Алые паруса

      Корабль Эридана кажется лютым анахронизмом. Древним сундуком, полным бесполезного хлама.       В твоём собственном улье — ничего лишнего: всё лишнее ты давно повыбрасывал, устав спотыкаться о сваленные тут и там кучи журналов и двухцветные провода.       Да что там говорить, у тебя на кухне одна-единственная кружка: взглянув однажды на тусящую на твоём компьютерном столе целую армию её клонов, заляпанных безнадёжно присохшим кофе, ты принял единственно верное решение.       Ну ладно, ладно, две. Ещё одну ты купил специально для этого придурка. Фиолетовую, с дурацким рисунком пучеглазой рыбы. Придурок был отчего-то в полном восторге и даже забыл по привычке обматерить тебя и твой «говённый кофе, Сол, как ты вообще пьёшь эту бурду, неудивительно, что у тебя все мозги ссохлись».       Ты в последнее время замечаешь, что тебе нравится приводить его в восторг. Морской тролль в этот момент становится совершенно очаровательным. На пару секунд. После чего спохватывается, бросает на тебя немного испуганный взгляд и снова надевает привычную маску кислой морды с недовольно поджатыми губами, то есть маску справедливо негодующего хайблада, разумеется.       Ты порой думаешь, что, должно быть, невероятно сложно всё время поддерживать имидж сурового высшекровки, с такой-то эмоциональностью. И ищешь способы заставить его улыбаться подольше.       Ваша чёрная романтика давно уже сместилась в какой-то серо-буро-малиновый в полосочку квадрант, никто из вас не пытается понять, что происходит. Просто ваши встречи стали более частыми. Просто иногда вы по нескольку дней зависаете друг у друга дома. Просто иногда ты просыпаешься, уснув за компьютером, и обнаруживаешь на своих плечах его дурацкий плащ. Весьма удобный, кстати, из какого-то греющего материала, и ты уже давно перестал напоминать владельцу о том, что этот плащ дурацкий.       Дом Эридана находится одновременно в море и на суше: морской тролль обитает на немного завалившемся набок корабле, застрявшем когда-то на отмели посреди бескрайних водных просторов. Эридан свято верит, что это тот самый корабль, на котором бороздил альтернианское море Великий Дуалскар. Ну или, на самый крайний случай, Маркиза Майндфенг.       Тебя не волнует, кто плавал на этом корабле. Тебя волнует, как вообще можно жить в доме, где всё наклонено под углом в пятнадцать градусов и даже вода из крана течёт немного вбок.       Впрочем, Эридана это как раз, судя по всему, совершенно не парит. Да и ты начал привыкать к тому, что при бушующем за окном шквальном ветре нельзя ставить на стол ничего, что может легко разбиться.       Он настойчиво просил тебя не приходить во время шторма; поначалу ты думал, что это просто очередной его каприз, но затем вдруг сообразил, что он боится за тебя: боится, как ты доберёшься. Ты заверяешь его, что а) псионика ещё ни разу тебя не подводила, и шансы плюхнуться в море посреди полёта минимальны; б) ты Маг Рока и точно знаешь, что умрёшь не в воде.       Его это, кажется, совсем не утешило, и теперь тебе приходится всегда сверяться с метеосводкой.       Первое время место обитания сидвеллера казалось тебе адски неуютным. Ты не очень понимал, зачем тролль, который мёрзнет практически постоянно, живёт на промозглом корабле, продуваемом всеми ветрами, не признавая центрального отопления и обогревателей, но при этом регулярно разводя огонь в камине, нещадно дымящем отсыревшими дровами. Зачем ему шкаф из дорогущего красного дерева (ты бы мог поклясться, что с ручной резьбой), если при такой сырости от него всё равно останутся рожки да ножки? Солёная вода из крана? Серьёзно?..       Он пытается жить, как предки, с важным видом заявляет тебе этот нахальный говнюк, подбрасывая дровишек в камин. «Как наши великие предки, Сол, ты ничего не понимаешь и совсем не интересуешься историей».       Ты глубоко вздыхаешь и в следующий раз притаскиваешь к нему парочку дополнительных хабов, запитывая от них все его неработающие или дышащие на ладан бытовые приборы.       По ночам корабль скрипит и как будто жалуется на что-то. Эридан раньше тоже постоянно скрипел и жаловался, так что думая о том, что он прожил в этом мрачном одиноком месте семь с половиной оборотов, ты начинаешь больше понимать природу его угрюмого характера. У тебя хоть были соседи, а у него одни киты и каракатицы. Ещё иногда заглядывающая в гости Фефери (ей мрачный корабль тоже не нравился).       А теперь ты.       