Будь осторожен

Он увидел её на закате. Как раз прощался с отцом и возлюбленной. Юная девушка держала в руках две маленьких туши кроликов и на несколько секунд остановилась, прислушиваясь к их разговору. Впрочем, стоило ей поймать недружелюбный взгляд отца-Марон, как юная то ли бретонка, то ли имперка, спешно исчезла из его поля видимости. — Отец, не будь таким параноиком. Я отправляюсь в патруль, а не в битву. Что может случиться? — отведя взгляд от исчезнувшей девицы, Гай снова поглядела на отца. — Когда дело касается безопасности императора, может случиться что угодно, сын. Гай устало вздохнул, и уже хотел было заново убеждать отца, что ему ничего не грозит, как вдруг вмешалась его возлюбленная: — Я знаю, что ты делаешь важное дело, — сказала Фейда со слезами в голосе. Право, он не собирался умирать ни сегодня, ни в скором времени — но этих двоих не переубедишь. — Мы гордимся тобой, но все равно… вернись ко мне. Он снова вздохнул, а потом выжал как можно более спокойную улыбку: —Ты в моем сердце, Фейда. И ради тебя я вернусь даже из Обливиона. Девушка посмотрела на него и, сжав губы, кивнула и направилась к себе в таверну. Гай кивнул отцу, взял факел и, развернувшись, пошел в сторону Солитьюда, не оборачиваясь. Ночь предстояла долгая, но ясная. Та девушка вновь попалась ему — но в этот раз уже на дороге. Она тоже шла на север, по направлению к Солитьюду, все с теми же двумя кроликами в руках. За спиной у нее был обычный охотничий лук и пара стальных стрел. На поясе покоился железный кинжал. Она очень внимательно вглядывалась в небесную высь, разглядывая россыпь белых звезд на ткани фиолетового, розового и голубого неба. Юная девушка разглядывала пролетающих поздних птиц — такие время от времени пролетают над Солитьюдом, и тянулась за стрелой, словно бы думала попытаться подстрелить их. Затем она словно бы вспоминала о кроликах в своей руке, качала головой и вновь глазела по сторонам. Когда Гай сравнялся с ней, она лишь резво отшатнулась, а затем смерила проходящего внимательным взглядом. После недолгих колебаний, она чуть прибавила шаг и пошла вровень с ним. Сын командира Пенитус Окулатус посмотрел на путницу, но ничего не сказал. Горизонт темнел, темнело и небо — и тем ярче становились звезды, тем заметнее очерчивались в небесах две луны. Гай остановился, зажигая факел — вместе с ним остановилась и юная путница. Помолчав немного, она взяла кроликов в другую руку, и заговорила: — Вы ведь тоже идете в Солитьюд? — голос её не был звонким. Он был спокоен и уверен, как воды, текущие в сильных темных реках Скайрима. Стрекотали ночные кузнечики. — Надеюсь, вы не против, что я пойду за вами… Час поздний, а, говорят, иногда на дорогу выбегают волки. Девушка взглянула на меч Гая, а затем подняла взгляд. Юноша смерил девицу взглядом вновь. Она была по меньшей мере на полторы головы ниже него. — Сколько тебе лет? — сухо поинтересовался он, разглядывая охотницу. — Немногим больше, чем вы думаете. Просто еще и ростом не вышла, — она с грустью отвела взгляд. — И что же ты делаешь так поздно во владениях Солитьюда? — А разве не видно? — она кивнула на туши в своих руках. — Гораздо важнее — что вы здесь делаете? Вы похожи на имперского солдата, но это не так. — Я здесь по официальному делу Пенитус Окулатус, девочка, — немного высокомерно и строго произнес Гай, но после смягчил свой голос, заметив её немного суровый взгляд. — Но до Солитьюда я тебя, так и быть, провожу. Как твоё имя? — Джулиенн. «Все же бретонка, » — подумал Гай. Факел, наконец, был подожжен. Марон младший зашагал дальше, а юная спутница поспешила следом — на каждый его шаг приходилось два шага Джулиенн. В ночи закружили первые светлячки. — Вообще-то, я редко охочусь одна, — тихо начала бретонка, все так же поглядывая в небеса. — Я чаще охочусь с отцом. Но в последнее время он болеет. Гай невольно слушал её неспешные речи. Наверное, ради отца и он бы пошел охотиться в такие годы. — Вообще-то, я бы поймала гораздо больше, если бы отправилась раньше. На этих кроликов ушло всего полчаса, и то по десять на каждого — чтобы выследить. Я маленькая, но стреляю метко. Она скромно улыбнулась и замолкла. На горизонте вырисовывались ворота Солитьюда. — Отцы многому нас учат, — как можно более равнодушно произнес Гай. Однако бретонка все равно посмотрела на него и улыбнулась — она же, впрочем, слышала тот разговор. Страж у ворот сонно поглядел на странную парочку, а затем, зевнув, плечом приоткрыл тяжелые двери ворот, и Джулиенн проскользнула следом за Гаем. Тихонько звякнул какой-то металл. — Мой дом будет по дороге к Синему Дворцу, но я предпочитаю ходить мимо казарм. Я люблю смотреть на солдат. — Как кстати. Тогда я доведу тебя до казарм. Сегодня я останавливаюсь там. На секунду ему показалось, что девица шепнула: «Я знаю». В арке перед казармами Джулиенн остановилась, взглянув в сторону. Тьма скрыла её лицо. Тьма скрыла его. Гаю пришлось остановиться и повернуться к юной спутнице, которая снова смотрела на сияющие посреди небес звезд. Она посмотрела на Гая и достала одну из стрел. Туши кроликов повалились на землю. Острый наконечник был смазан какой-то густой жидкостью нездорового цвета. Но рассмотреть как следует не удалось — прошло меньше мгновения, и острая сталь впилась в незащищенную кожу Марона младшего. Рука словно онемела, а от неожиданности потянуться за мечом удалось не сразу. Юная бретонка отшатнулась и, пряча стрелу, тихо сказала. — Сначала я убью тебя. Затем — императора. Он понял, что действовать надо быстро — прежде, чем яд охватит его тело. Он выхватил левой рукой меч из ножен, но прежде, чем успел взмахнуть им, девица закричала. Гай не подумал об этом. И это стало его непростительной ошибкой — наверное, последней в этой жизни. На оглушительный крик сбежалась стража, стоявшую тут, неподалеку — перед казармами — и перед её глазами предстал мужчина, поднявший меч в темноте меч на юную безобидную девицу. Он не успел ничего сказать прежде, чем в его спину вонзилось лезвие, а сталь стражников резанула по телу, прорезая кожаный доспех. Яд притуплял боль, но он отчетливо понимал, что все же умирает. Кровь брызнула на каменные улицы. Умирая, он видел лишь мимолетную улыбку девицы, и готов был поклясться, что ему улыбалась сама Пустота. Его отец все же был прав. Нужно было быть осторожней.