Девочка-цветок

«Пан-си» — курносая темноволосая девочка старательно вырисовывала пером имя на пергаменте. Именно так, из двух частей. Сначала крупно выводилось стремительное «Пан», где каждая буква украшалась большим лепестком с окантовкой и темной сердцевиной, затем чуть выше присоединялось кокетливое закрашенное «си». «Пан-си»*. Как цветы, которые очень нравились маме. Как слова, которые часто повторял папа. «Все мои помыслы о Вас»**. Девочка не совсем понимала, о чем говорит папа, а мама смеялась: «Наша дочка влюблена и дарит возлюбленной нарисованные цветы. Себе самой!» Мама вообще любила смеяться, а папа часто приносил ей букеты из анютиных глазок. А потом прилетела сова с письмом, и девочка отправилась в Хогвартс. Там были высокие башни, движущиеся лестницы и много-много людей. И совсем не было родителей. Но она все равно рисовала свое имя-цветок на любом свободном месте пергамента. И свои эссе подписывала именно так. Суровая профессор Макгонагалл ругалась и ставила такого же сурового «Тролля», а то и снимала баллы с факультета. Профессор Флитвик качал головой, но ничего не говорил. Профессор Спраут каждый раз восхищалась и начинала рассказывать, на какое растение похож ее рисунок. Панси оставалось только удивляться. А профессор Снейп просто не обращал внимания. Затем к привычному «Пан-си» добавилось «Драко». Драко, вообще-то, вредный мальчишка. Он выпендривался и говорил всем гадости, был заносчив и удивительно белобрыс, а количество букв в его имени было таким же, как и лепестков в любимом мамином цветке. «К белому фону подойдет любой цвет», — решила девочка, разучивая заклинание расцвечивания. И вот уже пергамент пестрел новыми рисунками: на белесые буквы «Драко» сверху, сбоку и снизу наползали разноцветные «Пан-си». Малфой злился и возмущался, размахивая руками и топая ногами. А Панси смеялась и в пику выводила все новые и новые «Драко-Пан-си». Малфой часто ругался с Поттером. И после каждой стычки манерно произносил какую-нибудь краткую речь, долженствующую оставить за ним последнее слово. Одна из таких сентенций превозносила ум Паркинсон, опираясь на французское созвучное pensée — «разум». После этого Панси целую неделю по вечерам сидела в библиотеке, озаренная (или озадаченная, это как посмотреть) новой идеей, а Малфой наутро выспрашивал, где она пропадала. «Привык», — умилялась Панси и махала перед его носом изрисованным пергаментом. Наконец показала результат своих изысканий: большой цветок с «Пан-си» вместо лепестков скалился белоснежной улыбкой-«Драко» и тыкал палочкой в гротескную фигуру-молнию в очках, которая сжималась и беспомощно взмахивала ручками. Заклинание, заставляющее картинки двигаться, далось ей особенно тяжело. Малфой долго рассматривал ее рисунок, а потом внезапно расхохотался и от избытка эмоций обнял девочку. В этот момент он совсем не был заносчив. «А я всего-то хотела оправдать имя», — прошептала Панси, запоминая этот день как День, с которого началась их дружба. С тех пор так и пошло — Панси везде ходила за Драко и постоянно что-то набрасывала быстрыми движениями на пергаменте. А вечером показывала сокурсникам очередной шедевр. Гостиная факультета взрывалась хохотом, все начинали бурно обсуждать запечатленные события. На шум приходил декан, изымал пергамент, долго его рассматривал, а затем, криво ухмыляясь, начислял Слизерину 10 баллов и возвращал рисунки Панси. «У вас талант, мисс Паркинсон», — однажды сказал он ей. Наивысшая похвала из уст мрачного зельевара. Очередные каникулы начались с тяжелого отцовского «Он вернулся». Больше в тот день папа так ничего и не сказал, а заплаканную маму не развеселили даже рисунки Панси. Она гладила дочь по волосам и смотрела куда-то вдаль. Отец часто отсутствовал, а когда возвращался, запирался в кабинете и подолгу не выходил. Мама молча плакала, а Панси расстроенно пыталась нарисовать хоть что-то. Но даже старое «Пан-си» не получалось. Так она и уехала обратно в Хогвартс, полная мрачных предчувствий. Малфой тоже вернулся угнетенный и какой-то потерянный. Но рядом с ним она снова могла рисовать. Только рисунки получались безрадостными и тоскливыми. Сокурсники над ними больше не смеялись, а декан, рассматривая один из них, хмуро посоветовал никому не показывать. Или убрать имена. «Плохое время». Так начался новый период для Панси, когда из-под ее пера все чаще и чаще выползала огромная змея с багровыми глазами. Она шипела и извивалась, и жрала все вокруг, от блеклых цветочков до черных букв, вылезших за пределы строк. Малфой от подобного зрелища бледнел и дрожал. А потом случилось «оно»: директор умер, а Поттер сбежал. Мама превратилась в тень самой себя, отец с потухшим взглядом вздрагивал от каждого шороха, а Панси рисовала одну и ту же картину, рвала ее и рисовала. Снова и снова. Дома. И в Хогвартсе. Однажды Драко выдернул пергамент у нее из-под рук и сжег. «Ты ужасна, ты знаешь об этом?» «Анютины глазки нельзя рвать в солнечный день, будет дождь»***, — ответила ему Панси и растерянно улыбнулась. Малфой обреченно покачал головой. Он вряд ли когда-то забудет увиденное. «Солнце заливает поле, заросшее яркими цветами с лепестками „Пан-си“ и „Драко“. И в это буйство красок влезает громадное безносое чудовище. Оно яростно вырывает цветы и сжигает их. Вокруг темнеет и начинается дождь, который постепенно превращается в грозу. Чудовище вскидывает уродливую лапу с палочкой, но с неба срывается молния и пронзает ее насквозь. Чудовище осыпается прахом». «Я всего лишь хотела, чтобы они встретились уже. Я не могу больше рисовать это поле», — шептала Панси, направляясь в подземелья вместе с остальными слизеринцами, когда началась атака на Хогвартс. — «Я всего лишь хотела снова рисовать свое имя-цветок…» «Пророк» разрывался сенсационными новостями, маги ликовали и оплакивали погибших. Драко Малфой метался между Нарциссой и Люциусом, супруги никак не могли решить, остаться ли им в родовом имении или покинуть страну, пока об их семье не вспомнили. Он изредка выныривал из камина к Панси, делился новостями и снова исчезал в зеленых всполохах. А Панси занялась обустройством родительского дома. Мама и папа отправились лечить нервы поближе к воде, официальных обвинений их семье представлено не было, отец все же был очень осторожен и действительно все это время думал о жене и дочери. В ее распоряжении оказался огромный и пустой особняк, а еще куча времени. И Панси кистями и палочкой раскрашивала стены дома анютиными глазками. Хотелось снова увидеть улыбку мамы. А спустя много лет имя Панси уже ассоциировалось со смешными иллюстрациями в популярном журнале для детей и их родителей. И пускай она уже давно была замужем, а Драко воспитывал с Асторией сына, в конце каждой ее истории переливался всеми цветами радуги цветок с лепестками «Пан-си» и белой сердцевиной «Драко».