Трудности понимания

– Эй! – полный возмущения возглас Гамлета догнал Бальзака уже на полпути к двери, после того, как Критик, не выдержав, звучно захлопнул книгу и поднялся с кресла. – Ты же обещал! – Не надо было мне читать мешать, – не оборачиваясь, огрызнулся Оноре и тут же скрылся в полумраке своей комнаты. В спину прилетело обиженное «ну и ладно!», но Бальзак лишь досадливо дернул плечом и, унимая раздражение, с шипением выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы. Угораздило ж его поселиться с этим недоразумением под одной крышей, в самом деле! Да, да, Критик обещал посмотреть «павший» ноутбук соседа, утром еще обещал и от слов своих не отказывался, но почему никто не принимает во внимание, что после дневного обилия общения с людьми, он часа полтора в принципе ничем серьезным заниматься не способен? Сейчас отошел бы, отдохнул, да взялся. А в процессе и вечную гамлетовскую жажду общения худо-бедно утолил бы. Бальзак до Наставника, в общем-то, эту мысль и попытался донести. Да, не отрываясь от книги. Да, даже не подняв глаз на собеседника. Нормальный человек бы понял и отстал. Гамлет не понял. Или не захотел понять. Критик честно терпел попытки соседа завязать разговор, даже умудрялся «угукать» в нужных, как ему казалось, местах. Но когда это неугомонное создание, не удовлетворившись результатом, начало зачитывать новости прошедшего дня вслух и со всеми отпущенными ему Природой выражением и экспрессией, и от этого не спасло ни негромкое раздражительно-сдержанное «уймись!», ни откровенное игнорирование этого субъекта, нервы Бальзака не выдержали. Больше необоснованного и никому не нужного обилия эмоций он не любил только посягательства на редкую возможность побыть в тишине, не забиваясь при этом во всевозможные темные углы. Конфликты он, впрочем, тоже не любил. Особенно, конфликты с Гамлетом – от них так же было слишком много шума и все тех же никому не нужных эмоций, кои Наставник, видимо, никогда не научится контролировать. От подобного негатива Критику всегда было проще банально уйти. Если надо, то в самом прямом смысле – ногами. Оноре прислушался к тишине в гостиной и, махнув рукой, негромко щелкнул замком. Раздражение постепенно отпустило, но видеть ему не хотелось больше никого. А Гамлет… да подуется, таким же останется. *** Утро Бальзак честно посвятил этому клятому ноутбуку. Обещания он держал, а вчерашняя сцена уже потеряла актуальность хотя бы в силу срока своей давности. Возился он долго, и искренне надеясь, что ушедшему трудиться на благо Родины соседу нещадно икается, ибо за подобное обращение с техникой нужно просто ломать пальцы в качестве первого предупреждения. Ничего не обещающий, совершенно рядовой, несмотря на статус выходного, день принес нежданный сюрприз. Когда Гамлет не вернулся ни в привычное время, ни двумя часами позже, Критик не придал этому значения. Мало ли какие дела у человека нашлись, почему его-то это волновать должно? Придет, в конце-концов, не заблудится. Не дитя же малое, вроде. Ощущать смутное беспокойство Оноре начал много позже, когда за окном неумолимо потемнело, а Гамлет и не подумал возвратиться. Замерев мрачным изваянием, Бальзак задумчиво вглядывался в темноту за холодным стеклом. Ну и где этого идиота носит? С его графиком три раза домой вернуться можно было, даже с учетом побочных дел. Ответа на сей тривиальный вопрос не было, и Критику ничего не осталось, кроме как дотянуться до телефона и отбить весьма предсказуемое сообщение. «Где тебя носит?» Ответ пришел далеко не сразу, а когда телефон все-таки изволил противно пиликнуть стандартным сигналом, Бальзак понял, что по работоспособности мозга он сейчас может сравниться со старой «Виндой». Если даже не превосходит ее в отрицательную, понятное дело, сторону. «Можешь читать сколько угодно, никто тебе мешать не будет» Недоуменно нахмурившись, Оноре машинально запустил пальцы в волосы, сжал до неприятного тянущего ощущения, однако