Клятва на крови,

Я Стефан Фьёрк, хотя друзья зовут меня просто Стив. Мне 18 лет. Живу в трехкомнатной квартире вместе с отцом в двух кварталах от колледжа. Этим летом я поступил туда и через четыре года буду одним из лучших журналистов – все мои усилия будут направлены на это. Я гей. Помню, как отец узнал об этом. Мы сидели на кухне и ужинали. Он, дочитав спортивную колонку в газете, решил поговорить со мной, исполнив этим долг отца. — Я когда-нибудь увижу твою девушку? — Никогда, — я жевал спагетти, наблюдая за его реакцией. — В смысле? — он потянулся за салатом. — В смысле: я гей. Парни меня привлекают больше. Отец чуть не выплеснул чай себе на колени, но всё же смог совладать с собой, и спросил: -Ты в этом уверен? — Да, пап, на все сто, – рассказывать о том, что смотрел гей-порно, я не стал, хватит для отца и одного моего заявления такого рода, он конечно крепкий, но может и за сердце схватиться. — Значит парни? — задумчиво протянул отец. — Угу, — я всё ещё ждал его реакции. -Ну, пусть будут парни, — с этим заявлением он продолжил жевать салат. Отец у меня классный, когда он разводился с матерью шесть лет назад, он забрал меня к себе. Если честно, то я не слишком огорчился. Нет, конечно же, я её люблю, но это не совсем взаимно: за отца она вышла по залёту, его особенно не любила, да и при моём рождении материнским инстинктом не обзавелась. Отец был старше и роман она с ним крутила только из интереса, вроде «а как это бывает со зрелым мужчиной?», ну и перед подругами похвастаться. А когда стал намечаться я, отец женился как честный человек. Не знаю, почему они так долго тянули кота за хвост с разводом – ссоры были постоянным делом. Так что шесть лет назад в нашем доме, наконец-то, наступил покой. Наличие матери у меня отмечается только тем, что на праздники она присылает подарки. Хотя теперь у меня есть сводная сестра Элена, ну, и не знаю, кто он мне, наверное, сводный брат Саймон, сын от первого брака её нового мужа. Когда только закончился бракоразводный процесс, отец сказал, что я уже достаточно взрослый для того, чтобы самостоятельно принимать решения. Так что, чтобы я в своей жизни не делал, я всё делал, руководствуясь своими желаниями. Даже журналистика была моим собственным решением. Конечно, многие могут подумать, что папаша просто забил на своего сына, но это не так: он всегда помогал и принимал участие в моей жизни настолько, насколько я позволял. С ним было то же самое — он жил своей личной жизнью. В квартире примерно каждый месяц появлялась его новая пассия, но надолго не задерживалась. Я был приветлив с каждой, но даже не пытался запоминать, как их зовут, вся общая масса девушек отца числилась у меня под одним именем «Кейт». В общем, в своей жизни я вытворял многое, и отец мне в этом не мешал, правда… я всё же боялся, что отец будет шокирован этим признанием. В целом да — он шокирован. Но я очень ценю понимание, с которым отец отнёсся к моему решению и не принялся таскать по врачам и психологам, как сделали бы многие. — Стефан, хватит пялиться в зеркало, а то опоздаешь, — крикнул отец, уже выбегая из квартиры. Н-дамс, действительно задумался, стоя перед зеркалом. Я фыркнул от слов отца: ну, скажите, на что здесь можно пялиться? Рост для парня моих лет средний, всего лишь 179 см, даже не 180, а ко всему я ещё и выгляжу тощим. На самом деле не такой уж и худой, у меня даже мышца есть, конечно, не выпирает так рельефно, как хотелось бы… Каштановые волосы немного отросли, но торчат, как им хочется, по-прежнему. Единственная запоминающаяся черта лица — ярко-голубые глаза, да и те сейчас заспанные. Одеваюсь я тоже не вызывающе: джинсы, которые на мне висят, майка да рубашка на распашку. С такой внешностью легко затеряться в толпе, ну и на что тут можно смотреть? Я посмотрел на наручные: твою налево, ведь действительно опаздываю, а сегодня первый день учёбы в колледже! Выбежав из ванной, я подхватил сумку на плечо и пулей вылетел из квартиры. Колледж находился недалеко, и туда можно было добраться пешком, хотя теперь приходилось бежать. Это конечно не Принстон и не Гарвард, но Дипвуд тоже довольно респектабельный колледж, пусть и со странной системой обучения. Обычно в колледже учащийся сам выбирает курс обучения, а тут всех сбивали в группы по специальностям. Ещё тут обязательна физкультура, и ходить мы должны на неё, как и на все занятия, группой. В