Заговор магглов

– Тетя, можно с вами поговорить? Петунья Дурсль обернулась, недовольно поджав губы: – Ты уже закончил в саду? – Да, тетя. – И дорожку подмел? – Конечно, тетя. – Хорошо. Почисти картошку, я буду делать рагу. Что там у тебя за разговор? Гарри Поттер достал корзину с картошкой, сел так, чтобы не мешать тете крутиться у плиты, и мысленно пожелал себе удачи. Этот разговор он обдумывал всю дорогу домой из Хогвартса и два дня дома, которые пришлись на выходные, а значит, главной заботой было не попадаться на глаза дяде. Но настал понедельник, дядя уехал на работу, Дадли ушел болтаться по парку с дружками, а тетя занялась большой готовкой. А за готовкой ей, во-первых, часто нужна помощь Гарри, а во-вторых, скучно. Телевизора-то в кухне нет! Гарри ненавидел помогать тете по кухне, потому что именно в это время на нее нападал воспитательный зуд. Все самые неприятные вещи о себе Гарри узнал за чисткой картошки, кромсанием морковки и лука, помешиванием рагу или мытьем посуды. То, что его родители – бездельники, погибшие по собственной дурости, а сам он – неблагодарный мальчишка, который не ценит усилий тети и дяди. То, что нормальные мальчики думают о том, как пробиться в жизни, и потому хорошо учатся, слушают взрослых и не забивают себе голову ерундой вроде летающих мотоциклов. То, что глупые фантазии не доведут Гарри до добра. Но теперь Гарри собирался повернуть воспитательный зуд тети в нужное себе русло. Это, конечно, было несколько по-слизерински, но с Дурслями всегда приходились немного хитрить. Будь Гарри настоящим гриффиндорцем, вроде Рона, он вряд ли выжил бы в доме дяди и тети. Хотя, чтобы начать этот разговор, Гарри пришлось собрать всю свою храбрость. – Тетя, я хотел с вами посоветоваться. Это насчет моей школы. Петунья уронила нож. – Понимаете, тетя, там очень много странного, и мне кажется, что я чего-то не понимаю, – заторопился Гарри. – Вы всегда говорили, что в жизни важен здравый смысл, вот я и хотел, чтобы вы помогли мне разобраться. Знаете, по-моему, как раз здравого смысла у волш… э-э… то есть, у людей в моей школе… как-то маловато. Даже у директора! – Рядом с вашим директором здравый смысл и не ночевал, это я тебе и так скажу, – проворчала тетя. – Много нужно ума, чтобы бросить ребенка холодной осенью ночью на крыльце и даже не догадаться постучать в дверь? Теперь уже Гарри чуть не уронил нож. – Тетя, вы это о чем? – О тебе. Раз уж так получилось, что ты все равно пошел в эту вашу школу… мы с Верноном не хотели, чтобы ты знал, но что уж теперь. Мы нашли тебя утром на крыльце, замерзшего, сопливого, перепачканного кровью и с письмом от этого вашего Дамблдора. Ни метрики, ни страховки. Никакой помощи все эти годы! Ни одного ответа на мои письма! Держи, глупая маггла, волшебного ребенка, и справляйся с ним сама, как знаешь! А ты говоришь, здравый смысл. – Вы ему писали?! То есть… вы знаете, кто такой Дамблдор?! – Чего бы мне не знать? Моя сестра училась в его школе. И да, я ему писала! Ездила в Лондон в этот ваш «Дырявый котел», чтобы отправить письмо совой, у них ведь нет нормальной почты! Спрашивала, что делать, когда в доме перегорает свет от твоих капризов, когда веник начинает летать, а тарелки с овсянкой – взрываться, но он, как видно, решил, что такие мелкие проблемы не стоят его внимания. – Я такого не помню… – Ты был тогда совсем крохой, – тетя вздохнула, бросила нож в мойку и поставила сковородку на огонь. – Потом мы сами нашли, как с этим справляться. Методом проб и ошибок – а что еще нам оставалось? Наверное, это не лучший способ, но уж как сумели. – Чулан под лестницей? – с горечью сказал Гарри. Тетя вздохнула: – Ладно, Гарри, ты хотел поговорить о школе? – Значит, Дамблдор… Тетя, но почему вы мне раньше не рассказывали?! – Мы надеялись, что с тобой обойдется без волшебства. Все же со временем ты почти перестал устраивать всякое такое… Ты нормально учился в нормальной школе, в меру шалил, помогал мне по дому, и хотя характер у