Ты, который в один прекрасный момент (прекрасный — для изводящегося и изводящего окружающих Эридана, ужасный — для тебя) зачем-то припёрся к нему домой и ответил на его чёрноромантические подкатывания. Конкретно так ответил, зажав морского тролля в углу и лихорадочно сдирая с него дурацкие полосатые штаны — дань моде предков. Это был первый раз, когда ты увидел в его глазах смешанный с недоверием восторг, и тысячный раз, когда ты пожалел о своей двойственности: тебе очень хотелось думать, что это не твоя, а чья-то чужая личность лезет сидвеллеру под кофту, прикасаясь к жабрам и вызывая судорожные вздохи, как будто ему не хватает воздуха; что это не ты, а кто-то другой вжимается коленом ему в пах; и что это не Эридан — кто угодно, только не ненавистный тебе, раздражающий, вечно ноющий Эридан — целует тебя так, словно бросается с головой в горящий дом, отчаянно и самозабвенно, не заботясь о сохранности ваших губ и зубов.       И что тебе не приятно этим всем заниматься, нет-нет, совсем не приятно. Само собой, это не ты неприлично быстро снимаешь с него и с себя почти всё лишнее, в процессе оторвав цепочку на его драгоценном плаще (он даже не обращает на это внимания), и укладываешь его прямо на пол, при этом ощутимо приложив затылком (сидвеллер приглушённо рычит, приподнявшись, но вы оба уже слишком возбуждены, чтобы начинать полноценную драку); не ты заставляешь его с громким стоном откинуться обратно, едва коснувшись рукой его щупальца; и уж совсем точно не твои собственные щупальца проявляют к этому повышенный интерес.       И эти прикосновения прохладных пальцев, от которых ты дёргаешься, будто тебя каждый раз прошивает током, — не его.       И эти засосы, которые уже начали расцветать на твоей шее ядовито-жёлтыми цветами, — не его.       И эта рука, которая, исследуя твою обнажённую спину, начала спускаться всё ниже, и ниже, и… не его, нет, нет, нет, не может быть…       Пытаясь собрать остатки уцелевшего разума, ты применяешь единственное средство, которое всегда тебя выручало, и с помощью псионики заставляешь его оторваться от твоей задницы, заведя руки ему за голову.       Он смотрит на тебя совершенно шальным взглядом и облизывает губы.       Ты решаешь, что нафиг логику, здравый смысл и нордическую сдержанность. Нафиг всё, что не Эридан.       Ты сдаёшься и прыгаешь в этот омут с головой.       Наутро ты уходишь ещё до рассвета, надеясь, что хотя бы холодный морской бриз немного тебя успокоит.       Ты был уверен, что Эридан начнёт разыгрывать из себя недотрогу или обиженного в лучших чувствах, но этот ублюдок даже не подумал притворяться. Он совершенно неприлично сиял, всем своим видом за версту выдавая, что между вами что-то было, и неприкрыто тебя провоцировал.       Отступать было уже некуда, и ты с ужасом ловил себя на мысли, что тебе и не хочется никуда отступать. Наоборот, хотелось наступать. Хотелось прикасаться. Вжимать его в диван всем телом. Трогать так, чтобы он просил ещё и ещё.       И самое страшное — хотелось, чтобы потом он проделал те же вещи с тобой.       Ты никогда не задерживался у него надолго: постепенно приучил себя к мысли, что между вами только секс и взаимная неприязнь, и ничего больше. Ты продолжал убеждать себя в этом и тогда, когда часть твоих вещей незаметно перекочевала в шкаф Эридана, моментально отсырев (ты каждый раз матерился, пытаясь высушить штаны псионикой), а часть его — в твой (он, в свою очередь, негодовал, обнаружив в кармане пару агрессивных пчёл, а на заднице — здоровенное пятно мыслемёда). И тогда, когда ты в очередной раз, фигурально выражаясь, оплевал его причёску, а он, вместо того, чтобы послать тебя, вдруг послушался и перестал выливать на свои волосы тонну лака. Теперь его густые локоны завивались от сырости и смешно топорщились в стороны, а фиолетовая чёлка лезла в правый глаз, но к прежнему имиджу он почему-то упорно не возвращался.       Даже тогда, когда ты внезапно осознал, что из всех видов текста в Троллиане ты больше всего радуешься фиолетовому, с «заикающимися» буквами «л» и «м», и что в ваших переписках всё меньше и меньше злобных подколок и взаимных оскорблений и всё больше грубоватой, старательно завуалированной матом заботы и волнения друг о друге.       Ты всё равно заставлял себя подниматься с постели, одеваться, не сказав ни слова, и уходить, не оглянувшись на спящего Эридана. Секс и ненависть, ничего более.       