этом колледже, как объяснили на собрании, студентов учат работать в коллективе. Так что опаздывать сегодня было не самым лучшим вариантом: не хотелось, чтобы у людей, с которыми я буду учиться четыре года, сложилось обо мне плохое впечатление. В такие моменты, когда я несусь на всех парах, я начинаю думать о машине. Своего транспортного средства у меня нет, обычно я в нём и не нуждаюсь, так как все места, которые я посещаю, находятся неподалёку от моего дома, а на крайний случай есть машина отца. И, естественно, всё упирается в денежный вопрос. Отец может позволить себе ещё одну машину, только если это будет какая-нибудь развалюха. Ездить на убожестве автопрома как-то не тянет, надо мной и так шутили в школе, не хотелось, чтобы поводов для подколок одноклассников стало бы больше. Ну, в общем-то, я уже и прибежал, притормозив перед огромной аркой, пройдя через которую, попадаешь в студенческий городок. Взглянул на часы: ещё целых 12 минут! И стоило так нестись, теперь буду выглядеть запыхавшимся и взъерошенным, вечно у меня всё через ж... Ладно, поищу, где тут главный корпус. Чем дальше в лес, тем больше дров — чем дальше в студгородок, тем больше народу. В толпе студентов легко было выделить первый курс: люди вокруг меня с криками и смехом кидались друг к другу, обнимались и что-то громко обсуждали после каникул. Первогодки же вроде меня пробирались через эту суматоху, озираясь и уворачиваясь от рук, локтей и сумок, ища знакомые лица, пытаясь что-то спросить или познакомиться. Вертя головой среди этой толкачеи, я и не заметил, как передо мной выросло огромное, этажей в десять, здание, с огромными колоннами, арками и статуями на фасаде. В шаге от меня начиналась лестница, и я замер, раздумывая, куда мне идти теперь — главный корпус нашелся. «Всех учащихся первого курса просим проследовать за деканами своих факультетов в актовый зал», — раздалось из рупоров. Понятно, в актовый зал, так в актовый зал. Вот только где он, и так, между прочим, где декан моего факультета? — Так, граждане будущие журналисты, подтягиваемся ко мне, — раздался звучный мужской голос. Там, наверху ступеней, возвышался широкоплечий светловолосый мужчина в бежевом костюме. — Все меня видят? Я ваш декан, Дин Фергюсон. Давайте активнее, группируемся возле меня! Я быстро поднялся по лестнице, оказавшись неподалёку от него. Ммм... какой у нас декан. На глаз ему не больше 35, весь такой подтянутый, глаза вроде зелёные, но отсюда плохо видно, волевой подбородок, придающий грозный вид. Ух, ну что тут скажешь, он симпатичный. Кажется, я не одинок в таких мыслях: вокруг меня раздавались девичьи восторженные охи и ахи. — Ну что, все собрались? — декан взглянул на часы. — Все идём за мной и не теряемся по дороге в актовый зал, — он резко развернулся на каблуках и стремительно вошёл в здание главного корпуса. Наш первый курс, сбившись в кучу и всё также озираясь, семенил за ним, как выводок за мамой Уткой. Впереди виднелась толпа другого факультета, следующего за своим деканом. Мы поднялись на этаж и вошли в огромный зал. Здесь был высокий, весь в лепнине, потолок, под которым висела громадная хрустальная люстра, вместо стены справа были витражные окна, под ногами лежал паркет, а впереди был помост, перед которым стояли оббитые бархатом кресла. У меня возникло чувство, что я попал в оперный театр вместо колледжа. Нас всех стали рассаживать. Пробираясь через толпу, чтобы сесть, я зацепил кого-то взглядом, кого-то довольно знакомого, но всё произошло так быстро, что мне не удалось понять, кто это был. Я сел на место и погрузился в размышления. Насколько мне известно, в этот колледж собирались поступать немногие из моих одноклассников, и ещё меньшее количество сюда поступило. Возможно, кто-то тоже решил стать журналистом. Я не успел задуматься над тем, хорошо это или плохо, как на сцену вышел ректор, сухонький старикан, произнёсший вступительную речь. После его речи началось распределение на группы: сначала называли номер, а затем пофамильно зачитывали список студентов, которые будут в ней учиться. Те, чью фамилию назвали, выходили на помост, вбиваясь в кучку своих новых одногруппников. Сначала распределили экономический факультет, за ним юридический, исторический, а потом добрались и до нас, журналистов. — Группа J-311, — объявил наш декан и начал перечислять фамилии. Я сидел, наблюдая за теми, кто уже