тебя всегда был не сахар, тарелки больше не взрывались. А потом пришли письма, появился этот… Хагрид! И оказалось, что все наши усилия пропали зря. Мне вот только интересно, если волшебство не вытравить нормальным воспитанием, неужели он не мог отдать тебя кому-нибудь из… из ваших? У Поттера была куча родни, такой же ненормальной, как он сам. Господи, да один его Сириус чего стоил! – Мне теперь тоже интересно, – зло сказал Гарри. Он так сжимал нож, что пальцы болели, а вот о картошке совсем забыл. Оказывается, его тетя, нормальная, не верящая в волшебство тетя Петунья многое могла бы ему рассказать и о волшебном мире, и о родителях, и даже о Дамблдоре. Но молчала! В окне задребезжали стекла. Гарри зажмурился. Тетя быстро подошла, отобрала у него нож и обняла, прижав к себе. Ее передник был мокрым и пах средством для мытья посуды, и почему-то это резко успокоило Гарри. А может, не это, а граничившее с шоком удивление: раньше тетя никогда его не обнимала. Гарри замер, а потом очень осторожно, медленно, готовый в любой миг отшатнуться и удрать, поднял руки и обнял тетю в ответ. В кухне повисла тишина. Нарушена она была самым прозаическим образом: на сковородке «стрельнул» бекон, и тетя спохватилась: – Ох, у меня же все сгорит! – Она кинулась к плите, вывалила на сковородку лук и мясо, и кухня наполнилась шкворчанием и аппетитными запахами. – Гарри, поторопись с картошкой. Наверное, им обоим нужна была эта небольшая пауза. Начистив полную кастрюлю картошки, Гарри все же заговорил о школе, но теперь, после откровений тети, то, что всего лишь заставило его задуматься, стало казаться не просто странным, а подозрительным. Дамблдор десять лет не интересовался жизнью Гарри Поттера, не откликался даже на просьбы тети о помощи, а стоило Гарри приехать в Хогвартс, как тут же начались ненормальные даже для волшебной школы приключения. Нет, конечно, сами по себе приключения – не так уж плохо. Но не тогда, когда тебе противостоит самый зловещий темный маг современности, тот, чье имя до сих пор боятся называть… тот, о ком Хагрид в самом начале года, а Дамблдор в самом конце почти одинаково намекнули, что он еще может вернуться. – Понимаете, тетя, – Гарри рассказывал свои приключения, заодно рассуждая вслух – так легче было выделить и отметить все несуразности, – понимаете, мне кажется, что Дамблдор с самого начала все знал и мог бы меня приструнить, чтобы я не лез, куда не надо, не нарушал школьные правила, а он как будто проверял меня. Смотрел, смогу ли я встретиться с этим типом и не поддаться ему. Но ведь я еще мальчишка! Первокурсник! Я ничего толком не умею, а Дамблдор – великий волшебник! Так почему он не сразился с этим типом сам еще до того, как тот убил моих родителей, и теперь тоже? А еще, почему он наградил нас за нарушение правил школы, и за то, что мы чуть все не испортили, ведь если бы мы не пошли спасать камень, Квиррел просто не смог бы достать его из волшебного зеркала! Дамблдор сам потом это сказал! А его достал я, и Квиррелу только и оставалось, что отнять приз у слабого мальчишки! Знаете, тетя, может, вы и правы и характер у меня не сахар, но даже я понимаю, что нормальные взрослые должны были как следует вправить нам мозги на тему «неужели вы, трое недоучек, считаете себя умнее и сильнее взрослых сильных магов». А получается, что мы напридумывали себе всякой ерунды, за которую должно быть стыдно, чуть не погибли сами и чуть не помогли возродиться страшному темному волшебнику, а нам при всей школе сказали: «Какие вы молодцы, продолжайте в том же духе»! Гарри говорил еще долго: у тети нашлось очень много уточняющих вопросов и еще больше таких, о которых сам Гарри в жизни бы не задумался. Например, тетю очень интересовало, давно ли школьникам нельзя колдовать на каникулах, есть ли в библиотеке Хогвартса подшивки старых газет, почему ключ от сейфа Гарри был у Хагрида и у кого он сейчас, кем работают родители его одноклассников, и еще многое, о чем Гарри знал очень