Заговор магглов

— Да хоть искупайте его в мандрагорах! — раздраженно рявкнул Снейп. — Прямой взгляд, Минерва! Ничего уже не сделать, ни-че-го. — Но… как же так?! — Да уж вот так. Человек, знаете ли, существо смертное. Увы. Альбус лежал на койке в больничном крыле, совсем как до него мальчишки Криви и Финч-Флетчли — статуя статуей, с вытянутой вперед рукой, в которой зажат был обломок палочки, со сломанными очками в другой руке. Так же, как у мальчишек, на лице застыло изумление; будто он не знал, куда шел и чего ждать! Вот только мелких оболтусов вернули к жизни — повезло, а директор был окончательно и бесповоротно мертв. — Мне жаль, Минни, но Северус прав, — Поппи Помфри смахнула слезу и поджала губы, пытаясь сдержаться: как бы ни было больно, работа прежде всего. — Что ж, он погиб героем, — криво ухмыльнулся Макнейр. — Красивая смерть. Бравого шотландца до сих пор трясло; неудивительно, злорадно подумал Снейп, одно дело топором махать над обездвиженными жертвами или в магглов кидать круциатусы, и совсем другое — оказаться с палочкой наперевес перед огромным василиском. А ведь из всей компании, спустившейся вслед за Альбусом в логово змея, Уолден далеко не самый слабый. Как знать, сколько поднялось бы обратно живыми… Бледная Амелия опрокинула в себя флакон успокоительного, но ей, похоже, не слишком помогло. И за каким Мордредом нужно было соваться в пекло наравне с мужчинами? Никто не отрицает, что она сильная ведьма, пост главы ДМП не за красивые глаза дают, но уж василиска могла бы оставить другим. — Мне, пожалуй, нужно в министерство, — Амос поднялся на ноги, бросил еще один взгляд на застывшего Дамблдора и торопливо отвернулся. — Доложить. Все же наш отдел… Да уж, тот, кто первым принесет такую весть, может сорвать немало бонусов. Надо же, тихоня Диггори, потомственный хаффлпафец… — У вас трясутся руки, мистер Диггори, — злорадно заметил Снейп. — Как пожелаете, конечно, но я бы на вашем месте немного успокоился, для разговора с министром это понадобится. Если подождете, я принесу умиротворяющий бальзам. Мои оболтусы варили как раз перед каникулами, я сохранил приличные образцы, — пояснил он, тут же с неудовольствием подумав, что и самому не помешает, слишком уж он многословен. — Будьте любезны, мистер Снейп, — ответила вместо Диггори Боунс. — А к министру, Амос, мы пойдем вместе. Полагаю, эта новость потребует немедленного реагирования по многим, хм, фронтам, и мой департамент точно не останется без работы. Тратить время на лестницы и коридоры Снейп не стал, переместившись к себе камином. Достал умиротворяющий бальзам, выбрав не самый лучший: с министерских сойдет. Отхлебнул и сам, из единственного флакона с пометкой «П»: превосходно. И, собравшись с мыслями, взмахнул палочкой. Серебристая лань нашла его взгляд и склонила голову. Снейп сглотнул, прежде чем начать говорить: он с радостью послал бы прошлое куда подальше, но смены патронуса отчего-то не желал. — Люциус, поднимай своих баранов-попечителей и быстро в школу. Дамблдор мертв. Вот так. Пока Диггори с Амелией объяснят все Фаджу, пока тот уяснит, чем грозят перемены… В таких ситуациях кто первый успел, тот и победитель. Полыхнул камин. Голова Люциуса, подсвеченная зеленым, напоминала сердитую дриаду. — Северус, ты пьян? — Только умиротворяющий, — Снейп показал все еще зажатый в кулаке флакон, встряхнул и, спохватившись, допил: сейчас ему нужна полная доза. — Я не шутил, если ты о Дамблдоре. Дурная вышла бы шутка. Старик потягался силой взгляда с василиском. Итоговый счет один-один. И, кстати, Люциус, я рассчитываю на