оказался зачислен в эту группу. Интересно, в какую попаду я? — Эдвард Дэил. Моё сердце замерло, а потом забилось чаще. На помост поднимался высокий, стройный блондин. Я ещё не видел его лица, но пульс уже зашкаливал. В нём были все метр восемьдесят пять, может даже чуть больше, широкие плечи, узкие бёдра, аппетитно обтянутые джинсами, длинные ноги. Он повернулся и я подумал, что вижу ангела: золотистые волосы, обрамлявшие лицо, подчёркивали изящные черты, на серые глаза падала чёлка, а тонкие бледноватые губы идеально гармонировали со светлой кожей. Кардиостимулятор мне!!! Если вы не верите в любовь с первого взгляда, то дождитесь, пока она не ударит вас как молния средь бела дня, попав в самое сердце, как это только что случилось со мной. Я сидел и молился, чтобы попасть в эту же группу, но все фамилии на F закончились и стали зачитывать учеников на G. Жизнь несправедлива ко мне!!! Почему мне хотя бы раз не могло повезти?! Нельзя, чтобы у меня всё сразу срослось и не приходилось пробивать лбом стены в дальнейшем?!! Пока я, скажем так, «гнал на жизнь», стали зачитывать список следующей группы. — Винсент Кораджио. Сердце вновь замерло, но на этот раз вообще перестало биться. Винсент Кораджио был моим одноклассником, и по совместительству главарём нашей школьной банды. К счастью, банда оказалась не сборищем бритоголовых гопников, а имела вполне приличное представление о порядке, свои принципы и что-то наподобие кодекса. Местная шпана их боялась, а администрация практически боготворила и закрывала глаза на их шалости за то, что они держали наш район в ежовых рукавицах. В общем, они наводили порядок на улицах, гоняли всякую гопоту и наезжали только по делу, но у меня на их счёт есть свой пунктик, размером с оксфордский толковый словарь. У меня тогда начали налаживаться отношения с одним парнем. Мы познакомились с Томом в клубе, букетно-конфетный период только начинался, когда Кораджио с бригадой своих архаровцев не подложили мне свинью, нет, скорее, огромного вепря. Том просто подвёз меня до школы, и мы попались на глаза этим придуркам. После школы парень не встретил меня и перестал отвечать на звонки, а потом и вовсе стал недоступен. Как оказалось, Винсент с компанией задержался на стоянке и о чём-то поговорил с Томом. Не знаю, что они ему наговорили, надеюсь, что хоть не избили. То, что Том меня так продинамил, было для меня, как серпом по... гхм... по нижней чакре. Но дальше стало ещё веселее. На следующее утро, когда я добрался до школы, выяснилось, что кто-то из банды растрепал уже всей школе о моей ориентации. Некоторые друзья перестали со мной общаться, другие постоянно подшучивали — ляпнут какую-нибудь пошлую шутку, стоят, давятся от смеха и ждут, как я отреагирую. С такими уже я перестал общаться. Два последних года были сродни аду. Все тыкали в меня пальцем, постоянно подшучивали, у них даже что-то вроде соревнования было – «кто первым доведёт педика». Надежды на то, что это скоро перестанет быть для них новостью и предметом шуток, приказали долго жить через два месяца. Представляете теперь, какой у меня зуб на Кораджио? Стоило Винсенту взойти на помост, как по всему залу девушки восторженно завздыхали: он был выше меня головы на полторы, крепким, со смуглой кожей и чёрными, как смоль, слегка вьющимися волосами. Не знаю, чего тут вздыхать — качок и бандюган. Ещё у него были настолько тёмные глаза, что практически сливались со зрачком. Казалось, что у него вообще нет радужки. Хотя его можно было бы назвать симпатичным, не будь он таким придурком. Теперь я молился, чтобы не попасть в эту группу. — Стефан Фьёрк, — это прозвучало как приговор. Я взглянул на помост — а вот и эшафот. Может ли быть большая несправедливость на свете? Когда я об этом думал тогда, я ещё не знал, что может, и ещё как. То, что Кораджио мог поступить в этот же колледж — вполне вероятно, то, что он мог выбрать журфак — тоже допустимо, но как так могло случиться, что его распределили в одну группу со мной?! Ещё четыре года травли я не вынесу... Я поднялся с места, направляясь к сцене, и чем ближе я к ней подходил, тем больше ноги наливались свинцом. Винсент не мог не слышать моего имени и не мог не видеть меня сейчас. О да, он прекрасно все разглядел и как всегда самодовольно улыбался, следя за мной взглядом. Ну, и кто сможет поспорить, что моя жизнь с сегодняшнего дня не полное дерьмо?..