приблизительно или не знал вовсе. Они провели вместе весь день, тетя даже забыла о своей любимой передаче. Зато под все эти разговоры наготовили гору всяких вкусностей, и Гарри даже пообедал вместе с тетей, и тетя даже сама наложила ему добавки! И отрезала кусок пирога к чаю! И пообещала потом, когда они «хорошенько обдумают текущие проблемы», все-таки рассказать все, что помнит о родителях. Особенно – о родственниках Поттера в магическом мире. Кажется, на этих, пока еще незнакомых Гарри родственников они с тетей были обижены совершенно одинаково. Когда вернулся с работы дядя, Гарри привычно скрылся с его глаз. Но заметил, что тетя весь вечер ходила задумчивая, рассеянно кивала на рассказы дяди о каких-то переговорах и, в конце концов, сославшись на головную боль, ушла из гостиной в сад. Как раз в это время Гарри поливал ее любимые розы, и тетя, поманив его к себе, сказала: – Вот что, Гарри. Ты говорил о девочке, своей подруге, у которой родители обычные люди. Я очень хотела бы пообщаться с ними. Можешь это устроить? – Ну, я могу написать ей. Пошлю письмо с Хедвиг прямо сейчас. – Подожди, – остановила тетя уже готового бежать Гарри. – Могут ли твою сову перехватить и прочитать твое письмо? Такое Гарри и в голову не приходило. Хотя, если подумать о возможностях волшебников… – Отправь этой девочке наш номер телефона и напиши, что соскучился и очень хочешь с ней поболтать. Вряд ли ваш Дамблдор прослушивает маггловские линии связи. *** В семье Грейнджеров этот день, как и два предыдущих, прошел в разговорах о Хогвартсе. Правда, Гермиона сильно сомневалась, что ее родителям понравится рассказ о тролле, Пушке, противозаконном новорожденном дракончике и уж тем более – о Волдеморде в затылке профессора Квиррела. Ни одним родителям такое не понравится! Но ведь все закончилось хорошо, так зачем их волновать? И Гермиона взахлеб рассказывала о волшебном потолке в Большом зале, о движущихся лестницах, говорящих портретах, привидениях и полтергейсте, о завхозе и его кошке и о профессоре МакГонагалл, которая тоже умеет превращаться в кошку, о трансфигурации, о своем споре с Распределяющей шляпой и о профессоре Флитвике, который мог бы быть ее деканом, о зельях и профессоре Снейпе, о полетах и квиддиче, о библиотеке и о том, что некоторые книги там постоянно на руках, и потому хорошо бы купить такие для себя… О Гарри Поттере она тоже рассказывала, и поэтому никого не удивила постучавшая в окно вечером понедельника белая полярная сова с письмом. Гермиона тут же помчалась к телефону. Правда, к ее большому удивлению и даже некоторой обиде, Гарри после торопливого приветствия спросил: – Гермиона, можешь позвать к телефону кого-нибудь из своих родителей? Видишь ли, моя тетя очень хочет с ними пообщаться. И попробуй догадайся, о чем говорят, если ты слышишь только: «да, наша дочь много рассказывала», «да что вы говорите?!», «не может такого быть!», «вы совершенно правы!», «непременно» и «хорошо, давайте так и сделаем». И с каждой репликой лицо мамы становится все мрачнее. – Гермиона, доченька, ты ничего не хочешь нам рассказать? *** Грейнджеры приехали к обеду. Гарри, неплохо изучивший мельчайшие оттенки выражений тети Петуньи, видел, что она оценила машину и внешний вид Гермиониных родителей как «весьма достойно», на девочку же посмотрела с некоторой опаской. Ну как же, еще одна «ненормальная». Хотя после вчерашнего разговора и едва не случившегося выброса Гарри лучше понимал причины такого отношения. Гермиона смотрела обиженно. Кажется, если бы не родители, она прямо высказала бы Гарри все, что думает о его откровенности. Но Гарри знал, что он в таком случае ответил бы: «Если бы у меня были родители, которые меня любят, я не стал бы скрывать от них свои проблемы и уж тем более свои победы». Откровенно говоря, глядя на надутую Гермиону, он вдруг подумал, что тетя Петунья очень ответственно подошла к его проблемам – наверное, так, как должна была бы подойти мама. Это была странная