***
Локер входит в офис в тот самый момент, когда Торрес вылетает из кабинета, едва не сбив парня с ног. — Макклайна допрашивают в Кубе, — выдыхает она, прежде чем приготовиться снова набрать скорость, держа курс на Лайтмановское хранилище документов. Невнятно пробормотав что-то в ответ, Илай, не раздеваясь, отправляется к Кубу, потирая ушибленное плечо. Лайтман внутри: раскинулся на стуле перед компом, раздвинув ноги «четвёркой», и пялится в монитор на Фостер с мужиком в сером костюме и с небритым подбородком. Предполагаемый мудак Макклайн. Лайтман полуоборачивается на звук открывшейся двери и, не здороваясь, бросает: — Где данные по Макгрейдам? — Чё? — как бы непочтительно это ни звучало, но Илай действительно не вдуплял сейчас содержание вопроса. — Данные, Локер, которые я тебе поручил вчера. Где? — Нигде. Дома. Я… — Какого чёрта, если они у меня на столе должны лежать? — Вы мне сами всучили дохренищу видео на анализ, чтобы я их проработал к утру. — Меня это не волнует, ты должен был мне сейчас отчёт по Макгрейдам предоставить. Он есть? — У меня не было на него времени, и кстати, по вашей же милости! — Значит, и премии тоже не будет. Всё, проваливай! — А ничего, что я до двух ночи… — Меня это не волнует. Проваливай, Локер, и делай отчёт. Торрес, слишком долго, кофе потом попьёшь, ты на работе. Он уйдёт или мне ещё тоньше намекнуть? Когда Илай хлопает дверью, с огромным трудом сдерживая собственную силу, то мечтает, чтобы этот грёбаный кусок дерева хрустнул по всем его грёбаным швам.***
— Локер, где сводная таблица? — Зачем здесь сводная таблица? — По-твоему, я её сам делать должен? — Зачем здесь таблица, если и так дураку понятно, что хищений нет? — Я знать не хочу, что там лично тебе понятно, поэтому иди и делай таблицу, а я сам решу. — По-вашему, я сам не в состоянии понять, есть ли в данных недосдача? — По-моему, Локер, профессия дворника подошла бы тебе куда лучше. Сказал бы про буфетчика, но там надо циферки уметь складывать. — Удачи с расследованием, профессор Лайтман, такими темпами вы уже к сентябрю горы свернёте. — Будешь язвить, Локер, — останешься на правах стажёра и без выходных. Десять минут. — Её даже крепить здесь некуда! — Это я тоже должен за тебя придумывать? Девять минут. На этот раз Илай закусывает до крови губы и стискивает пальцы, но дверь всё равно хлопает очевидно громче обычного.***
— А ещё меньше текст сделать не мог?***
— Очень смешно. Остряк. Это какой размер шрифта, 22? В конце месяца я запишу пачку бумаги на твой счёт. Нет, уже не надо перепечатывать. Да, обошлось без недосдачи, забирай всё это и иди к Джиллиан, будешь записи на компе сводить. Торрес, иди допрашивай клиента. Илай, тебе ещё раз повторить?***
— Ох, простите, сэр, я хотел включить калькулятор на вашем компьютере и в окне видеомонтажа случайно нажал «закрыть» вместо «свернуть».***
— Локер, с тобой всё в порядке? — Макмиллер только что стёр час моей работы. — Оу… Сочувствую. Но ты же всегда сохраняешься? — У меня не было времени. Из-за Лайтмана. — Ну, тогда удачи с доработкой. Прости, меня Фостер зовёт, надо клиента разговорить. Приходи потом в Куб. — Ага, через пару-шестёрку часов — обязательно.***
— Локер, ты пил? — Что? — У тебя глаза красные, как у хорька. Дома наклюкаешься. — У меня нет на это времени. — Ну да, оправдывайся. Где флешка с видеоматериалом? — На вашем столе. — Хорошо. Фу, Локер, хоть бы постригся.***