попечителей: трофей должен достаться Хогвартсу. Министерские только и сделали, что доставили Альбуса наверх. — Ты идиот, — выдохнул Люциус. — Идиот и маньяк, не видящий дальше своих котлов. Впрочем, у тебя хватает ума вовремя вызывать меня. Школа подождет, я к Фаджу. Он точно мертв? — Мертвее некуда. — Я буду в Хогвартсе, как только смогу. — То есть, как только выбьешь из Фаджа все, что сумеешь, — проворчал Снейп опустевшему камину. Сгреб со стола склянки с бальзамом и поспешил обратно к Поппи. Что делать, неясно. Что будет теперь, когда такой игрок ушел с арены? Мордред его знает! Снейп не понял еще, что он чувствует при мысли о смерти Дамблдора. Страх, злорадство, досаду? Потрясение — самое подходящее, а главное, не ошибешься, демонстрируя именно его. Все потрясены. В самом деле, какая нелепая смерть для победителя Гриндевальда! Хотя, Уолден прав, в чем-то красивая. По крайней мере, с палочкой в руке, а мог ведь подавиться своими лимонными дольками! Достаточно многие в сердцах желали ему этого, какой-нибудь сглаз мог и сработать. Бальзам пошел влет, даже авроры не постеснялись. Еще бы, в их рабочих аптечках успокоительного не предусмотрено. Минерва наконец расплакалась — видно, устала держать лицо. Ей горше, чем прочим, Альбус был ее учителем, а не только начальником. — Спасибо, что поделился, — негромко сказала Поппи. — Мои запасы в этом семестре очень быстро расходовались. Как думаешь, Минерва сможет выбить у попечителей дополнительное финансирование? — Вряд ли, — честно ответил Снейп. — Она слишком прямолинейна. Разве что кто-нибудь сам захочет сделать красивый жест. Пожертвование на благо наших детей, много пафосных слов, репортаж в «Пророке» сразу под некрологом Альбуса, домохозяйки рыдают, матери школьников пишут благодарственные письма. Понимаешь, да? Поппи прижала ладонь ко рту: похоже, чуть не засмеялась и сама пришла от этого в ужас. — Ох, Северус, откуда в тебе столько яда. Не устаю поражаться. — Жизнь такая. Тебе ли не знать. Что ж, пожалуй, здесь я больше не нужен. Пойду, что ли, напьюсь. Напиваться профессор Северус Снейп, бывший Пожиратель Смерти и нынешний декан Слизерина, конечно же, не собирался. Хотя, может, и стоило бы. Но это всегда успеется, а сейчас нужна ясная голова. Смерть Дамблдора может качнуть политические весы совершенно непредсказуемо, а он уязвим. Хорошо, если Люциус успеет обработать Фаджа — тогда, похоронив главного политического соперника старых семей, их партия быстро восстановит все, что было утрачено за годы магглофильской политики. «Как феникс из пепла, — усмехнулся Снейп. — Символично. Альбус бы оценил иронию». А если «сторона Света» (и при чем тут, спрашивается, какой-то абстрактный Свет?) решит играть на опережение? Руку Северуса Снейпа все еще «украшает» клеймо Лорда, а поручительство Альбуса вполне может утратить силу теперь. В Азкабан не хотелось. Бежать не хотелось тоже, хотя в бегстве был несомненный плюс — покончить, наконец, с вымотавшим ему все нервы преподаванием. Но вместе с малолетними балбесами придется бросить бесплатное жилье с обслуживанием, вкусную кормежку и неплохой источник бесплатных же ингредиентов. Северус не просто отвык от самостоятельной жизни, он к этой сомнительной роскоши и не привыкал никогда. Школа, три года в ставке Лорда, и снова школа, чтоб ее. Он даже каникулы проводил в Хогвартсе, отлучаясь разве что к Малфоям или в деловые поездки — да, такие у него случались, причем регулярно. Что бы там ни думал Альбус, раскаяние раскаянием, а счет в банке сам себя не пополнит. Снейп жил на всем готовом, довольно