Я не вру

      Вот уже несколько часов Эффи никак не могла уснуть. Она вглядывалась в ночную тьму, разглядывала собственные занавески и краешек неба, который виднелся из-за них. Время от времени она закрывала глаза и совершала очередную тщетную попытку заснуть. Часы неумолимо приближали ее к первым лучам солнца, назойливо тикая с прикроватной тумбочки. «Рассвет уже совсем скоро», - подумала она и повернула голову, бросая взгляд на мужчину, который посапывал на соседней подушке.       Он оказался здесь совершенно случайно, по ее собственной глупости, но ложью было бы сказать, что произошло это впервые. Он был частым гостем в уютной квартирке Тринкет и давно привык ни в чем себе здесь не отказывать. Впрочем, приходил он с весьма конкретными запросами, которые еще ни разу не остались без удовлетворения. Обхватив подушку загорелыми руками, он обжигал кожу Эффи каждым мерным выдохом, а его волосы картинно лежали на розовом белье, источая ни с чем не сравнимый сладкий запах роз. Блондинка последний раз втянула в себя душистый аромат и, приподнявшись, села у изголовья кровати. Она хотела дотронуться до мужчины и уже протянула руку, но, будто одумавшись, остановилась и обняла собственные колени.       Когда живешь в ритме Капитолия, то каждое свидание, будь оно деловым или личным, должно вписываться в расписание, иначе им придется пожертвовать. Сегодняшняя встреча не была запланирована, как все остальные, но не стала от этого хуже, скорее наоборот – ее внезапность придавала ей уверенности в присутствии какой-то закономерности. Откровенно говоря, сегодняшний день шел кувырком с самого начала. Трибуты утром, игры днем, скандал с ментором вечером – все строго по плану, все совсем неправильно. И если к детям двенадцатого и проклятым играм она привыкла уже давно, то к Хеймитчу привыкнуть было невозможно. Каждый раз, затевая очередную беседу о чем бы то ни было, Эффи знала, чем это закончится, но остановить себя просто не могла. В конце концов, они были одной командой, и им приходилось разговаривать даже против собственной воли. Начавшийся с невинного обсуждения предстоящих спонсорских мероприятий разговор, сумел перерасти в грандиозный конфликт, который отношения к играм вовсе не имел. Сравнив частоту посещения публичных мероприятий Эбернети с частотой посещения им ее собственной спальни, Тринкет заработала массу оскорблений в свой адрес, которые пришлось проглотить и продолжить общение уже совсем на другие темы.       Громкий стук в дверь вырвал женщину из собственных мыслей и заставил быстро встать с постели. Накинув халат, она быстро просеменила к входу в квартиру. Тем временем, звук, раздававшийся снаружи, становился все более настойчивым и требовательным. Кого могло принести в такое время, она даже представить себе не могла. Немного помедлив и попытавшись увидеть через дверной глазок, кто же мог посетить ее в столь поздний час, она повернула ключ в скважине и приоткрыла дверь. - Детка, как я рад, что ты не спишь! – раздался до боли знакомый и пьяный голос. - Хеймитч?.. – выдохнула Тринкет и попыталась захлопнуть дверь перед его носом. К ее великому сожалению, попытка успехом не увенчалась, и вот уже остроносый черный ботинок, преградил путь деревянной створке. - Не рада меня видеть? – спросил он, с силой толкая дверь, да так, что Эффи едва успела отпрыгнуть, больно ударившись об угол дубового комода. В одну секунду все мысли, которые она так тщательно пыталась разложить по полочкам, перемешались и превратились в ужасающую кашу, которая была готова закипеть сию же секунду. Она пыталась лихорадочно сообразить, зачем он пришел, почему так поздно, от чего именно сегодня, и не находила ответа ни на один из своих вопросов. Эбернети же времени не терял и, не обращая никакого внимания на молчаливые протесты хозяйки квартиры, доставал из ее нового серванта уже початую бутылку виски. - Ты была права, - провозгласил он, устроившись на диване, - нам давно пора поговорить! Кстати, выглядишь отлично! - его голос звучал так бодро, что казалось, мужчина спать еще не ложился. Скрутив пробку со стеклянного горлышка, он сделал большой глоток янтарной жидкости и вновь обратил взгляд к женщине, которая потирала ушибленную ногу. - Пожалуйста, тише, - гневно прошипела она и, прихрамывая, ринулась к дивану, на который Хеймитч уже закидывал ноги в грязной обуви, - тебе нужно уйти! - Да ладно-ка, детка! Вчера вечером ты говорила обратное… Ты же наверняка скучала, а? От этих слов Тринкет становилось дурно – голова кружилась, лицо заливалось краской, а руки начинали трястись. Зачем же было делать так больно, ведь она не хотела, чтобы все закончилось на мажорной ноте. Каждый вечер, что она ждала его, в мечтах складывался иначе – он приходил, извиняясь одним лишь взглядом, садился рядом, и после долгой паузы начинал говорить. Вещал скомкано, так, как он привык это делать с людьми, от которых не зависит жизнь трибутов, но все же Эффи все прекрасно понимала – не перебивала и не переспрашивала. Он признавался в том, о чем в жизни не скажет и слова, а она таяла и была готова простить все. Но он не приходил. Регулярно и методично он вламывался тогда, когда это было удобно ему. Заставая врасплох Эффи, он заряжался