Вспомнить всё

Утро Максима началось с прослушивания «Черного ворона» и песни про березу, исполненных в стиле полуночных в каку пьяных гавриков под окном. Только это не гаврики, а коллеги по группе, и орут они не под окном, а на кухне. В этот момент Утконос признал, что мелодия на будильнике не так отторгается сознанием, как эти вопли, а котов в марте вообще приятно послушать. Стерпел бы и это, если бы сам никогда не пел и не работал звукарём. И сахара во рту как-то напрягает. Собравшись с силами и мыслями, драммер все же встал и пошел на кухню. — Вы не расходились что ли еще? — Максим взял со стола кружку предположительно с соком, хотел выпить, но ударивший в нос аромат заставил резко поменять планы. — Это что за бодяга? — Хрен знает, — Владимир пожал плечами. — Дубинин с Мавриным что-то изобретали. Но Попов мне это дегустировать запретил. А ему я доверяю. — Еще бы ты мне не доверял, — хмыкнул Попов. — И тебе, Максимка, я это пробовать не советую. — Понятно, — Максим вылил содержимое кружки в раковину, ополоснул ее, хотел налить воды из чайника, но он оказался пуст. — Что ничего не понятно. Поставив кружку в сушку, Удалов открыл морозилку, порывшись там, извлек баночку пива. — Вот это тоже не советую, — заметил происходящее Попов. — А я не вокалист. Мне можно. Кстати, остальные где? — Где-то здесь, — Холстинин отвернулся к окну и о чем-то задумался. Утконос же забрал пиво и вышел из кухни. По пути заметил, что открыта кладовка, без задней мысли закрыл ее. В комнате нашел сигареты и зажигалку. С этим набором вышел на балкон. Открыв там окно, уселся на скрученный ковер, раскупорил баночку пива. Отпив немного, почувствовал облегчение, закурил. Попытался вспомнить подробности прошлого вечера. Но первым вылезло подозрение, что видел в кладовке Маврина, который мирно спит на полке. Какого хрена он туда залез, вспомнить не удалось, возможно, из-за того, что сам к тому моменту уже спал. Но открывать кладовку не пошел, Маврину же пока без разницы. Слышно как на кухне опять запели Холстинин с Поповым. Захотелось убавить звук, и настучать по лицу Кипелову за то, что научил гитаристов плохому. Только где же его взять? — Вот здесь лучше, — на балкон выпал помятый и не очень хорошо стоящий на ногах Дубинин. Немного сориентировавшись в пространстве, шлепнулся на ковер рядом с Максимом. — Будешь? — Максим предложил Виталию сигареты. — Не… — басист поморщился. — Лучше пива… — Пожалуйста… Пару минут сидели молча, каждый размышлял о своем. Максим вспомнил, что помимо Маврина где-то здесь должен быть и Житняков. Он еще раньше вырубился и свалить не должен был. — Кто же их этой мерзости научил? — Дубинин все же закурил. — Сам в шоке. И у них спрашивать неудобно. — Угу. Не помнишь, где вокалиста вчера оставили? Все почти вспомнил, а это не могу. — Он вроде вырубился и мы его в спальню уносили. Но сейчас его там нет, — Максим пожал плечами. — Только Маврин в кладовке. — Ай. Он сам туда залез зачем-то. Сказал, что там тише и безопаснее, — Виталий вдруг перевел взгляд на Максима сидящего на ковре в одних трусах и с банкой ледяного пива. — Лучше скажи, что у меня сейчас глюки? — В смысле? — Максим даже не повернулся. — Что-то не так? — Не знаю. За бортом не север, конечно, но и не пляж у теплого моря. Даже мне в курточке не жарко. И при всем при этом я наблюдаю тебя в пляжном костюме с пивом. — Значит, не глюки. Мне нормально так. — Угу. Вижу я, — Дубинин отобрал у него пиво, сняв куртку, накинул