мало на себя тратил, профессорская зарплата и деканская надбавка почти целиком шли в его сейф в Гринготтсе. А те заработки, о которых совсем не обязательно было знать Альбусу, оседали в маггловских банках — в Англии, во Франции и в Колумбии. Северус Снейп всегда помнил, что у него может не оказаться времени на сборы. Поэтому в ожидании новостей от Люциуса профессор Снейп занялся наведением порядка в кладовой с ингредиентами. Слишком много здесь хранилось такого, что он никоим образом не хотел бы бросить. *** Люциус Малфой, бывший Пожиратель Смерти (что, впрочем, так и не было доказано с определенностью, достаточной для Азкабана), а ныне — глава Попечительского совета Хогвартса, меценат и благотворитель и просто уважаемый член общества, ворвался в кабинет Фаджа, проигнорировав протестующий писк секретарши. Бывают случаи, когда намеренное и грубое нарушение приличий играет на репутацию, а не против; министр оценит. — Корнелиус! Вы еще не знаете?! — Что именно? — кисло ответил министр. — Кхе-кхе, — раздалось нарочитое покашливание из кресла для посетителей, — как вы, однако, вовремя, мистер Малфой. Мы как раз думали, что к делу нужно подключить Попечительский совет. Люциус мысленно помянул Мордреда, Моргану и все прегрешения их. Амбридж он едва терпел, но приходилось расшаркиваться с ней и даже делать небольшие, но милые презенты: Фадж считал розовую жабу незаменимой. Однако неужели она узнала раньше него? Как?! — К какому именно делу? — машинально спросил он, придвигая для себя второе кресло. — Я ведь рассказывал вам о последней встрече с премьер-министром, — Фадж досадливо сморщился. Люциус сдержал гримасу брезгливости. Какие-то магглокровные мальчишки, и столько проблем! — Насколько я знаю, с мальчиками все в порядке. Из Мунго их отпустили. — Да, но! — Фадж поперхнулся, торопливо сотворил себе стакан воды, выпил и вытер губы платком с монограммой. — Представьте только, Люциус! Практически сразу после этого досадного инцидента происходит новый, и снова эти магглы жалуются своему премьер-министру! Как будто ему больше заняться нечем! — Новый инцидент? — Люциус подобрался. Нападений василиска больше не было, не считая столь пафосную смерть Дамблдора, о которой вряд ли кто-то побежал бы жаловаться маггловскому премьеру. И Снейп ни о чем таком не говорил. — Мне пока ничего не известно. Что случилось, министр, мадам Амбридж? — МакГонагалл посетила родителей одной из учениц. К сожалению, как раз той, с которой уже происходили неприятности в Хогвартсе. И попыталась внушить им, что не следует юной волшебнице думать о карьере в маггловском мире. — И что? — на этот раз изумление Люциуса было вполне искренним: с каких пор встречи преподавателя с родителями ученика волнуют самого премьер-министра? — Внушить, Люциус, — кисло повторил Фадж. — В прямом, к сожалению, смысле. Конфундус, небольшое воздействие на память, чтобы магглы забыли визит профессора, но запомнили ее указания. А девочке подарили на Рождество зелье памяти, и она не нашла ничего лучшего, чем испробовать его на родителях! И нет, Люциус, выставить встречные претензии к девчонке не получится, — Фадж, в каком бы раздражении ни пребывал, столь очевидные мысли улавливал на лету. — Зелье было оформлено под духи, ее мать захотела понюхать как раз в тот момент, когда девчонка читала сопровождавшее подарок письмо. — И кто же у нас дарит магглокровкам такие дорогие подарки? — словно невзначай поинтересовался Люциус. Мало кто способен сварить качественное зелье памяти, а для того, чтобы снять с магглов блоки, поставленные Минервой, оно должно