мыслительному процессу данный жест не помог ни на грамм. И что, простите, тут происходит? Дуется, что ли? И на что, позвольте узнать? На себя самого разве что – в максимально возможных деталях проиграв в памяти события прошедшего вечера, Критик не нашел в своем поведении ничего предосудительного. Что ж… не хватает человеку личной драмы, хочет он себе нервы понакручивать – флаг ему в руки. Выяснив лишь самое главное: сосед жив-здоров, а дома ночевать не собирается, Бальзак, в общем-то, и успокоился. Он вообще не имел дурацкой привычки волноваться по мелочам. *** Явился Наставник только через два дня. Вернулся он без предупреждения – просто придя вечером в квартиру, Бальзак увидел в гостиной свет и сделал соответствующие выводы, которые можно было охарактеризовать одной-единственной бессмертной фразой «возвращение блудного попугая». – Ваше Величество соблаговолило, наконец, осчастливить меня своим присутствием? – губы Оноре исказила знакомая всем ироническая усмешка. – Все ядом плюешься, – поморщившись, фыркнул Гамлет. – И даже не спросишь, где я был все это время? – Да мне как-то ровным счетом, – по привычке «отгородившись» от собеседника скрещенными на груди руками, честно ответил Критик. Это уже потом Гамлет в разговоре обмолвится, что уезжал к родителям в другой город, чтоб исключить даже минимальную вероятность встречи с соседом. На подобное заявление Бальзак отреагирует лишь классическим вращательным движением указательного пальца у правого виска. Комментарии, как говорится, излишни. – Бревно бесчувственное, – закатив глаза, вынес вердикт Наставник. – Мало того, что наорал на меня, так еще… – Стоп! Я наорал? – столь нагло на Бальзака давно уже не клеветали. – Да, ты! – палец с аккуратным ноготком обличающе ткнул в его сторону. – Когда, позволь узнать? – Тогда, вечером! Ты это таким тоном сказал, я только что не дернулся! – Много чести на тебя орать, – голос Критика окрасили саркастические нотки. – Да и ты мог бы включить мозг и догадаться, что если на тебя не реагируют, значит, ты не вовремя. И еще запомнить, что обещания свои я выполняю. – А человеческим языком ты мне не мог сказать, чтоб я тебя в покое оставил? – вкрадчиво поинтересовался Гамлет. – Склероз в раннем возрасте или просто тугоухость? – Оноре почувствовал, как где-то глубоко зашевелилось хорошо знакомое раздражение. – Ты меня игнорировал, а потом и наорал! – Не орал. – С неприязнью сказал! Все, на что хватило Критика сейчас – это закрывшая лицо ладонь. Вот этот человек серьезно сейчас? Значит, регулярно высказываемое Бальзаком честное мнение относительно его манеры одеваться, привычки драматизировать на пустом месте и, в целом, умственных способностей вызывает лишь краткие, дежурные, можно сказать возмущения, а стоило походя огрызнуться – все, трагедия на трое суток! Где логика? – Ты меня не слушаешь! – настойчивый голос Наставника выдернул Оноре из раздумий о бренности и нелогичности бытия. Критик не счел нужным отвечать, лишь поднял на соседа взгляд,который даже при его неэмоциональности можно было интерпретировать как «ну чего тебе еще от меня надо?». – И вообще, нужно разобрать эту ситуацию! – с нездоровым воодушевлением заявил сосед. – Фак, – брезгливо поджал губы Бальзак. – Зачем? – Чтобы впредь подобного не повторялось, разумеется! – слово объясняя маленькому ребенку прописные истины пояснил Гамлет. – Тогда пропей курс успокоительного. Что они должны были разобрать? Гамлетовскую склонность к беспричинным вспышкам настроения «мне скучно, я пойду и всех достану?». Его не поддающиеся никакой логике и малейшей систематизации фортели? Но ссориться было откровенно лень, поэтому Бальзак с тяжким вздохом опустился в кресло и дал слово Наставнику. Что от него хотели и к чему должен был привести разговор, Оноре так и не понял, но зато Гамлету, судя по всему, полегчало, а это, как ни крути, плюс уже для Критика – можно будет снова жить спокойно. Ну, какое-то время, разумеется.