мысль. Нет, очень странная. В школе, если подумать, взрослые всегда появлялись после драки – тогда, когда пора было снимать или начислять баллы и отправлять пострадавших в больничное крыло. Гарри иногда даже казалось, что у них намеренно вырабатывают привычку не подходить к преподавателям ни с сомнениями, ни за помощью. По крайней мере, их попытка поделиться опасениями с деканом закончилась достаточно красноречиво: «Идите на улицу и наслаждайтесь хорошей погодой»! Нет, они, конечно, сами дураки, что не послушались, но если бы у них было больше информации… или больше доверия к профессору МакГонагалл… То, что чувствовал сейчас Гарри, было непривычным и болезненно-приятным. Вся эта бурная деятельность, которую развернула тетя после их разговора – ведь самой тете это не нужно. Они с дядей были бы только рады, если бы их племянник куда-нибудь делся. Они точно так же не хотели, чтобы Гарри приезжал на каникулы, как и сам Гарри не рвался к ним. Но стоило Гарри попросить у тети совета… Хотя, если честно, на совет он и не рассчитывал, ему просто очень нужно было, чтобы его кто-нибудь выслушал! Нужно было проговорить вслух все свои сомнения, и не в пустоту, а человеку, который мог хоть что-то сказать. Что-то кроме «великий человек Дамблдор» или «Гарри, директор лучше знает», пусть даже это будет «ты сам ненормальный и связался с ненормальными, так чего же ты ждешь». Но тетя и в самом деле поняла что-то, чего не смог понять Гарри, сделала какие-то выводы, и, судя по ее реакции, эти выводы были очень серьезны. Впервые Гарри чувствовал, что он кому-то настолько не безразличен. Можно было злиться или обижаться на то, что раньше тетя не выказывала таких чувств. Но Гарри предпочел ценить то, что происходит сейчас. *** Миссис и мистер Грейнджер хотели для единственной дочери самого лучшего. Они всегда гордились ее умом, способностями, здравомыслием, ответственностью, желанием учиться. Когда выяснилось, что Гермиона – волшебница, они не то чтобы испугались, они ведь разумные люди, а не какие-нибудь средневековые мракобесы. Но, скажем прямо, им это не слишком понравилось. Паранормальные способности в современном мире с большей вероятностью приведут к проблемам, чем к успеху. Как ни странно, ровно из тех же соображений они с радостью отпустили дочь в Хогвартс. Профессор МакГонагалл обещала, что их дочь сможет сделать карьеру в магическом мире, но для Грейнджеров более весомым доводом стало то, что Гермиона научится управлять своими способностями и скрывать их от обычных людей. Предупреждение о запрете колдовства несовершеннолетних вне Хогвартса, которое так не понравилось Гермионе, они сочли крайне разумным, и одно это добавило магическому миру больше очков в их глазах, чем все фокусы, разъяснения и обещания. Теперь же миссис Дурсль, тетя того самого Гарри Поттера, о котором с восторгом рассказывала их дочь, сообщала о волшебном мире крайне неприятные вещи. Конечно, детям в одиннадцать лет интересней волшебные потолки и говорящие портреты, чем будущая карьера, но профессор МакГонагалл, обещая Гермионе блестящие перспективы, как минимум многое утаивала, а то и откровенно лгала. Это заставляло задуматься. Дети присутствовали при разговоре, и если Гарри сидел тихо, то Гермиона то и дело порывалась что-то сказать – возразить, судя по возмущенному лицу. К счастью, за год в Хогвартсе она не окончательно забыла, как должна вести себя воспитанная девочка в гостях, но, в конце концов, ее ерзанье надоело отцу, и он спросил: – Гермиона, ты что-то хочешь сказать? – Да! Да, я думаю, может быть, раньше так и было, но ведь потом сторона Дамблдора победила, так, а он за равноправие? И если профессор МакГонагалл говорит, что я смогу работать в Министерстве, почему мы не должны ей верить? Только из-за того, что двадцать лет назад маму Гарри обзывали за ее происхождение? – И откровенно насмехались над членами ее семьи, – спокойно добавила миссис Дурсль. – Причем делали это те самые люди, которые были на стороне