* * *
Как ни странно, пробок не было, и добираюсь я даже раньше назначенного времени. Возле входа в ресторан меня встречает сама Инга. Опираясь о свою машину, молодая красивая женщина достаёт из маленькой лаковой сумочки пачку импортных сигарет и зажигалку. Приветствует холодно, закуривая: — Вечер добрый, — делает глубокую затяжку. Киваю в ответ: — Добрый. Мы будем говорить здесь или всё же зайдём внутрь? Инга выдыхает кольца дыма и опускает взгляд: — Уж давайте здесь, если вы не против. Там Дамидов, а я не хочу мелькать перед ним. Интересно, что здесь забыл Дамидов? Не доверяет мне и решил сам разузнать всё? Или он здесь всё же из-за Инги? — Конечно. Тогда давайте сразу к делу, — дожидаюсь кивка и продолжаю: — Какие отношения были между вами и вашим мужем? Любил ли он выпить, мог ли увлечься? Инга пожимает плечами: — Хорошие были отношения. Только вот последнее время он со своим якобы конкурентом, уж извините, не помню фамилии, чем-то не совсем законным начал промышлять. А там, как водится, и денег больше, и… девушек. Изменять начал, а я — на развод. А он умер. Так и не развелись. Кто же знал, что всё так обернется. Может, из-за этого его и убили. Не удивлюсь, если тот самый «конкурент». Хотя на рынке у него всегда врагов было больше, чем друзей. Так что это мог быть кто угодно, — делает ещё одну затяжку. — А выпить он любил, да… Возможно, на этой почве и изменял. — Он промышлял наркотиками. Почти уверен, «якобы конкурентом» был Вояков. Инга устало усмехается: — Наркотики, да? Уж никак не думала, что он да такого опустится… Но, в таком случае, я догадываюсь, куда он сбывал их. Инга выписывает мне адрес в записной книге и вырывает оттуда страницу, саму книгу небрежно бросает на заднее сиденье автомобиля. Оглядывается за спину, видимо, выискивая взглядом Дамидова. Почему-то всё больше кажется, что о Дамидове она думает больше, чем о своём погибшем муже. — А что, собственно, здесь делает Дамидов? — спрашиваю небрежно, чтобы она не подумала, что это как-то касается дела. Она тут же откликается, закуривая вторую сигарету: — Да Володя давненько уж за мной таскается. Ещё при жизни Вити проявлял ко мне знаки внимания. Хотя они же с Витей так дружили. Ещё со школы. Ну, естественно, всё тайно. А сейчас он почему-то решил, что раз я «свободна», то соглашусь быть с ним. Хотя, знаете, что я вам скажу — если вдруг Витю убили не из-за работы, то на Дамидова тоже можно подумать… Хотя сомневаюсь, что он на такое пойдёт. Сам же вас нанял. Хотя здесь тоже может быть уловка, — Инга усмехается. — Не в обиду сказано, но если бы он действительно хотел найти убийцу, разве не нанял бы кого-то более опытного? Я тоже не раз об этом задумывался. Но тогда многое не складывается. Возможно, он обратился ко мне, боясь огласки их с Ингой натянутых отношений. Попрощавшись, спешу уехать домой. Разговор с дорогой занял порядком двух часов, потому домой возвращаюсь уже ночью. И, как бы я ни надеялся не застать Юльку, но тот лежит в моей кровати, с головой укутавшись в пуховое одеяло так, что только пятка одна выглядывает. Вот ведь, предупреждал же: мою кровать не занимать. Но нет ведь, улёгся. Спихнуть его совесть как-то не позволяет, но и спокойно лечь рядом и сделать вид, что всё так, как и должно быть — тоже. — Юль? — стягиваю одеяло с его плеча. Может, смогу его хотя бы аккуратно подвинуть? Понять Юльку можно: не один я устал за это время, да и он мне очень помог. Вообще не думаю, что справился бы сам. Так что пусть спит себе. Юлька что-то мычит себе под нос, переворачивается на спину, попутно стягивая одеяло до пояса, заставляя меня вмиг пожалеть о решении оставить его сон нетронутым. Я ведь просил лезть в кровать только в одежде!* * *
