра.       — Это почти как свидание, да? — говорит мальчишка, когда они выходят из кинотеатра и Магнус думает, что сказать о фильме, чтобы не выставить себя занудным олдскульщиком.       Магнус резко останавливается, Крис по инерции проходит еще несколько шагов и только потом замечает и оборачивается.       — Это не свидание, Кристофер, — как можно строже обрывает Магнус. На того это уже ожидаемо не производит особенного впечатления.       — Почему? — тут же требует аргументов он.       — Потому что тебе четырнадцать, а мне — четыреста, — отбривает Магнус.       — Ух ты! — Крис даже присвистывает. — А папа знал? Или не спрашивал?       — Я говорил, но он не знал точно, — уклончиво отвечает Магнус, не горящий желанием объяснять этому ребенку причины, по которым никогда не говорит правду о своем возрасте.       — То есть, ты ему врал? — без обиняков переспрашивает Крис.       — Нет! — Магнус отвечает слишком резко, неожиданно понимая, что слова Криса задели его больше, чем должны были бы.       Тот хмыкает, но не спорит.       — А почему ты мне сказал? — не хватает надолго его молчания.       — Потому что ты слишком приставучий, — огрызается Магнус.       — А может это твое подсознательное чувство вины за то, что ты не говорил всей правды отцу, и ты пытаешься его искупить, теперь рассказывая все мне?       — О, Разиэль, — бормочет Магнус. — Откуда ты такого понабрался?       — Дядя Саймон увлекся психологией, — охотно поясняет Крис. — Говорит, фантастика и компьютерные игры потеряли свою привлекательность еще лет десять назад, когда он начал регулярно ходить в рейды. Хоть он иногда и составляет мне компанию... А сколько было отцу? — без перехода спрашивает он. И Магнус, кажется, только поэтому — задумавшись и потерявшись в воспоминаниях, отвечает:       — Восемнадцать.       Алеку было восемнадцать. И Магнус на мгновение снова оказывается в том длинном дне, наполненном моросящим дождем, паническими звонками Рагнору и Катарине и демоном сесилия, запахом серного дыма от пентаграммы, и кофе и озона, пришедшего вместе с Алеком. В том дне, наполненном оправдывающимися надеждами. Эти воспоминания все еще причиняют ему боль, и глупо было пытаться обмануть себя, притворяясь, что это не так.       — Про меня тебе тоже дядя Саймон рассказал? — вдруг понимает Магнус.       И мальчишка неожиданно смущается. Это уже можно считать достижением.       — Как ты догадался?       Просто Алек не стал бы про него вспоминать. А тем более в разговорах с сыном...       — Четыреста лет опыта, — отвечает Магнус.       А потом видит Александра, идущего им навстречу.       Поначалу Магнусу кажется, что тот нисколько не изменился — та же уверенная, но легкая походка, те же растрепанные черные волосы, та же извечная форма сумеречных охотников. Но потом Алек подходит ближе, и он замечает сразу все — жесты и движения, четкие, даже резковатые черты лица без всякого остатка подростковости, даже морщинки вокруг глаз. И это придавливает Магнуса бетонной плитой всех прошедших лет, которые снова не оставили на нем самом никакого следа. Но не на Алеке. Магнус должен был понять это еще глядя на Криса, но острее всего чувствует только сейчас.       — На мне руна невидимости, — первым делом предупреждает Александр, и это так на него похоже — в первую очередь думать о чем-то обыденном, основном.       На Алеке руна невидимости и это значит, что Магнус не может просто сгрести его в охапку, чтобы почувствовать, что он настоящий, что это и правда он.       Хотя о чем это он. Магнус в принципе не может себе позволить что-то подобное теперь.       Наверно, ему самое время уйти, но Магнус зачем-то тащится с ними до самого Института, где они смогут поговорить и где не будет примитивных, которые решат, что он сумасшедший. Магнусу было бы плевать, но Алек снова печется о том, чтобы следовать правилам.       — Крис, — абсолютно ровно, без осуждающих или недовольных ноток говорит он сыну, — иди домой.       И Крис — этот ходячий дух противоречия и воплощенное упрямство — не говоря ни слова уходит, только оглядывается на них с такой надеждой, что Магнусу становится тошно.       Ну что ж, хотя бы с воспитанием детей у Алека определенно лучше, чем с отношениями.       Ничего не получается, конечно.       За пятнадцать лет у них было слишком много времени, чтобы обдумать все, что они хотят друг другу сказать, и осталось слишком мало терпения, чтобы друг друга выслушать. Да и слушать, по правде сказать, особенно нечего.       Алек молчит и смотрит на Магнуса. Тот ищет какие-то слова и думает уже как Крис сказать "эй, привет!". Но Алек, наконец, говорит и лучше бы он молчал!       — Теперь ты взялся за моего сына?       Магнус не понимает в первый момент, а в следующую секунду чувствует себя так, будто ему в лицо плеснули кипятком.       — Вот как ты обо мне думаешь, — только и может произнести он.       — А что это было? — довольно резко спрашивает Алек. — Ему четырнадцать, Магнус! Для тебя возраст уже не имеет значения?!       Магнусу омерзительно тошно. Не только от того, что Алек говорит и думает о нем. А еще и оттого, что ему совершенно нечем оправдаться. Просто тогда ему придется рассказать, что он чувствует себя наркоманом, трясущимся от любого упоминания самого Алека.       — У меня с твоим сыном ничего нет и быть не может, — голос у Магнуса дребезжит, но на это ему уже плевать.       — Все равно держись от него подальше, — наконец угрожающе бросает Алек, уходя.       — Пусть вся ваша семейка сама держится от меня подальше, — абсолютно недостойно, скандально и отвратительно даже самому себе кричит Магнус ему вслед.       И в тот же вечер собирает вещи и уезжает.       Перед этим он вынимает из мобильного сим-карту. Сломать ее пальцами не выходит, так что он поджигает ее магией, а после оставляет валяться на полу спекшимся плавленым куском железа и пластика.       Магнус всегда считал, что бесполезно давать кому-то второй шанс и пытаться склеивать уже разрушенное — все равно зазоры и трещины в виде взаимных обид так никуда и не исчезают. Что же, он в очередной раз оказывается прав, вот только легче от этого не становится.       Но, по крайней мере, ему становится проще дышать, оказавшись на разных континентах с обоими Лайтвудами. На третий день он даже выходит из гостиницы, чтобы выпить кофе. Стыдно упускать такую возможность, находясь в Вене.       А теперь он с унынием смотрит на давно остывший кофе.       В прошлый раз ему потребовалось пять лет, чтобы хоть немного прийти в себя и вернуться в Нью-Йорк. И — один намек на то, что все еще можно исправить, шанс, в который Крис заставил его поверить, и он сорвался, как будто только этого и ждал. И все зря, разумеется.       Магнус, боковым зрением уловив движение, поднимает взгляд и смотрит на плюхнувшегося за столик напротив него мальчишку.       — Киснешь? — как ни в чем ни бывало спрашивает Кристофер. — Что ж, должен признать, это я налажал. Не думал, что отец так это воспримет. Надо было с ним заранее поговорить…       Шок и удивление все-таки пробивают завладевшую Магнусом апатию. Особенно, когда Крис и себе заказывает кофе, доказывая тем самым, что, определенно, не является его бредом или видением.       Магнус давит в себе пять или шесть вопросов, три из которых являются нецензурными, и только с седьмой попытки выдает нечто подходящее:       — Как ты вообще сюда добрался?!       — На самолете.       — Ты же несовершеннолетний! И откуда у тебя деньги? — у Магнуса в голове встают картинки одна другой краше, как Алек обнаруживает пропажу сына и что он думает — вплоть до того, что это Магнус похитил Криса.       — Ну, примитивные же меня не видят, а там было свободное место... да не смотри ты так, я нарисовал руну выносливости заранее, ничего бы не случилось!       — А как ты меня нашел?!       — Ну, — мальчишка кажется немного смущенным. — Ты оставил много личных вещей...       — Ты и в квартиру мою пробрался?! Там же защита на всех дверях и окнах!       Магнусу на секунду становится плохо, когда он вспоминает парочку защитных заклинаний. Если бы такое случилось с сыном Алека... Магнусу с трудом удается устоять на ногах.       — Да, но кухонный лифт был без защиты, — все еще смущенно отвечает юный взломщик.       Магнус обещает себе законопатить в следующем жилье любую щель, в которую сможет пролезть кто-то крупнее блохи.       — Ты же не оставил адреса! — обиженно напоминает Крис.       — Может, это потому, что я не хотел вас видеть?!       — Да нет, ты просто сбежал, — Крис откидывается на спинку стула, и Магнусу стоит больших усилий не ударить его. Не то, чтобы он решал что-то в жизни рукоприкладством, но... это был бы хоть какой-то выход для эмоций.       — Тебе доставляет удовольствие доставать других? — спрашивает Магнус.       — Вообще-то да, — беспечно признается мальчишка и добавляет: — но сейчас я это делаю не из любви к искусству.       Магнус нервно смеется.       — А для чего тогда? Ты уж извини, — он не может сдержать яд, но видит бог, он сам отравлен, — но кажется, твой отец тоже не в восторге от такой благотворительности!       — Ему жаль, что он наговорил тебе тогда… — кажется, Крис хочет сказать что-то еще, но Магнус не слушает.       — Ему жаль! Надо же! — он театрально всплескивает руками. — Тогда, может, ему следовало сказать это мне лично, для начала?       — Может, он так бы и сделал, если бы ты не убежал? — в свою очередь возмущается Крис.       — Может, хватит это повторять?! — взрывается Магнус. На него кто-то шикает, и ему приходится напомнить себе, что кругом куча постороннего народа, которому совсем необязательно становиться свидетелями его позора.       — Послушай, — Магнус склоняется над столом, поймав взгляд Криса и заставляя себя говорить тихо и спокойно, — сейчас ты идешь со мной, и я отправляю тебя домой. И больше никогда, никогда, никогда, — Магнус все-таки снова повышает голос, — не услышу ни о тебе, ни о твоем отце.       Магнус с трудом борется с желанием вытряхнуть Криса из-за столика за шкирку и так и тащить за собой, но понимает, что в этом нет необходимости. Тот и так не отстает ни на шаг, ни на секунду не замолкая.       — Что между вами произошло? — стараясь не отстать от Магнуса, спрашивает он. — Тогда, пятнадцать лет назад, — так и не дождавшись ответа, уточняет Крис. — Я просто не понимаю — вы любили друг друга, а потом просто разошлись? В чем тут логика?       Магнус смотрит на Криса, не зная, что ответить. По правде сказать, логики в их поступках не было. Просто однажды Алек пришел и сказал, что родители настаивают на том, что он должен жениться. И что он не может сказать им правду. "Должен — женись" — ответил тогда Магнус. А сам на следующий день собрал вещи и уехал.       Алек, конечно, мог бы его и догнать — вот эта мелкая ходячая неприятность догнала же! — но не стал. А Магнус не стал возвращаться, меняя города и страны и прячась за новыми впечатлениями. Лет через пять он вернулся в Нью-Йорк, уже зная, что Алек женат и что у него есть ребенок — скажи пожалуйста, как же на него надавили родители... И все равно Магнус ждал, что Алек узнает, что он вернулся и придет. Где-то с год... потом как-то отболело.       И вот снова этот ребенок вскрыл все, как нарыв.       