быть очень качественным! — Подруга из Франции, — скривился Фадж. — Право же, Люциус, глядя на то, какие нынче пошли магглорожденные, начнешь понимать, кхм, вашу партию. — Вы имеете в виду мою прежнюю партию? — удержать на лице безразличие стоило немалого труда. С одной стороны, Люциус Малфой немало сил приложил и средств потратил, чтобы о его слишком бурной молодости забыли. С другой же… все его существо, все инстинкты буквально вопили о том, что нельзя упускать такой момент. И Люциус решился. Доверительно понизив голос, он подался к Фаджу: — Право же, Корнелиус, несмотря на все ужасающие перегибы, за которые, впрочем, ответственны не самые лучшие представители той партии, общие идеи были… рациональны. Вы сами видите, к чему привело заигрывание Дамблдора с магглокровками. Разве вашим предшественникам приходилось выслушивать претензии маггловского министра? Фадж с обреченной безнадежностью махнул рукой: —И что делать, совершенно непонятно! Оставлять такое безнаказанным — все равно, что предложить школьному руководству продолжать в том же духе, но поднимать шум из-за каких-то магглов… Послать бы Дамблдора с ними разбираться, так ведь не пойдет. Развел в Хогвартсе Мерлин знает что, а расхлебывать мне. — Вы правы, Корнелиус, — Люциус покивал, откинулся на спинку кресла и с удовольствием продолжил: — Впрочем, Дамблдор уже никуда и никогда не пойдет, увы. Я, собственно, потому и ворвался к вам так бесцеремонно. — Простите? — не мешавшая до сих пор разговору Амбридж наклонилась вперед, вцепившись пухлыми ладошками в подлокотники кресла. — Дамблдор, — пояснил Люциус. — Счел себя обязанным, как директор Хогвартса, лично возглавить отряд, спустившийся в подземелья на поиски василиска. Ну и, — Люциус картинно развел руками, — впрочем, василиск тоже мертв. Последний удар нашего великого волшебника, несомненно, достоин войти в историю. Хотя бы в «Историю Хогвартса», — он усмехнулся собственному каламбуру. — Ах да, других жертв, к счастью, нет. — Дамблдор?! — переспросил Фадж. — Вы не шутите? Мертв?! — Настолько, насколько можно быть мертвым, получив прямой взгляд василиска почти в упор. — Давно? — Практически только что, — усмехнулся Люциус, — судя по тому, что ни мадам Боунс, ни мистер Диггори еще не успели к вам с докладом. Их там Помфри успокоительным отпаивает. — А вы от кого получили столь волнующую информацию? — поинтересовалась Амбридж. — От декана моего сына, разумеется, — «декан моего сына» звучит гораздо лучше, чем «мой осведомитель», хотя и Амбридж, и Фадж прекрасно поймут не сказанное вслух. Но теперь, когда Альбус не держит Снейпа за горло, самое время разыграть эту карту. — Кстати, Корнелиус. Не кажется ли вам вопиюще несправедливым, если пост директора получит человек, из-за оплошностей которого вам приходится объясняться с министром магглов? Хотя Министерство традиционно не вмешивается в дела Хогвартса, а директоров назначает Попечительский совет, мне, признаться, не помешала бы ваша, так сказать, неофициальная поддержка. — Вы хотите сказать, мистер Малфой, что большинство попечителей будут выдвигать МакГонагалл? А у вас есть другая кандидатура? — чего не отнять у розовой жабы, соображает она быстро. — Именно, дорогая мадам Амбридж, именно, — Люциус, не вставая, обозначил поклон. — Видите ли, считается, что директор должен подготовить своего преемника, поэтому, как правило, новым директором становится заместитель прежнего. — А Дамблдор, — Амбридж прищурилась и слегка сменила тон, словно намекая, — пренебрег подготовкой? — Отнюдь, мадам Амбридж, отнюдь. Минерва — личная ученица