Утро выдалось совсем не как в рекламе кофе, хотя кофе было много. Даже очень много для утра. Ощущение, будто я и не спал вовсе. Кажется, за эту ночь только больше устал… Запивая остаток хлеба с маслом очередной порцией горячего бодрящего напитка, я снова перечитываю записи в Юлькином блокноте. Сам же Юлька, тихо напевая мотив, ранее игравший в утреннем шоу по телевизору, сидит напротив, расчёсывая волосы, и недовольно жмурится, не найдя свою резинку ни на столе, ни в гостиной, ни в спальне. В итоге непослушные патлы кое-как заплетает в худую косичку и перевязывает резинкой для денег. — Ты меня прям взглядом прожигаешь, — жалуется он, вставая из-за стола и идя к раковине, чтобы помыть тарелку. — Вот делай людям добро, буди поцелуем по утрам, а «люди» ещё и недовольны остаются. А у меня, между прочем, тоже поясница болит — ты бы ещё под кровать залез, мне наклоняться пришлось. Ещё и сидишь ворчишь всё утро! — слышится журчание воды, и голос Юльки становится тише на фоне брызг. — А кому понравится то, что кто-то с самого утра лезет со своими домогательствами, — отвечаю спокойно, изо всех сил пытаясь скрыть раздражение. — Мне бы понравилось. Давно хочу, чтобы ты меня подомогался. А я бы такой недоступный, прям неприступная крепость, а ты грубо прижимаешь меня к стене и… — Хватит, — резко перебиваю его, не желая больше выслушивать эти «планы на будущее». — Юль, ты б с таким успехом лучше бы выяснял что да как с нашим маньяком. — Кстати! Этот Московский Потрошитель уже нашумел. В Интернете только о нём в последнее время и пишут, мол, столько народу перерезал, а полиция только руки в стороны разводит. А вообще, я подумал, было бы очень круто, если бы о нас статейку забацали, м-м? Не обращая внимания на ассистента, пролистываю блокнот ещё раз. — Собирайся скорее, — окликаю парня, а сам встаю из-за стола, бросая блокнот на столешницу. — Собираюсь я, — хмыкает Юлька, закидывая блокнот в рюкзак, сам же снимает со спинки стула свою мятую рубашку и спешит за мной. Я спал в одежде, только кофту снял, оставшись в майке… Так что с утра особо париться не пришлось. — Так что, в церквушку? — Юлька возникает перед дверью, вмиг натягивая цветастые кроссовки, рюкзак при этом валится на левый бок, и выглядит это ещё более комично. — Именно, — сам обуваюсь, согласно кивая. — Проверим, что да как. Правда, было бы неплохо раздобыть фото погибших девушек. Мало ли, имён не называли или назвали не свои. Всякое бывает. Открываю дверь, выпускаю Юльку из квартиры, выхожу сам. Юлька уже дёргается в сторону лестницы, которая располагалась прям на выходе из тамбура, как замечает мою неудачу в закрытии двери — ключ никак не желал входить в скважину. Хотя раньше таких проблем не возникало. — Хм, — Юлька смотрит мне под руку, а потом, кажется, понимает, в чём дело. — Что-то застряло. — Я же нормально вчера открывал, — утомлённо вздыхаю. Никак мне не везёт — везде одни трамплины. — Ну так, вчера эта мелочь лежала так, что не загромождала путь ключу. Ты открыл, и она упала поперёк. Ну, — он трёт затылок, — я так думаю, по крайней мере. Дай мне булавку или что-то подобное. Недолго думая, отцепляю от затёртого старенького пиджака булавку, которую когда-то тётя вешала якобы от сглаза, и протягиваю Юльке. Уж не знаю, помогла ли она от сглаза и прочих проделок злых сил, но вот закрыть дверь здесь она всё же помогла, за что тётке спасибо. — А у тебя откуда такие навыки? — уже заходя в лифт, спрашиваю Юльку. Тот, протягивая мне уже ненужную — пока что — булавку, пожимает плечами: — Я, когда в институте учился, в общаге жил, а там вечно с этими замками проблемы были, так что пришлось научиться.* * *
Выслушивая россказни Юльки о его невесёлых снах и о ночи, что он «провёл в одиночестве и грусти», паркуюсь около супермаркета в десяти минут ходьбы от церкви. Разминая плечи, ассистент шепчет: — А это не кажется тебе абсурдом?.. — Что именно? — смотрю на парня, а тот, в свою очередь, на меня с нескрываемым раздражением, сдвинув брови. — Ну, сам посмотри! Мы идём опрашивать батюшек, а что дальше? Отца, сына и святого духа? Бога как свидетеля в документации оформишь? Боже. Да нас с такими вопросами даже батюшка с отборной руганью на святых устах вышвырнет отсюда! Ещё и святой водой в придачу обольёт. Вот что ни говори, а я думаю, что это просто совпадение. Просто церковь одна такая большая и известная на весь район. Даже на два района. По