Дамблдора – на победившей стороне. Ну да ладно, Господь им судья, не будем говорить дурно о мертвых. Как ты думаешь, Гермиона, Хагрид – хороший человек и за равноправие? – Конечно! Гарри хмыкнул. Гермиона развернулась к нему: – Разве нет?! Скажи, Гарри! Мы столько раз ходили к нему в гости, и помогали ему, и он угощал нас чаем и рассказывал всякое… – Сейчас тетя скажет, – пробормотал Гарри. Миссис Дурсль кивнула, по-прежнему обращаясь к Гермионе: – Хороший человек Хагрид, который за равноправие, кричал на нас, называя «мерзкие магглы», и заколдовал моего сына – нам пришлось обращаться в больницу, потому что от волшебников помощи разве дождешься! – Не может быть! – ахнула Гермиона. – Это правда, – кивнул Гарри, – и это у него еще палочка сломана, и заклинание не получилось так, как он хотел. Могло быть хуже. Тогда Дадли никакие врачи не помогли бы. Я свидетель, Гермиона. Мне теперь очень стыдно, что я не подумал сразу о том, как это мерзко. Конечно, Дадли не лучший на свете брат, но он такого не заслуживал. – Волшебный мир отлично отключает мозги, – поджала губы миссис Дурсль, – с моей сестрой было так же. Я понимаю, Гарри, у нас с тобой сложились не лучшие отношения, и у тебя был повод к злорадству. Но потом? Он ведь и с тобой обошелся немногим лучше! – И объяснила уже Грейнджерам: – Потом этот хороший человек и, безусловно, очень ответственный школьный работник бросил Гарри одного на станции с огромным сундуком, так что тот еле добрел до дома. Забыл ему рассказать о том, как попасть на школьный поезд. А дракон в школе, полной детей? Это допустимое поведение для взрослого ответственного человека? Гермиона вздохнула: – Мы ему говорили… Но он так мечтал о драконе… Миссис Грейнджер покачала головой: – Гермиона, доченька, а теперь представь, что наш сосед всю жизнь мечтает о тигре и в конце концов заводит его. И совершенно случайно выпускает погулять на ту самую лужайку, где играют дети. Я понимаю, что дракон – это волшебное существо, но уверяю тебя, ваши восторги не делают его менее опасным. – Знал ли об этом Дамблдор? – спросил мистер Грейнджер. – У меня появилось много вопросов о безопасности в вашей школе. – Нам некому задать наши вопросы, – горько ответила миссис Дурсль. – Мы магглы. У нас нет прав в их мире. Если с нашими детьми что-то там случится, мы не сможем их защитить. Да что там, нам могут попросту стереть память! Я полагаю, если бы тот тролль успел разорвать вашу дочь, вы сейчас были бы уверены, что у вас никогда не было дочери, вот и все. Или что она умерла от какой-нибудь глупой ветрянки, или ее сбила машина – но они нашли бы, как не отвечать за смерть ребенка магглов. А работа в Министерстве, о которой вам говорила профессор… Лили как-то сказала, что удачно вышла замуж, а иначе со всеми своими высшими баллами вполне могла бы претендовать на работу в Министерстве уборщицей. Даже не секретаршей, потому что магглорожденная секретарша роняет статус шефа. Мистер Грейнджер обратился к дочери: – Обрати внимание, если это так, профессор нас не обманула. Всего лишь умолчала о деталях. – А кроме Министерства? – задумчиво спросила миссис Грейнджер. – Я, признаться, даже не подумала поинтересоваться, какие еще есть возможности в том мире… – Бордель, – фыркнула миссис Дурсль. – Лили была очень красива. Волшебники живут долго, рабочих мест там мало, и у каждого хватает родственников, которых нужно хорошо устроить. Так что тем, у кого нет влиятельной родни или покровителей, остается работа, которой не похвастаешь в приличном обществе. Навоз в теплицах раскидывать или собирать жабью икру по болотам. Даже мыть посуду в какой-нибудь грязной забегаловке – слишком хорошо для них, потому что посуда легко моется одним взмахом палочки. Лили смеялась, помнится, что маггловедение в Хогвартсе преподает чистокровный волшебник, не знающий, что такое кино и кто такие «Биттлз». Сейчас мне это не кажется смешным. Я спросила у Гарри, кем работают родители его одноклассников, но он