Альбуса, полностью разделяет его идеи, взгляды, ошибки… Несомненно, она вполне готова вести школу прежним курсом. Фадж презрительно фыркнул, Амбридж покачала головой — на светлых кудряшках качнулся туда-сюда черный бархатный бантик. — Полагаю, ситуация в Хогвартсе достаточно сложна, чтобы Министерство прислало туда Генерального Инспектора? Разумеется, по согласованию с Попечительским советом и с правом лишь совещательного голоса, что ничуть не ущемит древних прав? — Интересное предложение, дорогая мадам Амбридж. И кто же осилит столь сложную миссию? — Полагаю, я могла бы за это взяться. Единственное, мистер Малфой, мне хотелось бы заранее обсудить с вами список проблемных, так сказать, зон. — Несомненно. Как уполномоченное лицо Министерства, вы должны будете присутствовать на собрании Попечительского совета, и лучше, чтобы к тому времени вы полностью владели ситуацией. — Вот и хорошо, — с явственным облегчением вздохнул Фадж. — Я знал, что могу на вас положиться, Долорес. И на вас, Люциус. Уверен, вдвоем вы разберетесь с этой проблемой. — Несомненно, Корнелиус, — Люциус легко поднялся, поклонился со всем изяществом и предложил руку Амбридж: — Разрешите пригласить вас на чашечку чаю, Долорес. Вы ведь позволите так себя называть? *** Гарри стоял рядом с мистером Уизли, с трудом сдерживая желание взять того за руку: в толпе было неуютно. Хотя, ради разнообразия, сейчас мало кто в этом скоплении волшебников обращал внимание на Мальчика, Который Выжил. И то верно, Гарри Поттер никуда не денется, а похороны Дамблдора — горячая сенсация и злоба дня. У многих в глазах блестели слезы, МакГонагалл всхлипывала, комкая в руке платок, и то и дело утирала глаза, а Хагрид и вовсе рыдал. Но Гарри отчего-то было все равно. Хотя еще год назад он, наверное, был бы в таком же шоке, как все эти люди. Гарри и сам не подозревал, насколько разочаровался в «великом человеке» Дамблдоре, пока не оказался на его похоронах. Ведь, если подумать, вот так же могли умереть и Колин, и Джастин, и кто угодно. А директора вполне устраивало, что все считали виновным Гарри — по крайней мере, ни Дамблдор, ни МакГонагалл ничего не делали, чтобы пресечь эти слухи и как-то защитить Гарри Поттера от злых языков, а всех своих учеников от василиска. — Эй, Рон, — он толкнул друга локтем, — все еще жалеешь, что не ты его завалил? — Кого, Дамблдора? — дернулся Рон. — Василиска. — Тьфу! Гарри, ну ты и сказанул! Хотя все равно жаль, метлу-то мама мне не купит. Сам понимаешь, деньги сейчас нужны для лечения Джинни. — По крайней мере, ей стало лучше, — вздохнул Гарри. Ему до сих пор было неловко вспоминать, как Джинни плакала и извинялась перед ним. Она-то ведь тоже ни в чем не виновата! Ну, разве что в неосторожности, но мистер Уизли объяснил, что тот дневник мог бы задурить мозги и кому поумней одиннадцатилетней девочки. Мистер Уизли положил руку Гарри на плечо — возможно, он всего лишь давал понять, что настало время помолчать, но Гарри все же почудилось желание защитить и ободрить. Или, может быть, благодарность. Из всей семьи Уизли здесь были лишь двое, и Гарри с ними; на самом деле, сидя у Дурслей, он знать не знал о всколыхнувшей весь магический мир новости, но мистер Уизли пришел к ним, рассказал и предложил Гарри свою помощь: «Лучше тебе побыть там хотя бы во время церемонии». Тетя, непонятно фыркнув, дала согласие, а после вдруг сказала: — Вы бы его лучше на могилу родителей отвели. Да и я, признаться, не отказалась бы увидеть, где похоронена Лили. У тела Дамблдора какой-то маленький человечек в обычной черной мантии