— Вызывали? — Да, Локер. Нужно отсортировать вот эти документы. В чём дело? — Ни в чём. — Врёшь. Сделай лицо попроще, а то создаётся впечатление, что ты хочешь меня убить. Оу, кажется, так и есть. — Как именно нужно рассортировать документы? — Стоять, это подождёт. — Лайтман приближается к нему, щуря один глаз и наклоняя голову набок. Из-за того, как он причмокивает губами и перекатывается на носках, создавая постоянным перемещением ощущение качки; из-за того, что свитер Локера колючий до омерзения и в подмышках и за лопатками пропах мокрым потом; из-за того, что силуэт Лайтмана словно рисован умелым карандашом безымянной тени, а ресницы на просвет неожиданно длинные и тонкие-тонкие, лучисто-белёсые; из-за того, что волосы на его руках неизъяснимой прелестью серебра раскидывают лунные борозды перед остро выпирающей костью запястья и широкой ладонью, а кисть Илая неотвратимо пошла своей округлостью плоти, собранной в жёлто-розовые морщины; из-за того, что Лайтман смотрит, а Локер прямо сейчас разлагается заживо, Илай хочет провалиться сквозь землю и действительно его ненавидит. — Тебе есть что сказать? Не стесняйся. — Ничего, — сухо произносит Локер, стискивая зубы, отворачивая голову и пытаясь обойти начальника, но тот делает шаг в сторону, едва не наступая парню на ноги, и глядит на него снизу вверх — с высоты своего маленького роста — не отрывая от лица такого прямо-таки откровенно мудацкого взгляда, который в сочетании с фирменной змеящейся улыбкой, этим насмешливо-ехидным «ну-ка, что тут у нас» оскальчиком на том месте, где у простых смертных обычно располагается рот, глядит, глядит не отрываясь и усмехается пронзительно, так что Илай где-то под маской сдержанности с нечленораздельным воплем вцепляется в эту неимоверно наглую морду. «Я знаю, о чём ты думаешь, — говорят глаза Лайтмана. — Я вижу тебя насквозь и заставлю тебя повести себя так, чтобы это увидели остальные». «Обойдётесь», — яростно отвечает про себя Илай и делает ещё одну попытку свалить втихую, но Кэл снова встаёт прямо перед ним. Слишком, чертовски близко. Во рту пересохло, кровь стучит в висках, а ещё — и это парень понимает только сейчас — у него предательской дрожью выламывает пальцы, потому что он на грани нервного срыва, как курок, взведённый выматывающей щекоткой. Но это ещё ничего не значит, уж кто-кто, а он умеет держать себя в руках, у него всё в норме, всё под контролем, под… — Ло-окер, — тягуче и нараспев произносит доктор-чтоб-его-Лайтман, в садистском удовольствии полузакатывая глаза и облизываясь — медленно и предельно откровенно пробегая по нижней губе самым кончиком языка от середины алеющего рта до левого края, очерчивая на щеке почти физически ощутимую изогнутую линию одним только расслабленно-расфокусированным взглядом насмешливо синих глаз. И нет совершенно ничего удивительного в том, что в этот момент Локеру сносит крышу. Через выдох и яростный вдох Илая — миг, когда голову вдруг кружит из-за избытка кислорода — правый его кулак несётся к виску Кэла, но оказывается вовремя перехвачен за пульсирующее запястье. Второй рукой Лайтман упирается нависающему парню в грудь — ладонь на уровне сердца. Левый кулак Локера остаётся на месте, нервно разжимаясь и сжимаясь, а сам Илай тяжело дышит, обжигая лицо врага клокочущим воздухом из собственных лёгких, и раздирается от противоположных чувств — желания прямо сейчас вломить собеседнику за всё сегодня пережитое, наплевав на доводы разума, или сбежать, извинившись, и продолжить терпеть этот невыносимо длинный день. Впрочем, Лайтман явно добивается от него не второго. — Для чего вам надо, чтобы я сорвался? — хрипит он сквозь заходящееся в бешеном ритме сердце. — Это надо не мне, Илай. Ты сам в этом нуждаешься, — слышится негромкий ответ Кэла. Парень замирает, полным недоумением выбитый из колеи, и его визави продолжает медленно, но удивительно спокойно: — Ты слишком часто скрываешь свои эмоции, копишь в себе негатив и потом думаешь, что таким образом выиграл, но это иллюзия. Хватит строить из себя хорошего парня, у тебя это и так паршиво получается. Ну же, Локер, выскажи мне всё, что отчаянно хочешь. Только ты, я и твои демоны. Никого подвоха. Честно. — Что за… — выдавливает он из себя и ошалело моргает, пытаясь сбить нервически подергивающийся левый глаз. — Давай, — швыряет шипящим шёпотом Лайтман, хищно оскалив рот. И тогда Илай выкручивает схваченную руку и с воинственным воплем целится кулаком в лицо. Ладони, ступни, грудь горят; алкогольно пьянящей болью вспыхивает