Но однажды ты не ушёл. Ты много раз пытался себя убедить, что тебе просто было лень вылезать из постели, что на этом грёбаном Летучем Голландце холодно и что Эридан на тот момент являлся самым тёплым объектом в комнате. Как бы там ни было, ты остался, при пробуждении получив в свою сторону долгий, полный презрения и, как тебе показалось, ещё чего-то непонятного взгляд. После чего сидвеллер встал с кровати и, одевшись, пошёл готовить завтрак. На двоих. Не забыв, впрочем, мстительно сыпануть в твою порцию омлета в три раза больше перца, чем нужно. Ты, мучительно кривясь, но стараясь этого не показывать, героически съел всё, в стремлении доказать свою крутость. Тебе милостиво предложили стакан воды, чтобы запить, — морской, разумеется. Содержимое стакана тут же оказалось у сидвеллера на голове. Возмущённо отфыркиваясь, он за шкирку подтащил тебя к кухонной раковине (несмотря на внешнюю хрупкость, сил у Эридана было предостаточно), включил воду и макнул туда прямо с очками. Вы немного поборолись (псионика, разумеется, победила), в процессе своротили кран («Так, это из-за твоей грёбаной псионики вода льётся вертикально вверх? Нет?! Бля, Сол!!!») и, кое-как перекрыв его, мокрые с ног до головы, матерясь и тыкая друг друга под рёбра, отправились сначала мыть полы, а затем сушиться.       Ты бросил на него взгляд и заметил, что он светится в полумраке коридора: под его кожей фосфоресцировали крошечные пятнышки-фотофоры, появившиеся, видимо, из-за контакта с водой, переливаясь и придавая ему волшебный вид. С минуту ты пялился на него, словно личинка, впервые увидевшая праздничного бегемота. Когда он повернулся к тебе и недовольно спросил, с какого хрена ты на него так вылупился, ты поцеловал его, не обращая внимания на холодные капли, текущие с его чёлки тебе на лицо. Через несколько секунд вы оба уже ни на что не обращали внимания, кроме друг друга.       Идеальный чёрный цвет вашей романтики начал неуклонно мутировать во что-то подозрительно бордовое. Ты продолжал надеяться, что до алого не дойдёт, но уже не так отчаянно, как раньше.       Ведь раньше ты бы ни за что не поверил, что когда-нибудь Эридан прекратит измываться над тобой из-за твоей шепелявости и будет слушать твои рассказы с явно читающимся в глазах любопытством (и уж тем более, что ты станешь находить определённое удовольствие в его болтовне про волшебников и пафосных тирадах, явно выдранных из каких-то исторических книг).       Или что однажды он всё-таки усадит тебя перед этим злоебучим камином, почти насильно всучив тебе чашку с чаем, и ты вдруг подумаешь, что не так уж эти традиции предков и ужасны.       Ты перестаёшь обращать внимание на бытовые недостатки его корабля. Даже начинаешь видеть в них некоторое очарование, и тебе приходит в голову, что вы на тех местах, где и нужно. Ты идеально вписываешься в свой уютный многоквартирный мирок. Он весьма органично смотрится в старинном пиратском антураже.       Утром вы просыпаетесь ещё до рассвета. В небольшие иллюминаторы, которые в этой части корабля заменяют окна, залихватски бьётся холодный морской ветер, но тебе тепло как никогда.       Эридан снова колдует над завтраком; из-за этого дурацкого плаща действительно кажется, будто он колдует, помешивая какое-то вкусно пахнущее зелье в кастрюле. Тебе очень хочется подколоть его на эту тему, но злить Эридана во время его кулинарных стараний себе дороже: морской тролль вспыльчив и запросто может хлопнуть дверью, предварительно запустив в тебя половником, а ты ничего кроме дерьмового кофе готовить не умеешь. Наконец ты всё-таки не удерживаешься от язвительного комментария, и тебя выпихивают на верхнюю палубу «подумать над своим некультурным поведением».       Море обманчиво спокойно. За несколько месяцев наблюдения за ним ты уже навострился понимать его сигналы — можешь даже предсказать бурю по лёгкому дуновению ветерка.       Научиться понимать Эридана было намного сложнее, но и с этим ты, кажется, начинаешь справляться.       Ты окончательно погружаешься в свои фантазии, и представляешь, как этот старый корабль снимается с мели и отправляется в далёкое странствие за неведомыми сокровищами, и ветер надувает его крепкие паруса.       Ты изо всех сил пытаешься представлять их чёрными, как у настоящих пиратов.       Чёрными.       Чёрными! Ну или хотя бы бордовыми.       …       В твоём воображении рассветное альтернианское солнце неумолимо окрашивает их в ярко-красный цвет.