В туманной дымке

— Проходи, проходи, рад тебя видеть! Как поживаешь? Улыбаешься. Скромно и застенчиво. Оно и понятно. Я прекрасно помню, что в комнате не должно быть лишних глаз и ушей, которые (не дай Боже!) узреют истинного тебя. — Тебе идёт этот милый образ принцесски. Краснеешь. Отводишь взгляд, но послушно опускаешься на диван рядом со мной. Взмахом руки отсылаю из комнаты всех посторонних. Стоит двери закрыться за последним официантом, как я тут же одним рывком притягиваю тебя к себе. Ты не сопротивляешься и сразу падаешь в мои объятия, откидывая голову мне на плечо и открывая доступ к своей шее. Я лёгкими поцелуями провожу цепочку от уха к груди. Ты резко выдыхаешь. — Перестань, — голос хриплый, но вполне уверенный, что заставляет меня удивлённо посмотреть на тебя. – Я сюда не за этим пришёл. К тому же нам через пару часов на сцену выходить, и я не хочу выглядеть так, словно только что вылез из постели. Я смеюсь. — Милый, не хочу тебя разочаровывать, но на сцене ты по большей части только так и выглядишь. Ты возмущённо шипишь что-то невразумительное, пытаясь вырваться из моих объятий. — Киса, успокойся. От правды всё равно никуда не денешься. Удерживать тебя не трудно. Ты хоть и силён, но хрупкое телосложение играет свою роль и даёт ещё одно очко в мою пользу. Нагло завладеваю твоими губами. Что ты там мычишь? Расслабься, котя, и получай удовольствие. Через несколько секунд ты таки отвечаешь на поцелуй и сам прижимаешься ко мне. Однако зайти дальше ты не позволяешь, не смотря на то, что твои глаза горят желанием. Всегда поражался твоей выдержке. Протягиваю тебе раскуренный косячок. И это не просто травка. Это нечто совершенно новое. Тебе понравится… Затягиваешься, выдыхаешь густой сигаретный дым и расслабленно откидываешься на спинку дивана. Пока мы ведём ничего не значащий разговор, ты делаешь ещё несколько глубоких затяжек. Я кожей чувствую тот момент, когда тебя накрывает. С головой, кувалдами бьёт по нервным окончаниям, цветными пятнами расползается перед глазами и белыми снежинками падает с потолка. — Что это? – ты удивлённо рассматриваешь свои ладони. — Нравится? – тихо мурлыкаю тебе на ушко. Вздрагиваешь. Интересно… — Что ты видишь? Помимо белого снега, перепутанных цветов и светящихся теней. — Эксперименты на мне ставишь?! Потрясающе как резко меняется твоё настроение. Впрочем, как и у любой другой женщины. — Нет. Просто на каждого это действует по-своему. Я промолчу о том, что сам под действием этого, несомненно, психотропного вещества превращаюсь в раба в твоих руках, почти наяву чувствуя, как ты имеешь меня, как сжимаешь сильные руки на моей шее, как светятся безумием твои неожиданно янтарные глаза с тоненьки ниточками голубого, расползающимися от зрачка к радужке. — Розы. Они оплетают всё, что только могут. У них острые шипы. У них голубые стебли, фиалковые листья и чёрно-золотые бутоны. Они ядовиты. Снег тает, даже не долетая до них. А ещё колибри. Целые стайки. Только все они выкрашены в оттенки розового… Они садятся на раскрытые бутоны роз, и розы пожирают их, выплёвывая розовато-красные пёрышки… Интересный эффект. Розы какие-то, колибри… Сумасшедший мой ребёнок. Видишь всякую фигню. Я-то думал, там будет кто-то действительно живой, человек… — А каким ты видишь меня? Переводишь на меня удивлённый взгляд и вдруг начинаешь смеяться. — У тебя волосы розовые! И золотой орнамент по лицу! Теперь удивляюсь я. Не хило тебя накрыло. Я бы мог подумать, что