Упырья невеста

Эмма ещё никогда не ездила с таким удобством. Карету ни разу не подбросило на ухабах или ямах, и принцесса, прислонившись к обитой мягкой тканью стенке, даже смогла задремать, на какое-то время забыв обо всех своих страхах. Проснулась она от того, что услышала громкий цокот копыт — карета явно ехала где-то по мостовой. Эмме очень хотелось выглянуть наружу, понять, куда её везут, но плотные занавески на единственном небольшом окошке были словно приколочены к месту и не желали сдвигаться, сколько бы девушка ни старалась. Наверное, этой каретой пользовалась сама Реджина, ибо внутрь не проникало ни единого луча солнца. Когда цокот затих и карета, наконец, остановилась, Эмма уже не могла сидеть на одном месте. Она поправила капюшон, вспомнив о просьбе вампирши не снимать его и спрятав волосы под тканью, и не ошиблась — через несколько мгновений дверца кареты распахнулась, и знакомый кобольд проскрежетал своё «Миле-еди». Он подал ей руку, и девушке волей-неволей пришлось принять её, чтобы выйти, хотя нечистик едва доставал ей до пояса. Наверное, рядом с ними кто-то был, но Эмма не могла понять, кто именно: из-за капюшона и собственной опущенной головы она видела лишь серые ступени, мощёные плитами, да носки чьих-то сапог. Девушка так волновалась, что даже не расслышала, что у неё спросили, и проследовала за своим сопровождающим. Они шли недолго, но Эмме показалось, что целую вечность. Им вслед неслись чьи-то тихие перешёптывания, и девушка решила, что это очередные призраки в её новой тюрьме. Когда перед ними снова распахнули двери, она едва ли обратила внимание на алую ковровую дорожку под своими ногами, задумавшись о том, где она и что её ожидает. Поэтому девушка едва не упала, чуть не налетев на резко остановившегося прямо перед ней кобольда.  — Как ты смеешь появляться здесь?! — чей-то громкий и властный голос заставил Эмму испуганно вздрогнуть. — После того, что ты сделала? Кобольд скрежещуще захихикал и повернулся к девушке.  — Хозяйка просила передать, ты свободна, — с издевкой поклонился он и в следующую секунду исчез с оглушающим хлопком. Эмма не сразу поняла, что осталась одна. Помедлив, девушка нерешительно подняла руки, скинула с головы капюшон, быстро огляделась по сторонам — и обомлела: она стояла посреди тронного зала королевского дворца. На неё с несказанным удивлением смотрели придворные, дамы ахали, старательно обмахиваясь веерами, и даже со стороны обычно безмолвных слуг слышались перешёптывания. Но девушке это всё было неважно: она глаз не могла отвести от короля. Он не мог сказать ни слова, точно так же, как и она, не веря собственным глазам.  — Эмма!!! — звонкий мальчишечий голос разрезал тишину, словно нож. Девушка и среагировать не успела, как брат едва не сшиб её с ног и заключил в крепкие объятия.  — Ты живая!  — Нил?  — Я всегда знал, что ты вернешься!  — Боги, Нил, это действительно ты, — ошарашенно пробормотала Эмма, глядя на счастливого брата и прижимая его к себе. — Как я… Как это всё возможно? Она подняла глаза и увидела, что её отец идёт к ним. Девушка поспешно выпустила брата и поклонилась королю — совсем как раньше, когда она и не подозревала о существовании Реджины.  — Ваше Величество, — Эмма не узнала собственного голоса. Она не знала, чего ей ждать — родной отец смотрел на неё так, словно она была ему незнакома, просто какая-то девица, осмелившаяся побеспокоить короля.  — Эмма, — мужчина неуверенно протянул к ней руку, и девушка заметила, как та дрожит, — моя дочь.  — Отец, — счастливо улыбнулась девушка, а в следующую секунду уже была в объятиях короля. — Папа, папочка, я так рада!.. Эмма была ошеломлена своим счастьем. Она боялась, что всё это лишь иллюзия, которая вот-вот исчезнет, но этого не происходило — и отец, обнимавший её, был таким настоящим, что девушка позволила себе поверить. Придворные больше не старались скрыть своего изумления: они неприкрыто говорили о ней, смотрели на воссоединение королевской семьи, а некоторые даже позволяли себе показать на принцессу рукой. Когда первый пьянящий восторг прошёл, Эмма смогла спросить:  — Где мама?  — Она у себя, — тут же выпалил Нил и ухватил вновь обретённую сестру за руку: — Пойдём к ней, скорее! …Эмма едва смогла заставить себя переступить порог королевских покоев. Прибиравшаяся служанка, обернувшись на звук открывшихся дверей, хотела поклониться королю и принцу, но тут выронила из рук книгу, которую хотела вернуть на место, завидев вместе с ними якобы погибшую принцессу. Никто не обратил на это внимания.  — Дэвид? Голос королевы доносился с балкона. Видимо, Белоснежка услышала шум и решила проверить, в чём дело. Но она не смогла пройти дальше дверного проёма.  — Мама! — Эмма бросилась к ней со всех ног. — Мамочка! Королева едва могла стоять, и если бы не успевшая подхватить её дочь, то она наверняка бы упала. Белоснежку тотчас же усадили на кровать, а служанке приказали принести воды.  — Мама, пожалуйста, скажи хоть слово, — Эмма опустилась перед ней на колени и сжала материнские ладони, про себя замечая, какие они холодные. — Я не мертва, мама! Женщина высвободила руку и осторожно, как будто опасалась, что дочь исчезнет, провела по её светлым локонам и щеке. Девушка тут же прильнула к её ладони, совсем как в детстве.  — Мамочка, — Эмма не сдержалась, и слезы, покатившиеся по щекам, обожгли пальцы её матери. — Мама, пожалуйста… Но Белоснежка ничего ей не ответила — она вдруг часто-часто задышала и, покачнувшись, без сознания упала на мягкое одеяло. Вечером того же дня Эмма сидела в своей прежней комнате и готовилась ко сну. Девушка чувствовала себя неловко: и от непривычно мягкой постели, и от нежной ткани ночной сорочки, так и льнувшей к телу, от воздушного полога над кроватью и от того, что всё сделали служанки, сколько она ни просила их оставить её. Принцесса не хотела спать, но всё же задула свечи, поправила подушку и села на одеяле, оперевшись спиной об изголовье. В полумраке ей было уютнее: не хватало только красноватых отблесков от тлеющих угольев в камине, как она привыкла за те месяцы, что спала на кухне.  — Эмма? — дверь приоткрылась, и в комнату заглянул её непоседа-брат. — Ты ещё не спишь?  — Заходи, — приглашающе кивнула девушка. — Что-то случилось?  — Ты ушла грустная, — мальчик ойкнул, споткнувшись в полумраке о край ковра, и присел к ней на постель. — Это из-за мамы?  — Даже не знаю, — вздохнула принцесса, обхватывая руками коленки. — Я думала, что она будет рада мне. Эмма не кривила душой, говоря это, хотя и не призналась брату полностью. Ей было обидно — обидно, что родная мать даже после того, как лекари привели её в чувство, не захотела выйти к ней и хотя бы обнять. И Дэвид, и Нил, как могли, отвлекали девушку от этого, но всё же принцессе было сложно такое забыть.  — Мама стала странной после того, как ты пропала, — заметил мальчик, подбираясь к сестре под бок и крепко обнимая её. — Я всегда говорил, что ты вернёшься, а она не слушала.  — Я не знала, — нахмурилась принцесса. — Быть может, ей нужно немного времени?  — Мама обязательно тебя вспомнит, вот увидишь, — в голосе Нила послышалась такая уверенность, что девушка невольно улыбнулась, заставляя себя забыть о плохих мыслях. — Эмма, а какая она? Вампирша? Принцесса ответила ему не сразу: перед глазами тут же появился образ Реджины, её вечно прохладные руки, длинные волосы, кончики которых щекотали шею, карие глаза и тонкий аромат нарциссов. Заметив, что брат, затаив дыхание, ждёт её слов, Эмма усмехнулась.  — Пообещай, что никому не расскажешь, что сейчас услышишь, — убедившись, что Нил кивнул, девушка продолжила: — Она самая обыкновенная язвительная стерва! Её брат рассмеялся так громко, что Эмма заволновалась, что их голоса услышат с коридора.  — Нил, тише, — попросила она, легко сжимая его плечо. — Если кто-то узнает, что ты здесь…  — Моя сестра вернулась, — возразил мальчик, крепче обнимая её. — Почему я не могу радоваться этому?  — Ты самый лучший брат, — Эмма едва не расплакалась от его слов, радуясь, что в полумраке не видно, как заблестели её глаза. Они долго ещё болтали, и девушке казалось, что все её беды отныне позади: теперь с ней будет её любящая семья, никто больше не ограничит её свободы и не станет запугивать. Наверное, это и было счастье. И никто из них не заметил, как мягко зарябило зеркало в массивной оправе.