на плечи драммеру. Потом, видимо, сообразив, что это не особо помогает, погнал в квартиру. Угрожая нажаловаться Холстинину в случае внезапной простуды, заставил срочно одеться. — Совсем сдурел, да? На себя наплевать, так обо мне подумай… — Дубинин, ты чего? — Максим застыл посреди комнаты, не понимая причин выступления басиста. — Хорошо же все. — Просто замечательно. Будет, когда оденешься. Решил больше не нервировать Виталия. И действительно, не очень комфортно в таком виде разгуливать. Ладно бы только без майки, но… Виталий решил подождать сидя в кресле. Максим же натянул футболку, приготовился выслушать очередную порцию рекомендаций от Дубинина. Но спас Миша. Если это можно так сказать. Ибо вокалист вошел в комнату завернутый в шторку из ванной. Постоял пару минут, видимо, пытаясь придумать какое-то оправдание или пояснение. Так ничего не надумав, махнул рукой, подошел к кровати рухнул на нее. — И откуда ты такой красивый? — не выдержал неизвестности Виталий. — Из ванной, — буркнул вокалист. — Неудобно там спать. Спина болит. — Согласен. А нахрена ты вообще туда поперся? И почему в шторке? — Не помню. В мокром не комфортно. В этом то… Не договорив, вокалист тупо уснул. — Вот и нашелся, — Максим нервно хихикнул. — Кого еще не хватает? Басист лишь пожал плечами. Вместе с Максимом вытащили вокалиста из шторки, укрыли одеялом. Тот в полудреме требовал убавить звук, а лучше вообще вырубить это странное радио с народными песнями в гоблинском переводе. — А чего он в царапинах весь? — удивился Дубинин. — Кто его так? — Не могу знать. Проспится — спросим. Кстати, что за дрянь вы с Мавриным намешали? Они хоть и говорят, что не пили, но их из-за этого, похоже, не отпускает. — Да этот коктейль один Маврин и пил. Что он туда набадяжил, я сам не понял. А вставляет их от того, что они концерты Кипелова в Ютубе всю ночь смотрели. Зацепило, похоже. Вырубить бы их как-нибудь. — Вырубить, — Максим мысленно попытался представить, как можно отправить поспать Холстинина или Попова. — Не, Алексеич, это ты сам, у меня рука не поднимется. — И у меня не поднимается, — подумав, сообщил Дубинин. — Другой план нужен. Может им похмелиться предложить? И нам легче, и их догонит. Может быть. — Скорее нас еще раз догонит. Не хочу. — Логично, — Дубинин заглянул в кладовку, убедился, что Маврин спит, вернулся в комнату. — Кстати, почему я сегодня с тобой на одной кровати проснулся? — Я откуда знаю? Эти двое, наверно так положили, — без особого энтузиазма ответил Максим. — И вообще я тебя утром рядом не видел. — Курить я ходил. Но там холодно. Не переводи разговор. Получается, они тебя полностью раздели, а с меня только джинсы сняли. Не логично как-то. — Почему же? У них юмор под этим делом своеобразный, — драммер криво улыбнулся. — Меня раздели, с тебя джинсы сняли, Житнякова расцарапали и в ванной отмокать оставили, а Маврина в кладовке спрятали. Все нормально. — Маврин сам туда залез, я видел, — возразил Дубинин. — Нахрена им портить товарный вид вокалисту? И на тебя без одежды они даже под градусом смотреть без мата не могут, сам же слышал. Только без обид. — Угу. И сам я точно не раздевался. — Придется самому, — из спальни выплыл вокалист в одеяле, прошел мимо ритм секции на кухню. — Мужики, выключите радио, пожалуйста. Спать хочу очень. Если хотите, я вам все это сам спою. Но потом. — Как пожелаете, Михаил Егорович, — спокойно ответил Сергей. — Простите, что побеспокоили, — добавил Владимир. — Спасибо. Вокалист