ты шутишь, но ты с интересом изучаешь мои волосы и лицо, проводя указательным пальчиком замысловатые линии. — Как долго эта штука будет действовать? — Часов шесть. — Сколько?! Йоши, милый, попробуй себя в роли вокалиста. Тебе даже микрофон не понадобиться, так всё будет слышно. Я потираю уши, пока ты мечешься по маленькому помещению. — А что такого? — Нам через полчаса на сцену, а я всё вижу так, словно попал в мир сюрреализма! — Зато нам будет очень весело. — Нам? Под твоим удивленно-безумным взглядом демонстративно достаю ещё один косячок, прикуриваю и с силой втягиваю в лёгкие едкий дым. Пожалуй, в этот раз я ограничусь тремя затяжками. Видеть буду иначе, но, по крайней мере, не тебя в образе развратной шлюшки. Сохранять невозмутимый вид очень трудно. На лице так и проступает злорадство, когда фотографы запечатляют тебя в моих объятиях. Психотроп даёт потрясающий и неизвестный мне до этого момента эффект. Я вижу тебя в абсидианово-чёрном платье, атласными лентами струящемся по твоему телу, а в светлых волосах запуталась небольшая корона, сверкающая голубыми бриллиантами. Не могу удержаться и церемонно, напоказ, целую твою руку. Ты смеёшься. Красные прядки сияют огненными всполохами. Тебя невозможно сравнить с кем-то. Ты абсолютно неповторим… Жаль, что ты не мой… На сцене ты пытаешься держаться как всегда уверенно, но я вижу твою скованность, вижу как ты стараешься не смотреть на людей, на толпу, отводишь взгляд и предпочитаешь смотреть только на предположительно чёрно-белые клавиши рояля. Только вот для меня они сейчас жёлто-красные. И думаю, для тебя они тоже не сохранили свою привычную раскраску. Наблюдать за тобой издалека, да ещё и под действием препарата, похоже на весьма изощренную пытку. По телу то и дело перекатывается волна желания, которую мне приходиться невероятными усилиями воли сводить на нет. Во время интервью после мероприятия я снова получаю доступ к твоему телу. Только если раньше я ещё как-то себя сдерживал, то теперь мне основательно сносит крышу. — Я вижу тебя в ядовито-зелёной тонкой латексной коже. Тебе идёт, но я бы предпочёл сорвать с тебя эти тряпки. Как ты смотришь на то, чтобы послать всех к чёрту и остаться только вдвоём? Ты слегка краснеешь, но упрямо продолжаешь отвечать что-то репортёрам. Смеёшься и пытаешься не обращать внимания на мои слова. Но сейчас меня мало что может остановить. — Ты, раскинувшийся на фиалковых простынях, обнажённый, выкрикивающий моё имя, стонущий от удовольствия, которое тебе доставляю я, мои руки, мои губы. Я вхожу в тебя медленно, так медленно, что ты просто задыхаешься от нахлынувших чувств. А вокруг всё оплетено розами, и с потолка падает белый-белый снег, обжигающе-холодными иголочками касается твоей кожи… Ты встряхиваешь копной светлых волос, отгоняя наваждение. Ты можешь отрицать это, но я вижу, как сбивается твоё дыхание, как неуверенно ты улыбаешься, как подрагивают твои руки и как бегают глаза за тёмными стёклами очков. От меня ты ничего не скроешь, Йошики. А после интервью начинается after-party. И ты буквально прожигаешь меня взглядом, когда я начинаю заигрывать с множеством цыпочек, пришедших на эту закрытую вечеринку. Сейчас ты почти готов просто встать и уйти отсюда подальше. Но это совсем не то, что нужно мне. Ты должен хотеть меня. Если бы только знал, как мне нравится доводить тебя. Своими откровенными действиями, откровенными словами, которые я шепчу тебе на ушко, покусывая мочку твоего