кожа при ударе о каждый поставленный блок, звоном проходит по кости сила отдачи. Лайтман не бьёт, только защищается и — это Локер видит сквозь полуприкрытые алые веки — улыбается, скаля зубами всё шире и шире. Мгновенным прыжком он отскакивает назад, за забитый бумагами широкий рабочий стол, выставляя его преградой между собой и обезумевшим подчинённым; Илай дёргается, пытаясь обогнуть препятствие, начальник отодвигается в противоположную сторону и в следующую секунду едва успевает увернуться от летящей в него здоровенной керамической кружки. Пока парень взглядом мечется в поисках нового метательного снаряда, Кэл успевает выскочить из-за стола с другого бока и встать на открытое пространство кабинета на пути к выходу, держась на расстоянии от Илая, но не скрываясь за спасительной дверью. Парень поворачивается к нему, тяжело дыша. — Я вас слушаю, господин Локер, — говорит Лайтман, всё ещё словно бы усмехаясь, но не отводя от него глаз. — А мне не о чем рассказывать, — взвивается Илай, комкая в руках случайно оказавшийся в них листок бумаги. — Разве что, может, о том, как весь этот грёбаный день вы и каждая сволочь, с которой мне доводится столкнуться, как по сговору, делает, чёрт побери, всё, чтобы меня унизить, пнуть, выставить лузером и заставить поверить, что это именно так и есть. «Прости, Локер, я „ненароком“ стёр с твоего компа готовую работу!» «Ой, Локер, ты не переживай и иди разгребай никому не нужное дерьмо, пока я буду допрашивать клиента!» «Локер, ты нихера не можешь сделать, и я буду говорить тебе об этом каждый сраный день каждую сраную минуту, чтобы ты не дай бог не забыл, а когда тебе надоест, я похвалю тебя так, чтобы сарказм почувствовал даже беспросветный тупица! Ах да, и ещё я буду придираться по пустякам даже к той бессмысленной и бесполезной херне, которую сам тебе поручил, и специально для тебя давать нормальные задания Торрес, потому что она-то, конечно, справится лучше! И ничего, что ей и делать-то ничего не придётся. Как там, „богу богово, кесарю кесарево“, Локеру — ломать глаза об монитор всё утро, весь день, весь вечер и половину ночи. И это уж точно не даёт ему право считать себя полноценным — куда там, что вы! Пока он тут носится вокруг с бесчисленными отчётами, графиками и таблицами и абсолютно расхераченной психикой, я буду с мудацки глубокомысленным видом поучать его, что ему надеть, как ему постричься, что съесть на завтрак, в какое время гулять и спать, а ещё, наверно, на сколько сантиметров можно открывать рот, когда зеваешь, и в какой позе дрочить. И при этом я буду давить лыбу, потягиваться и участливо спрашивать, как у него дела!» Так, доктор Лайтман? По такой схеме «налаживаете коммуникацию»? Да? Илай смотрит на Кэла, всё ещё задыхаясь от слов и ослабев от нервной дрожи, только вот у того взгляд отведён в сторону и усмешка пропала окончательно. Проходит несколько мгновений, и начальник наконец поднимает глаза; на лице — спокойствие и едва, но уловимая извиняющаяся мягкость. — Ты прав. Я… перестарался. Прости. Парень глядит на него неверяще и растерянно влажными от пота ладонями держится за краешки джемпера. — Иди сюда, — Лайтман разводит в сторону руки. Илай дёргается медленно и нерешительно, но день сегодня явно фантастический, потому что Кэл, который вроде как сволочь-начальник и только что извинился, сам шагает навстречу. А потом обнимает мокрого и взъерошенного Локера и утыкается ему в грудь, пальцами поглаживая горячую шею. И когда отстраняется, то осторожно за злосчастный свитер притягивает к себе Илая и целует. И шепчет что-то невнятно и ласково. А Локер, который стоит молча, покачиваясь от нахлынувшей тёплой тягучей усталости, чувствует, как что-то, давно гнетущее его, уходит, будто снимая с души тяжёлую ношу. Чувствует, отвечает на поцелуй и улыбается, когда Лайтман шепчет ему на ухо, губами касаясь кожи: — И всё-таки, Локер, дрочить, стоя на голове, вредно для работы гипоталамуса. Никогда не забывай об этом.