вернулся в комнату, пару секунд посмотрел на Дубинина и ушел в спальню, где, судя по звукам, воссоединился с кроватью. — А почему мы так не сделали? — тихо спросил Максим. — Потому что нас бы послали, — так же тихо ответил басист. — Ты лучше вспоминай, что вчера было? — Угу. Мы Житнякова спать уносили, после этого он как-то в ванной оказался. И после этого ты у меня что-то спрашиваешь? — А у кого мне спрашивать? — Да хоть у Петровича, — Максим кивнул в сторону кухни. — Ему все равно сейчас нечего делать. Признав это предложение наиболее логичным, Виталий пошел на кухню. Увидев там что-то, выругался. — Удалов, они в отрубе уже, — крикнул басист. — Перетащить поможешь? — Куда же я денусь? Вместе с Максимом и матом перетащили Серегу в спальню, Дубинин даже предложил с него джинсы снять, чтобы и ему потом весело было, но в итоге забили. Решили, что достаточно будет вокалиста в одном одеяле. Холстинина дотащили только до дивана. Хоть сам еле держался, но настаивал, что дойдет, куда ему надо и в чужой помощи не нуждается. После оба пошли на кухню наводить порядок. — Бля, — Дубинин резко развернулся к Максиму. Тарелка выскользнула из рук и разбилась, — Твою… — Не трогай… Сейчас подмету… — Я сам, — рыкнул Виталий, присев, чтобы собрать осколки. — Отойди, говорю… Порежешься же… — Уже… — Ушел на стул, — крикнул на него Удалов. — Не ори на меня… — Сам не ори, а то веником приложу… Некоторое время спустя, на кухне восстановился мир. Виталий так и сидит на стуле, но уже с заботливо перевязанной рукой, о чем-то думает. Максим домывает оставшуюся посуду. — Я вспомнил, — выдал басист. — Это я тебя раздел. Мне показалось, что тебе неудобно в одежде. И сам хотел, но не успел, похоже. Вырубило. — Ну… Спасибо, — Максим убрал в сушку очередную тарелку. — Мне очень приятна твоя забота. — И всё? — А что еще? — драммер обернулся. — Могу пельмени тебе сварить в виде благодарности. Или за пончиками сбегать? — Не знаю. Странно это как-то. Я не ожидал от себя, — Виталий уставился в пол. — А пельмени есть? — Были где-то. Сейчас домою только. А ты придумывай, чего еще хочешь? — Хочу, чтобы ты на меня не обижался. — Дубинин, с каких ежиков мне на тебя обижаться? — Максим извлек из морозилки пачку пельменей. — Нормально всё. Тем временем в спальне пришел в себя гитарист. Уставившись в расцарапанную спину, попытался вспомнить, где он, чья спина сейчас перед ним и почему так плохо вспоминаются первые два обстоятельства? Через силу удалось вспомнить события в ванной, из чего сделал вывод, что спина принадлежит вокалисту. От осознания произошедшего стало еще хуже. Ну не хотел ведь ничего дурного. — Ну не виноват я, что ты ванну принимать изволил на ночь глядя, — прошептал гитарист дотрагиваясь до царапин на спине товарища. — Спинку потереть ты сам попросил. В том, что Петрович кирпичом моется, я тем более не виноват. И одежду свою ты сам в стиралку закинул зачем-то. Вокалист сквозь сон угукнул. — Да понял я, что не вовремя, — Попов, закрыв Мишину спину одеялом, отвернулся стене и захрапел. Холстинин же немного отдохнув на диване и учуяв знакомый запах еды, побрел на кухню. Но по пути наткнулся на открытую кладовку. Заметив спящего там Маврина, зашел внутрь. Порывшись, нашел какое-то старое одеяло, которым и укрыл Сергея. Постояв немного там, решил никуда не ходить, улегся на кучу каких-то тряпок, укрылся старым плащом, слушая нечленораздельные бормотания Маврина на неопределенную тему, сам задремал.