знает только об одном. – Да, отец Рона работает в Министерстве, – Гермиона задумчиво накручивала на палец растрепавшуюся прядь. – В отделе, как-то связанном с магглами. – И он тоже чистокровный, – подсказал Гарри. – А еще они очень бедные. – Из чего делаем выводы, что даже министерские работники получают не настолько много, чтобы достойно содержать семью. Я думаю, мы должны сами позаботиться о будущем наших детей. Волшебникам нет до них никакого дела. Все, чего можно ждать – что Гарри, с его странной славой, втянут в опасные интриги, а Гермиона впутается с ним за компанию, по дружбе. – Вы не хотите, чтобы мы дружили? – жалобно спросила Гермиона. Гарри взял ее за руку: – Гермиона, они хотят о нас позаботиться. Ты магглорожденная, тебе не на кого надеяться в волшебном мире. Мои родители были волшебниками и героями, но меня запихнули на десять лет к маггловской тетке и даже не отзывались на ее просьбы о помощи. Значит, мне тоже не на кого надеяться. Дамблдору я больше не верю. Гермиона запустила пальцы в волосы: – Он же великий волшебник! Он же… директор! Победитель Гриндевальда! И… и вообще… – Дочка, – мистер Грейнджер обнял дочь, – когда великие люди заняты великими делами, они не считают, сколько пролилось пота и крови простых людей. Думаю, волшебники в этом не отличаются от нас. А еще, Гермиона, когда от тебя чего-нибудь хотят добиться, тебе будут очень много и красиво рассказывать о выгодах и преимуществах, но скромно умолчат о недостатках и возможных убытках. Профессор МакГонагалл поступила именно так. У меня нет таких веских причин не верить директору Дамблдору, какие есть у миссис Дурсль, но, согласись, поведение подчиненных многое говорит о начальнике. Если бы мой сотрудник так нагло обманывал клиентов, я бы тут же его уволил. – А еще это многое говорит об обществе, – задумчиво добавила миссис Грейнджер. – Согласись, дорогой, уволил бы ты такого лгуна не только по велению совести, но и потому, что на клинику могли бы подать в суд за обман. Все это очень некрасиво. Разговор получился неприятным для всех, но особенно для Гермионы. Ее так хвалили все учителя – кроме Снейпа, конечно, – а получается, что их похвалы ничего не стоят, как и обещания МакГонагалл? Она не могла поверить, что все так плохо! Она отказывалась в это верить! Но верить у нее и не требовали. Ее родители были здравомыслящими людьми, а тетка Гарри оказалась большой любительницей сбора сведений, анализа и планирования. И тот план, который они втроем разработали, показался Гермионе вполне разумным. Им ведь все равно нужно научиться управлять своей магией, вот они и будут учиться. Только больше не станут лезть в опасные приключения, потому что родители Гермионы совсем не хотят, чтобы им стерли память о трагически погибшей дочери. Вместо шастанья к троллям, драконам, трехголовым псам и прочим чудовищам они будут сидеть в библиотеке и искать дополнительную информацию о волшебном мире. И расспрашивать детей волшебников о том, где и кем работают их родители и родственники – такой интерес легко объяснить, нужно же понять, кем можно стать в волшебном мире и что для этого нужно знать и уметь. А еще они догонят год, пропущенный в нормальной школе, и будут учиться дальше: – Потому что список волшебных предметов, конечно, впечатляет, – мистер Грейнджер выразительно пожал плечами, – но не кажется ли вам, что детям обычных людей намеренно отрезают возможность вернуться в обычный мир и найти там хорошую работу? Гарри на этом месте выразительно застонал, а миссис Дурсль сказала изрядно ядовитым тоном: – В нормальной школе ты не был лентяем, Гарри. – Я помогу тебе догнать, Гарри, – обрадовалась Гермиона. Что поделать, она любила учиться и учить, а мальчишек разве засадишь за уроки добровольно… – Мы можем и Рона позвать! – Ты что, – Гарри даже засмеялся, – он не согласится. Это же не квиддич! – Кстати о Роне, поменьше болтайте при нем, – приказала вдруг миссис Дурсль. – Пусть все, о чем мы здесь сейчас говорили, останется