говорил какие-то слова, наверное, важные и красивые, но до Гарри долетали лишь обрывки: «Благородство духа… интеллектуальный вклад… величие сердца»… Отчего-то представилось, как тетя Петунья качает головой, поджав губы. Гарри спрашивал себя, отчего он сам не подумал узнать о том, где похоронены папа с мамой. Но мистер Уизли обещал тете проводить их туда. Это волновало куда больше, чем непонятная речь невнятного человечка, и потому Гарри даже не заметил, когда тот умолк. Ему не было видно тела Дамблдора: они стояли не в первых рядах, и, честно сказать, Гарри был этому рад. Но он увидел яркие, почти белые огни, которые спиралями поднимались в небо и там перетекали в странные, причудливые формы — если бы не похороны, он бы подумал, что это магическое шоу, что-то вроде фейерверка. Красиво и завораживающе, и совсем не подходит для прощания с умершим. «Тетя права, странные эти волшебники», — мелькнула у него мысль. Кто-то позади ахнул, на толпу опустилась тишина, и с неба полилась песня — печальная, казалось бы, горестная, но за горем слышались надежда и обещание: ничто не закончено с единственной смертью, все впереди, плохое и хорошее, борьба и радость, свет и любовь… — Феникс, — прошептал Рон. — Фоукс, — эхом отозвался мистер Уизли. Гарри показалось на одну щемящую сердце секунду, что он увидел взлетевшего в синь неба феникса, и в тот же миг сияние потухло. Осталась белая мраморная гробница. Остались люди, молчаливые и словно бы задумавшиеся о чем-то, и Гарри показалось, что все сказанные до того красивые слова вдруг перестали иметь значение. Как будто лишь Фоукс сумел сказать что-то по-настоящему важное, честное, искреннее. — Пойдемте, — вздохнул мистер Уизли. — Рон, сначала мы аппарируем к нам, а потом я верну Гарри его тете и, может быть, задержусь. Скажешь матери, чтобы не волновалась. Я обещал миссис Дурсль сводить ее и Гарри на могилу Лили и Джеймса. Рон молча кивнул, и Гарри был ему за это благодарен. Зная Рона, он не удивился бы, вздумай тот напрашиваться с ними вместе, но Гарри не хотел разделить посещение могилы родителей ни с кем посторонним. Он и тетя — так было правильно. Тетя ждала их, одетая в строгое темное платье. Она накинула пальто, шляпку, застегнула высокие сапоги. — Ну что ж, пойдемте. Мистер Уизли протянул руку: — Держитесь крепче, миссис Дурсль, и не бойтесь: будет неприятно, но это не опасно для магглов. Мы аппарируем в Годрикову Лощину. Гарри взялся за протянутую ему руку без напоминаний. Рывок, мерзкое, тянущее, выворачивающее наизнанку ощущение, оханье тетки… Они стояли у ограды кладбища. Было тихо, так тихо, как бывает только зимой в снегопад. Мелкие снежинки кружили в воздухе, плавно падали на подставленную руку. — Пойдемте, — почти шепотом позвал мистер Уизли. Взмахом палочки убрал от калитки свежий сугроб и повел их по аллее между могил. Гарри смотрел на тетку — та шла, не глядя по сторонам, то покусывая губы, то крепко их сжимая, как будто ей не по себе было на кладбище, где похоронено столько волшебников. Она взяла Гарри за руку — пальцы у нее были ледяные, — и Гарри вдруг подумал: больше десяти лет прошло с того дня, когда кто-нибудь из волшебников должен был бы привести ее сюда. Вот отчего она дрожит и кусает губы. Десять лет только он, подброшенный на порог не слишком любимый племянник, напоминал ей о погибшей сестре. Он крепче сжал пальцы, и тетка ответила на пожатие. — Вот они, — негромко сказал мистер Уизли. — Я оставлю вас. Подожду в стороне. Надгробие было из белого мрамора, как и у Дамблдора, оно словно светилось, разгоняя сгустившиеся ранние сумерки. Гарри не пришлось даже наклоняться, чтобы прочесть выбитые в камне слова.

