Запах дыма

      Со старым добрым «не сотвори себе кумира» Нил определённо опоздал, хотя и утешал себя мыслью, что у него не было шансов этого избежать. Чтобы не вляпаться во всю эту историю, нужно было не переезжать в Норвуд, не знакомиться с Брэдом, не влезать Groundswell. И иногда Нилу казалось, что плюсов в нынешнем положении всё-таки больше, чем минусов, и что его жизнь могла бы быть куда большим дерьмом, чем есть сейчас. Лучше страдать в дорогом авто, в компании дорогого виски, по пути в ещё более дорогой загородный дом, после многомесячного концертного тура в составе одной из самых знаменитых в мире рок-групп. Это определённо было правдой, особенно если прикинуть финансовое положение электроинженера, которым он всерьёз собирался стать.       А потом приезжал Адам. Нил никогда не спрашивал, как он узнавал о том, когда именно Джанин и детей нет дома. Вряд ли кто-нибудь, даже узнав правду, сможет найти доказательства и поведать миру реальную причину их «ссоры»: за последние годы они оба научились виртуозно уничтожать все следы. Большинство фанатов уверено, что они до сих пор не разговаривают друг с другом. Хотя отчасти это было правдой: во всяком случае, трахались они значительно больше, чем беседовали.       И вот тогда Нил понимал, насколько же он на самом деле несчастен.       Ему, честно говоря, даже не нужно кончать, чтобы получить свою дозу восторга от этой болезненной близости. Но Адам доводит его снова и снова, лениво, будто бы не особо стараясь. Нил видит эту отстранённость и знает, что она фальшивая: Адам просто очень любит контроль. Нил уверен, что знает, каково людям на его шоу: Адам трахает их точно так же, как трахает сейчас его, только немного другим способом. Нил — самая отчаянная фанатка Гонтье, помешанная на всём, что с ним связано. Нил делает всё, что ему скажут. Как и сейчас, пока Гонтье двигает рукой по его члену и требует не шевелиться. Нил скорее задохнётся от очередного почти мучительного оргазма, чем пошевелится и разочарует его. Поэтому Нил вжимает стиснутые кулаки в матрац и вскрикивает от расходящихся по телу волн, а Адам снимает эти звуки губами с его губ: нежно, аккуратно, едва касаясь кожи. Так маньяк целует свою еле живую жертву, зная, что она уже никуда не убежит.       Нилу хочется сдохнуть каждый раз после того, как это происходит. Он не может толком понять, почему Адам, даже отдаваясь, всё равно ведёт — всегда и во всём. Его можно иметь как угодно, но, даже слыша эти хриплые выдохи, этот шёпот на ухо — «возьми меня, как захочешь», — Нил помнит, что всё равно принадлежит ему и будет делать так, как захочет он. Адам раскрывает губы, сладко зажмуриваясь и вздрагивая от удовольствия, а Нил ловит каждый звук и снова забывает дышать.       Гонтье, по большому счёту, больше не нуждается в нём. Он уже не загибается от ломок, его не нужно засовывать под душ, приводя в чувства после кошмарного количества алкоголя. У него больше нет Наоми, с которой в последние годы всё складывалось настолько отвратительно, что Нил был единственным, кого Адам в тот момент хотел видеть (пусть Нил и чувствовал себя одной из причин всего этого дерьма). Адам избавился от врождённого скелетоподобия: похоже, Джини всё-таки удалось откормить его и вытащить из пост-грэйсовской депрессии.       Нила бы кто вытащил.       Адам курит в постели, и ему плевать, что Нил давно бросил и что Джанин устроит скандал, когда почувствует запах сигарет в их спальне. Хотя если бы Джанин узнала, какие вещи происходили здесь помимо курения, скандалом бы дело не ограничилось. Нил смотрит на тлеющую в пальцах Адама сигарету и испытывает почти детскую радость от того, что хоть эта маленькая деталь из его жизни никуда не исчезает.       Запах дыма. От него хочется блевать, но без него было бы ещё хуже. Адам пропах им насквозь, а по его поцелуям можно было определить, на какую марку сигарет он в очередной раз перешёл. Нил с мазохистским наслаждением зарывается носом в его волосы и вдыхает этот запах снова и снова. Это не сигарета, это сам Адам горит изнутри: медленно обугливается, превращается в мягкий, тёплый пепел, рассыпается на крохотные обгорелые лепестки, просачивается сквозь пальцы Нила.       Нил болтает о сэндвичах, рыбалке, последнем альбоме Slipknot и двигателе своего нового мотоцикла, а голос внутри него кричит: «я умру за тебя».       Адам шутит пошлые шутки про барабанные палочки, с сиплым смехом уворачивается от подзатыльников и время от времени невесомо касается линий татуировок на его плече.       Нил не слышит, но чувствует: «если бы я мог, я бы сделал тебя счастливым».