алкоголем, отбрасывал пару сомнительных комплиментов о ее внешности без парадно-выходного парика и костюма, а затем был секс. Чудовищный акт, от которого может получить удовольствие лишь мазохист. Они получали. Вся последующая схема отработана так же как и предыдущая – Хеймитч уверенный в том, что женщина спит, покидал квартиру, а Эффи в свою очередь еле сдерживалась чтобы не зарыдать, когда тихо щелкал дверной замок. Наступал новый день, и они вновь делали вид, что ничего не было. - Скучала? – отчеканила блондинка, начиная выходить из себя, - пошел вон! – пытаясь не переходить на крик, добавила она, но никакого эффекта фраза не произвела. - Ну же, иди сюда, - сказал незваный гость, сделав очередной глоток из бутылки, - выбрось из своей прекрасной головки капитолийские манеры. Ну же! Ты умеешь, я знаю. Он слишком много знал – знал, что сделать, чтобы она успокоилась или наоборот, начала злиться, знал, когда лучше подойти и что сказать, он знал о ней все, и это длилось более десяти лет, но это ничего не меняло. Поняв, что тактика кнута не сработает, Тринкет осела на пушистый ковер у дивана и решила говорить правду: - Хеймитч, ты должен уйти… - Ну это я уже понял, давай как обычно… - попытался перебить собеседник, но Эффи стояла на своем. - Я не одна, - закончила она наконец, и потупила взгляд в пол. - Да-да-да, ты не одна, у тебя много дел, завтра важный-преважный день и все такое. Я помню. Ты повторяешься, - на этих словах мужчина сполз с дивана и оказался рядом с ней. Сердце отчаянно забилось еще быстрее и было готово рвануться из груди. Его грубые пальцы коснулись ее бледного лица и время остановилось. Сейчас он влажно поцелует ее, время вновь побежит, но Хеймитч не торопился. Мутными глазами он смотрел в лицо женщины и молчаливо восхищался ею. Годы были над ней не властны. Естественная Тринкет была прекрасна, и все, что могло это изменить – капитолийская, отвратительная мода. - Я не вру, - тихо оправдалась она, падая в бездну. - Да? Ну и где же наши кавалеры? Где прячутся? – на этих словах Эбернети отпрянул и вскочил на ноги, - и кто они? Хотя нет, не отвечай. Я угадаю сам. Опять легла под спонсора? Расслабься, я привык, - он говорил это легко и непринужденно, как будто такое происходит сплошь и рядом. Для пущего эффекта, он одернул штору и посмотрел на Эффи наигранным удивленным взглядом, который говорил «Надо же! Здесь нет!»       Сделать еще больнее, чем было, он уже не мог. В глазах Тринкет засверкали слезы, и она закусила губу, чтобы не разрыдаться окончательно, но этого было мало. - Или нет. Победитель? Ведь меня одного мало! – ментор продолжал победоносно шествовать по чистенькой гостиной и заглядывать в ее темные уголки.       Эффи молча смотрела на распаляющегося мужчину, который говорил только для того, чтобы укорить, сделать больно, припомнить все обиды. Он был отвратителен и вместе с тем прекрасен. Ах, если бы он не был так прав. - Нет? Ну тогда это Цезарь! Хотя нет, чего бы ему делать у обычного эскорта, - на этих словах дверь в спальню за его спиной распахнулась, в дверном проеме появились мутные очертания мужской фигуры. - Фликерман?! – удивленно переспросил Хеймитч, переводя сумасшедший взгляд с женщины, сидящей на полу, на мужчину, появившегося перед ним. - Серьезно, что ли? – наконец-то спросил он Эффи с лицом полным отвращения. Ответ не требовался. Заспанный вид нагого мужчины давал утверждение на тысячу вопросов одним махом. - А ты времени зря не теряешь, - пробормотал он, все еще пребывая в состоянии шока, то ли ему, то ли ей.       Цезарь улыбнулся, оголяя прекрасные белые зубы. Эбернетти в свою очередь улыбнуться попытался, но ухмылка вышла на редкость кривой. «Не уж то он и в жизни такой идеальный?» - мозг отказывался составлять причинно-следственные связи и задавал вопросы, которые отношения к делу не имели совершенно. Фликерман уже хотел открыть рот, чтобы задать пару неудобных вопросов, но соперник его опередил. - Удачи! – отсалютовал он Тринкет, которая все не могла найти сил для того, чтобы встать. - Цезарь, - кивнув головой, попрощался он.       В этот момент в одной комнате рухнули два совершенно разных мира. Завтра они вновь встретятся в тренировочном центре и сделают вид, что ничего не было. Будут отбрасывать колкости в адрес друг друга, избегать лишних встреч. Все строго по плану. Вот только холод, который появился сегодня, исчезнет еще не скоро. Если вообще когда-нибудь пропадет.       «Вот и поговорили…» - подумала Эффи, падая на кровать под тяжестью веса Фликермана. Это произошло совсем не так, как она себе представляла. В ее голубых мечтах, она давно была с Хеймитчем. Да, лучшей парой они не были, но в те моменты, когда алкоголь не туманил его мозг, Тринкет думала, что все может получиться. Ошибалась ли она? Сложно сказать. Теперь это было абсолютно неважно.       «Вот и поговорили…» - думал Эбернети, бросая бутылку в захлопнувшуюся за ним деревянную дверь. Он часто думал о Эффи. В те редкие моменты трезвости ему казалось, что он дышит к ней не так ровно, как бы этого хотелось. Он был готов клясться, что все ночи, проведенные вместе, значили больше, чем обычная людская похоть. Ошибался ли он? Сложно сказать. Теперь это было абсолютно неважно.