Джеймс Поттер. 27 марта I960 года — 31 октября 1981 года Лили Поттер. 30 января I960 года — 31 октября 1981 года Последний же враг истребится — смерть. — Двадцать один, — глухо сказала тетка. — Ей был всего двадцать один год. Мне — двадцать четыре. Господи, какие же мы тогда были глупые… Гарри, — она всхлипнула и вдруг опустилась на колени в снег, крепко обняв Гарри. — Какая глупость все наши детские обиды. Прости меня, Гарри. И заплакала, уткнувшись лицом в куртку Гарри, сжимая его в объятиях так крепко, как до сих пор обнимала только Дадли. *** Артур вернулся домой поздно вечером, не столько уставший, сколько измученный морально. После Годриковой Лощины он аппарировал в Мунго, а там его поймал невыразимец — можно было бы сказать «уже знакомый невыразимец», если бы за их капюшонами видны были лица, или если бы эта публика имела привычку представляться. Сотрудник Отдела Тайн, давший обещание, что, имея в руках дневник, найдет его настоящего владельца — того, кто и должен понести ответ за несчастье с Джинни. — Итак, Артур, у меня плохие новости, — в глухом, как будто тоже безликом голосе невыразимца слышалось сочувствие. — Нет, с Джиневрой все будет в порядке, — торопливо добавил он, — теперь. Время не было упущено. Но с дневником все не так просто. Можем мы поговорить конфиденциально? Дождавшись кивка — Артур оценил вежливость, ведь собеседник наверняка не сомневался в его согласии, — и сотворив чары приватности, невыразимец объяснил. Кто такой Том Марволо Риддл, почему его дневник тянул из девочки магию и жизненные силы, и даже — чем этот дневник может помочь теперь. — Мы все понять не могли, с чего Дамблдор так уверен, что Темный Лорд возродится, — негромко и вроде даже равнодушно говорил невыразимец. — А он, похоже, знал. Жаль, теперь не допросишь, и как эта пакость к вашей дочери попала, не узнать — то ли сам дневник на ее память повлиял, то ли Дамблдор подтер. Мы смогли достать из ее памяти эпизод, как она выпускала василиска перед тем, как уехать на каникулы; учитывая, чем это кончилось, можно предполагать, что это был приказ Темного Лорда. Но ничего более раннего, к сожалению, — он развел руками, — мы так и не выяснили, как эта вещь попала к вашей дочери. — Зачем все это Дамблдору, не понимаю, — Артур запустил пальцы в волосы, как будто это помогло бы поймать ответ. — Он ведь всегда боролся с Тем… — Есть мнение, что именно поэтому. Возможно, через дневник он намерен был узнать… нечто, что помогло бы в окончательной победе. Это будет расследоваться, не сомневайтесь. Повторение террора не нужно никому. Разберемся. Но, Артур… — Да? — Зачем я вам все это говорю. Вам придется внимательно наблюдать за Джиневрой. Ее обследовали лучшие специалисты, но мы не можем дать полной гарантии, что ее разум чист от посторонних влияний. Имея дело с такими личностями, как Альбус Дамблдор и лорд Волдеморт… да еще и не зная точно, кто из них и как именно поработал с разумом девочки… Понимаю, Артур, это плохие новости, но лучше быть наготове, чем… — Да, конечно, — пробормотал Артур. — Мерлин, как я скажу Молли?! — Никак, — жестко ответил невыразимец. — Зачем нервировать и без того настрадавшуюся мать? Да скорей всего, с девочкой и в самом деле все хорошо, — он успокаивающе похлопал Артура по плечу и распрощался. А Артур отправился домой, жалея о том, что не в его силах поднять Альбуса из роскошной беломраморной гробницы, взять за бороду, заглянуть в его такие честные и добрые глаза и задать пару-тройку вопросов…