Магнус открывает портал прямо во двор Института и проходит через него вместе с Крисом, чтобы уж точно быть уверенным, что тот не потеряется где-то по пути — пусть это и невозможно.       — Попробуй еще раз, — Крис дергает его за рукав.       Магнус с сожалением смотрит на него, но ничего не говорит.       — Дай себе и ему еще один шанс! — в голосе Криса впервые проскальзывает настоящее отчаяние. — Пожалуйста, просто попробуй!       Магнус присаживается на корточки перед ним, как в их первую встречу в Идрисе и смотрит внимательно, понимая, что действительно вряд ли увидит его еще когда-нибудь. Только если столкнутся случайно еще лет через пятнадцать, когда, может, уже у Криса будут свои дети. Это отзывается неожиданным сожалением — он и не думал, что успел привязаться к этому несносному мальчишке.       — Ты понимаешь, что все время пытаешься сделать? — испытующе спрашивает Магнус. — Ты ведь разрушаешь собственную семью.       — Ее никогда и не было, если под этим словом понимать что-то большее, чем просто руну брака, — Крис шмыгает носом, но упрямо вздергивает подбородок. — А я знаю, что это так, я же вижу — у дяди Джейса с тетей Клэри, и у тети Изабель с дядей Саймоном все не так.       Магнус не знает, что на это ответить, и тот уже увереннее продолжает:       — Дело ведь не только в отце или тебе, маме же тоже плохо и больно.       — Ее личную жизнь ты тоже налаживаешь?       — Она следующая на очереди! — усмехается Крис.       Магнус только закатывает глаза и вздыхает в ответ, чувствуя, что совершенно не может с ним спорить.       — Я подумаю, ладно? — наконец говорит он.       — Обещаешь? — Крис щурится с подозрением во взгляде.       Магнус серьезно кивает. Он и не сомневается, что будет об этом думать — еще очень, очень долго. И никогда не забудет ни Александра, ни его сына — такого упрямого и надоедливого, но все равно замечательного. Но того уже точно не касается, собирается ли Магнус что-то делать или нет.       — А теперь иди домой, твои родители наверняка сходят с ума, переживая за тебя, — Магнус подталкивает Криса, но тот, сделав пару шагов, останавливается, оглядываясь на него через плечо. А потом неожиданно налетает, крепко обнимая Магнуса и утыкаясь лицом куда-то в грудь.       — Все ты врешь, — приглушенно бормочет он. — Ничего ты не сделаешь.       Магнус треплет его по волосам, тоже обнимая на пару секунд, но потом решительно отстраняясь.       — Иди домой, Крис, — повторяет он.       Магнус смотрит, как тот взбегает по ступенькам крыльца и, дождавшись, когда за ним закроется тяжелая дверь Института, уходит.       Магнус не возвращается в Вену, хоть и не может объяснить, почему. Здесь его ничего уже не держит, и Крис больше не станет его преследовать. Но Магнус ждет, сам не до конца понимая, чего.       Но дожидается — Александр приходит вечером в тот же день. Колеблется, не решаясь войти, и снова выглядит тем смущенным и неуверенным в себе мальчишкой.       — Спасибо, что вернул Криса домой, — нарушая неловкое молчание, говорит он.       — Это звучит так, как будто я его и потащил за собой.       — Нет, — Алек для верности еще и мотает головой, — нет, я понимаю, что он сам за тобой увязался.       — Он очень, — Магнус с трудом подбирает слова, — целеустремленный...       Алек неожиданно улыбается.       — Он упрямец и хитрец.       — Он замечательный, — не может не ответить на улыбку Магнус.       Алек отводит взгляд и отбрасывает челку с лица знакомым жестом.       — На самом деле, я еще пришел извиниться, — медленно говорит он, и прежде, чем Магнус успевает уточнить, за что именно, добавляет: — За все.       Магнус снова не может подобрать слов и не знает, что сказать. Должен ли он тоже извиниться? И что это вообще изменит?       — Я не должен был подозревать тебя, — Алек начинает, не дождавшись его ответа, и тут же запинается, — в связи с Крисом...       Это было не то, что надеялся услышать Магнус. А впрочем, на что он рассчитывал...       — Да, это было очень глупо, — с безжалостной честностью и прямотой говорит он. — А еще унизительно и мерзко.       Алек снова вздыхает.       — Прости... Просто Крис в последнее время был сам не свой, и я подумал, что он влюбился... И я не ожидал увидеть тебя, — признается он.       — И поэтому ты предположил обо мне самое худшее? — с горьковатой иронией уточняет Магнус. — Что если у меня не получилось с тобой, то я попробую с твоим сыном?       — Я не предполагал, я вообще не думал, — резко отвечает тот, но Магнус слишком ясно видит, что злость Алека направлена на самого себя, и желание обвинять пропадает.       Снова повисает тяжелая, вязкая тишина, и Магнус уже думает, что на этом все и закончится, когда Алек снова заговаривает.       — Есть еще кое-что, в чем я виноват, Магнус. Хотя, наверно, уже слишком поздно и это не будет иметь для тебя никакого значения.       Магнус не хочет об этом говорить. Он уже миллион раз мысленно разговаривал с ним на эту тему за пятнадцать лет. И все равно он не останавливает Алека.       Тот ловит его взгляд, прежде чем продолжить.       — Мне жаль, что я был недостаточно смелым, чтобы открыто признать наши отношения, что колебался, сомневался и причинял тебе этим боль. Что поставил выше чьи-то ожидания о том, что я должен делать. Я виноват в этом перед нами обоими, потому что нет ничего, о чем бы я жалел больше.       Магнус много чего представлял, и все равно слышать это было неожиданно. Неожиданно горько.       Магнусу понадобилось пятнадцать лет, чтобы понять — ему не нужны извинения Алека.       Он уже хочет сказать что-то в меру нейтральное, как-то вежливо замять это все, но Алек поднимает ладонь, останавливая его:       — Но я не единственный виноват, Магнус.       — И что ты хочешь? — холодно спрашивает тот. — Извинений?       — Просто объясни почему, — как-то беспомощно, непохоже на себя теперешнего просит Алек. — Потому, что я заговорил об этой чертовой женитьбе?       — Заговорил?! — Магнус все же срывается. — Заговорил, Александр?! Тогда у меня для тебя новость, если ты сам за пятнадцать лет так и не понял — ты женился!       — Уже после того, как ты меня бросил.       Магнус вообще не понимает, к чему этот разговор и взаимный обмен обвинениями.       — Мне было восемнадцать, — Алек не повышает голос, но и не отводит взгляд, говоря с незнакомой Магнусу твердостью. — Я был мальчишкой, неуверенным в себе, в правильности того, что делаю, не привыкшим вообще думать о том, чего хочу я, а не кто-то другой. Считавшим, что это в принципе неправильно. И ты знал это, как и то, что это мои первые отношения, и я не знаю, как себя вести. У тебя было больше контроля, Магнус.       — Возможно, — устало соглашается тот, глядя на него и отмечая, как сильно он изменился. В нем изначально это было — сила, и уверенность, и твердость, но сейчас Магнус видит, как они раскрылись. И он не может избавиться от разъедающего разочарования, что его не было рядом, чтобы видеть, как Алек менялся, и Магнус не знает, что именно сделало его таким.       — Я слышал это не раз, Алек, — наконец, говорит он. — Что я — не тот, с кем можно связать жизнь, что не вписываюсь в спокойные планы на будущее, что неправильно быть со мной. Но я слишком надеялся, что мне не придется слышать это от тебя. Что ты решишься, расскажешь родителям и все, наконец-то, будет хорошо.       — Я рассказал, — перебивает его Алек.       — Что? — Магнус теряется. — Погоди, если ты говоришь в общем, что однажды ты все же решился, то, знаешь, спустя пятнадцать лет это ничего не меняет.       — Я рассказал им все на следующий день, — голос Алека становится резким и напряженным. От сдерживаемый обиды, — или злости? — Магнус не знает, не может понять, потому что Алек больше не открытая книга, он, кажется, стал еще более сдержанным и скрытным. Или же Магнус просто больше не знает его.       — Потом я приехал к тебе, — продолжает Алек, нарушая повисшую тяжелую тишину, — но тебя уже не было. Твой сотовый звонил в пустой квартире, и я слышал это из-за двери. Тогда — тогда, а не сейчас, Магнус — я правда не понимал, что сделал не так. Я был уверен, что рано или поздно что-то такое обязательно случится — ты поймешь, что я для тебя недостаточно хорош — и бросишь меня.       Алек опускает взгляд, в котором уже ясно читается боль от воспоминаний, и прячется за челкой таким знакомым и родным жестом, что у Магнуса щемит в груди.       — Я рассказал им все, но уже тогда было слишком поздно, да? Ты прав, сейчас это тем более ничего не меняет.       — Знай я об этом, я бы не уехал, — тихо отвечает Магнус.       — Ты уже уехал к тому моменту, Магнус, — Алек пожимает плечами. — Я, черт возьми, даже представить себе не мог, что ты просто сбежишь! — он все-таки злится. — А ты просто уехал!       — А ты мог меня догнать! — Магнус знает, что от высказывания обид легче не станет. Но сейчас, почему-то, ему уже безразлично. — Тебе было все равно, уехал я или нет, все же было решено.       Алек минуту смотрит на него, потом принимается перечислять:       — Лиссабон, Мадрид, Тулуза, Женева, Люксембург, Брюссель, Ганновер, Берлин...       Магнус сглатывает.       — Ты следил за мной?       Алек мотает головой. Потом вздыхает, прикрывая глаза, словно боясь увидеть реакцию Магнуса на то, что скажет.       — Мне нужно было знать, что ты в порядке.       — Я не был в порядке, — медленно произносит тот. — И я все еще не в порядке, если тебе все еще нужно это знать.       Алек молчит очень долго. А потом спрашивает:       — Так что, Крис все-таки был прав?       Магнус смотрит на Алека, ожидая чего-то более конкретного.       — Ты... — Алек обрывает сам себя. — Мы. Мы все еще любим друг друга?       — А это имеет какое-то значение? — устало спрашивает Магнус. — Мы пятнадцать лет потеряли...       — Ну... не обижайся, но на тебе это не очень отразилось.       Магнус хмыкает, но все равно не может ответить сходу, думая, вспоминая — последние пятнадцать лет и — всего-то! — несколько месяцев до них, которые все равно перевешивают. Стоит признаться хотя бы себе, что Алеку он готов давать вторые, третьи и какие угодно по счету шансы.       — Если ты уверен, говоря за себя… — Магнус дожидается его кивка, — то да. Я все еще тебя люблю.       — Эй, привет! — голос в трубке домашнего телефона бодрый, несмотря на ранний час. И Магнусу больше чем обычно хочется убить его обладателя. — Отец только пришел. Вы помирились? Да? Да? Магнус, ну расскажи, интересно же!       — Кристофер, — с чувством говорит Магнус. — Ты самый ужасный, самый кошмарный человек на свете...       Кажется, на том конце провода хрюкают.       — И ты мог бы догадаться, что раз твой отец только что пришел, то я тоже всю ночь не спал. И да, мы поговорили, — нарочито небрежно бросает он.       — Что, вот прямо всю ночь и говорили? — со смесью ехидства и любопытства уточняет Крис.       — Можешь спросить у отца, — вкрадчивым тоном предлагает Магнус. Разумеется, он не собирается рассказывать ребенку ни о том, о чем они с его отцом говорили полночи, ни чем занимались следующую половину.       — Ну, Магнус, ну он же в жизни не скажет! — снова заныл мальчишка. Но тот положил трубку, смеясь и понимая, что тот, так или иначе, вытянет у него все, что захочет узнать.