округе только мелкие храмы. Так что все они — как и другие тысячи людей — могли посещать именно эту. — Так-то оно так, — соглашаюсь, кивая, — но вот именно эту церковь приравнивают к секте. — Пф-ф, а ты хотел, чтобы к секте атеисты приравнивали какую-то богом забытую мечеть? Ну ладно-ладно. Идём уже. А то ещё подумаешь, что мне есть дело до этой церкви. Мне ведь тоже интересно, что за дела с наркоманками творятся. У порога Юлька наиграно крестится, тем самым вызывая недовольное бурчание и осуждение со стороны окружающих людей, пришедших помолиться, и получает от меня нагоняй. Увидев стоящего около большой настенной иконы батюшку, говорящего с кем-то более щуплым, нежели он сам, Юлька спешит прокомментировать внешность нашего допрашиваемого: — Страшный он. Мне кажется, что если он прочухает то, что мы церковь подозреваем, то просто сожрёт нас. Уж меня точно! Смотри, какой я аппетитный! Хотя по сравнению с ним, я — ничто. В этом батюшке килограммов двести! — Тихо ты. Подходим к батюшке, и только я хочу начать говорить по плану, как в глаза бросается массивная золотая подвеска на его шее. Номер восемнадцать на цепочке. Судя по выражению лица Юльки, память меня не подводит, и убийства действительно были совершены в восемнадцатые лунные сутки. Однако не стоит торопиться — мало ли, может, это дата рождения его сына или какая-то другая знаменательная дата. Первым отходит Юлька и заполняет возникшее неловкое молчание: — День добрый! Батюшка кивает, по-доброму улыбаясь. Более того, ощущение, будто он понимает, зачем мы здесь. Юлька тут же достаёт блокнот и ручку. — Меня зовут Станислав Самойленко, я частный детектив, расследую убийства молодых девушек. Нам стало известно, что все они посещали эту церковь, и мы будем благодарны за любую предоставленную вами информацию. Батюшка хмурится: — А я отец Георгий. И, знаете, ко мне многие приходят… Всех не запомнить. Я просто помогаю людям поверить в себя, поверить в Бога. Даже не знаю, чем могу вам быть полезен. Юлий встревает неуверенно, что с ним бывает нечасто. — А можно вопрос к вам не по теме? — дождавшись утвердительного кивка, продолжает. — А что значит число восемнадцать? Я просто обратил внимание на вашу подвеску и… — Ехе, — батюшка сжимает в широкой ладони подвеску. — Число восемнадцать с языка чисел переводится как «от судьбы не уйдёшь». Это достаточно символично, не считаете? На всё воля Божья… Больше ничего интересного нам узнать не удалось. Но вот нового потенциального подозреваемого нам найти удалось. Юлька переменился в лице сразу же, как мы покинули территорию церквушки, а я чувствовал некую гордость, ведь моя версия всё же оказалась верной. — Может, отпраздновать? Мы ведь, считай, нашли убийцу! Осталось только накопать доказательств, но это нетрудно. Главное — число восемнадцать и лицо этого отца Григория. — Георгия, — усмехаясь, поправляю Юльку, а тот закатывает глаза и отмахивается, мол, неважно. — Ну так? Зайдём в тот супермаркет неподалёку, накупим вкусненького, устроимся у тебя! Вот тогда-то я и продемонстрирую свои кулинарные таланты, как ты выразился, — и уверенно кивает, победно улыбаясь. — Зайти-то мы можем, но вот денег у меня не так много, — виновато пожимаю плечами, а Юлька, в свою очередь, махает рукой: — У меня есть бабки, не парься. И уже очень скоро он это доказывает, сгребая с полок в большую телегу почти всё, что попадается ему под руку. Несколько коробок дорогущих шоколадных конфет и уйму других сладостей. После решает забить мой холодильник продуктами, и тут мне снова становится неловко, когда он начинает сворачивать в пакеты и мясо, и рыбу, и овощи. После берёт два яйца, взвешивает и аккуратно кладёт в угол тележки, объясняя это тем, что яйца, которые были у меня в холодильнике, разбились по его вине, а без яиц я жить не могу, при этом как-то наигранно-похотливо усмехаясь и щурясь. Но уже на кассе моё хорошее настроение портится звонком Акинина. Он сообщает, что вчера между пятью и восемью часами вечера Кирилл Тихомиров — жених Алины Вояковой — был застрелен в своей квартире.