между нами. – Почему? – возмутился Гарри. – Он же наш друг! – Ему нравится квиддич, вот и говорите о квиддиче, – фыркнула тетка. – Не знаю, Гарри, мне нужно подумать. Мне что-то кажется подозрительным, но не могу понять, что. – Она помолчала, хмыкнула и начала перечислять: – Чистокровный мальчик, бедная семья, отец работает в их волшебном Министерстве. Значит, семья должна быть лояльна к текущей политике. – Рон говорил, что его отец любит магглов. Это правда, Малфой обозвал их магглолюбцами. И его работа как-то связана с магглами, – добавила Гермиона. Гарри хлопнул себя по лбу: – И он притащил свою дочь на маггловский вокзал в ночной рубашке и резиновых сапогах! А миссис Уизли кричала на весь перрон, что здесь полно магглов, и про платформу, и про Хогвартс! А ведь Хагрид чуть ли не первое, что мне сказал, что о волшебниках никто не должен знать и что их Министерство именно этим и занимается. – Как интересно, – встрепенулась Петунья. – Гарри, а ведь ты мне это рассказывал! А я не поняла очевидного! Скажите, другие чистокровные тоже проходят через маггловский вокзал? – Кажется, я никого не видел, – Гарри почесал в затылке. – Я довольно долго там болтался, но никого странного точно не видел, а на школьном перроне было полно людей в мантиях. – Бабушка Невилла точно не осталась бы незамеченной на маггловской стороне, – тихо сказала Гермиона. – То есть получается, что есть какой-то другой проход для волшебников? – Это было бы разумно, – согласился мистер Грейнджер. – Но дело не в этом! – сердито воскликнула Петунья. – Чистокровная семья стоит на перроне среди нормальных людей и во весь голос разговаривает о магглах и о Хогвартсе, вам ничего не кажется странным? Нет? Тогда напомню: Гарри не знал, как пройти на платформу. Добрый человек Хагрид забыл ему это рассказать! Гарри, вспомни, пожалуйста, что было потом? Это может быть очень важным. Гарри пожал плечами: – Да ничего особенного. Я подошел к ним, миссис Уизли спросила: «Тоже в Хогвартс?» – и рассказала, как пройти на платформу. Я прошел вместе с ними. – И? – Что «и», тетя? Миссис Дурсль громко вздохнула: – Прости меня, Господь, я была не права, уделяя так мало внимания племяннику! Ладно бы только эта ненормальность, но не видеть очевидного! Что было дальше, Гарри? Рон Уизли тут же стал твоим лучшим другом? – Ну, сначала я вошел в купе, а все Уизли еще стояли на платформе, и кто-то сказал, что я Гарри Поттер. Кажется, миссис Уизли. Не помню точно. Рон потом пришел ко мне в купе, потому что нигде больше не было мест, и попросил… попросил показать шрам, и он еще спросил: «Ты правда Гарри Поттер?» Голос Гарри становился все тише, а Гермиона почти шепотом сказала: – В вагоне было полно мест. Я ехала одна в купе, ко мне заглядывали несколько раз и тут же уходили. Теперь я думаю, может, это из-за моей маггловской одежды? Я пошла с Невиллом искать его жабу, потому что мне было совершенно невыносимо сидеть одной и думать, что у меня снова не будет друзей. По ее щекам потекли слезы. – Рон просто хотел подружиться, – неуверенно сказал Гарри. – А его семья просто стояла рядом с проходом, чтобы дать ему этот шанс, – жестоко добавила миссис Дурсль. – Как вы думаете, откуда они знали, что Гарри Поттер не найдет дорогу без их помощи? – Кому вообще там можно верить? – шепотом спросил Гарри. Он уже чуть не плакал, и вовсе не из-за теткиного выпада о ненормальности и неумении видеть очевидное. Похоже, что на этот раз тетя права, хоть и облекла свою правоту в обидную для него форму. Ну так ему не привыкать, верно? Зато она хочет разобраться, и уж сейчас-то она точно за него, за Гарри… Смешно – единственная, кто на самом деле о нем беспокоится, считает его ненормальным уродом, а те, для которых он герой, всего лишь хотят использовать его. – Ты можешь верить мне, Гарри, – вытерев слезы, очень решительно сказала Гермиона. – Клянусь, я всегда буду за тебя и всегда тебе помогу. Потому что так нечестно, то, как они все с тобой обошлись!