уха так, чтобы никто ничего не видел. А если даже и увидит, кого это сейчас будет волновать? Прости, милый, но на натурала ты тоже не очень-то похож. И я сомневаюсь, что твои фанаты сильно огорчатся, если узнают об этом. Скорее обрадуются. Когда я хватаю за задницу очередную красотку, ты вскакиваешь с дивана, хватаешь меня за руку и тащишь за собой. В комнатке только широкий диван и маленький столик. Как только ты закрываешь дверь, тут же оказываешься прижатым к ней. Твои глаза сейчас безумные, янтарные с голубыми ниточками, красные пряди в волосах искрятся всполохами огня. И мне абсолютно наплевать, что подумают случайные свидетели наших стонов и криков. Только чудом мне удаётся сдержаться, чтобы не порвать на тебе одежду, хотя несколько пуговиц я всё-таки оторвал, на что ты возмущённо прошипел что-то и мстительно укусил меня за плечо. От каждого твоего стона по коже прокатываются мурашки, от каждого твоего крика перехватывает дыхание, от твоего хриплого шёпота волосы на затылке встают дыбом. Мне бы брать тебя резко, грубо, со всей страстью, что накопилась со времени нашей последней ночи, но желание помучить тебя пересиливает. И по тому я до отвращения нежен, ласков, осторожен, до омерзения обходителен. А вот ты выражений не выбираешь, обсыпая меня угрозами. Иногда мне хочется, чтобы ты воплотил их в жизнь. Иногда мне хочется ударить тебя, чтобы ты, наконец, заткнулся и начал вести себя соответствующе ситуации. Но вместо этого я продолжаю свою изощрённую пытку, пока ты не начинаешь умолять меня о большем. А после головокружительного оргазма ты, как ни в чём не бывало, одеваешься, приводишь себя в порядок и неспешно направляешься к выходу. — И ты вот так просто уйдёшь? – мне действительно интересно, что ты ответишь. Ты замираешь. Оборачиваешься, изучая меня взглядом. — Я не знаю, что это за дрянь, которую ты мне выдал за травку, но она всё ещё действует. И она весьма изобретательна в своих иллюзиях. Я мог бы сойти с ума, но слишком хорошо могу отличить явь ото сна. Только вот твоя чешуйчатая белая кожа и розовые волосы не внушают мне особого оптимизма. К тому же… Ты слегка морщишься, словно учуял не самый приятный запах. — Здесь пахнет кровью… Принюхиваюсь, но кроме мускуса и пота не чувствую ровным счётом ничего. Даже запах парфюма стирается. — Йошики… — Неважно. Для меня вся комната пахнет кровью. Я хочу уйти отсюда. Я киваю, поспешно натягивая на себя одежду. Спустя десять минут мы уже стоим на улице и курим. Обычные сигареты. Без примесей. Ты смотришь в небо и время от времени водишь рукой перед лицом. Устало вздыхаешь. — Мэр, убери этих светлячков, они мне надоели. Я не сразу понимаю, о чём ты говоришь, но как только до меня доходит смысл сказанных тобой слов, я просто не могу сдержать смех. — Прости, Йоши. Я не бог и звёзды выключить не могу! Ты тоже всё понимаешь и смеешься в ответ. — Птички, цветочки, светлячки, какая живность тебе ещё сегодня мерещилась? — Лучше тебе не знать! Ты смеёшься, а я рывком притягиваю тебя к себе и целую, вдыхая тёплый сигаретный дым, который ты не успел выдохнуть. И я вдруг понимаю, что всё, что между нами когда-либо было – лишь воздействие психотропных веществ. И ты таки никогда не будешь моим… Жаль… В следующий раз я вколю тебе что-нибудь с больше продолжительностью действия. Только ты всё равно не будешь моим… А, ладно, и так сойдёт! Каждый день тебя пусть Тоши терпит. Он тебя по крайней мере любит… И ведь ты его тоже… Хм… Жаль?