Моя (не)идеальная жизнь: Превратности судьбы

Испытывает ли человек ностальгию или сожаления, покидая место своего пребывания? Мои немногочисленные вещи уместились в спортивную сумку, которая по габаритам точно проходила как ручная кладь в самолёте. Всё осложнял Клайд. Когда я бредил мыслью о ручном питомце, я совсем не думал о том, какие проблемы начнутся с его приобретением. Если моё отсутствие он сможет перетерпеть недельку, то постоянно ездить с континента на континент и при этом не сильно светиться по документам абсолютно не получится. Каждый раз оформлять на него новый паспорт — не спасёт, хотя бы потому, что он слишком примечательная и колоритная личность. Разрывая ненавистный порочный круг, я принял решение на минимальное время покинуть своего пернатого. Предатель ли я? Ну, будь я на месте альбиноса, я бы выклевал мне глаза глубокой ночью, но он не проявлял особой злопамятности по отношению к моей персоне. Клятвенно пообещав вернуться за ним в ближайшее время, я покинул Ватикан ранним утром, когда солнце ещё только обозначило свои права на горизонте. Мой путь лежал в Ирак, ведь именно там я смог реализовать себя после того как покинул обучающий центр в Австралии. От данной культуры я был также далёк как чопорные англичане от любвеобильных французов. Единственное, что нас крепко связывало, это взрывы, и я долгое время работал на несколько группировок, занимаясь созданием особого вида пластида. Даже сейчас у меня остались знакомые в этой сфере, кто жаждет взять меня на работу. Я планирую разжиться домиком, немного возобновить связи и осесть там, так как проблем с пересечением границы у них никаких нет. Американцы конечно воюют с Ираком, но я неплохо заработаю в этой гуще, да и основные задания в Акацуки мне никто не позволит забросить, в конце концов, я же не сбегаю. Уже оказавшись на месте и даже встретившись с одним колоритным типом, я ожидал решения о том, смогут ли мне предоставить жильё в личное пользование, слоняясь по местному базару. Осознание сделанного всё ещё не укладывалось в голове, и я не ощущал себя виноватым или струсившим, вот только Обито, начиная с ночи, продолжал мне названивать и писать сообщения. Слушать и читать не хотелось. Сам не понимаю почему, но я слишком спокойно воспринял этот инцидент, хотя Чику наверняка бы уел меня, сказав, что я вообще-то съехал из предоставленной комнаты, и не просто на другую улицу, а в другую страну. Доля правды в этом есть, но психотерапевта здесь нет, поэтому я могу дальше продолжать дохнуть от жары, а не мучить уставший мозг. Даже в тени температура перевалила за тридцать, а без головного убора я быстро взмок и стал ощущать себя сваренным вживую. О такой мелочи я совсем не подумал, всё казалось радужным, но у меня из головы вылетело, какой ад здесь творится летом! Совсем недалеко загрохотали самоходки, а может даже и танки, отчего со всех сторон мужчины быстро направились в сторону нарастающего звука. Мне тоже стало любопытно, вот только именно сейчас меня пригласил для «важного» разговора сам глава данной группировки. Целую неделю я, как сумасшедший, сидел в крохотной лаборатории, пуская на поток весь «пробный» заказ. Меня использовали как бесплатную рабочую силу, я это очень хорошо понимал, но выбора особого нет. Зато, в моём распоряжении оказалась лачуга, пусть с крысами и тараканами, пусть с местами прохудившимся потолком, зато с двумя комнатушками, кухней, душем и лабораторией в подвале. Непрошеные твари очень быстро покинули моё жилище, так как я пошёл на отчаянные меры и позволил себе заняться изотопами урана, а его радиация распугала даже сороконожек на несколько миль в округе. Отсутствие перекрытий в потолке не мешало, так как с дождем здесь туго, зато ночью очень хорошо видны яркие, мертвые, огни далеких звезд. А за душ и туалет вообще стоило поблагодарить, так как с канализацией в этой дыре оказалось хуже, чем с дантистами во времена ренессанса. Временные рамки теперь очень смазывались, но это не позволяло мне ни о чем думать. Я буквально жил созданием чего-то нового и убойного, а местный пилот легко перебрасывал меня в нужную страну для задания, так как их система глушилок работала просто превосходно. Форма Акацуки стала второй кожей и уже успела спасти мою шкуру при отходе, от шальной пули одного из телохранителей цели, в гражданской одежде. К концу второй недели мне, наконец, стали платить и мечта о новом военном вертолете не казалась такой призрачной. Химическая формула сложилась многообещающе, и уже не терпелось её протестировать, но возвращаясь с очередного задания, я заметил кое-что странное. Отослав джип, привезший меня в моё уединенное место обитания, я несколько секунд не мог поверить в то, что какой-то смертник решил вскрыть мою дверь. Дело в том, что все знали, кто я и чем занимаюсь, а также они понимали, что если меня что-то не устроит, я просто сотру с лица земли их город, не разбираясь, какая скотина покусилась на то, что принадлежит мне. Американцы выследили? Разведка? Почему не убили на подходе? Не следили? Может просто воришка или нищий? Рефлекторно проверив обойму, я закусил губу и пнул дверь с ноги, тут же забрасывая в главную комнату бомбу с таймером. Любой, у кого есть мозги и чувство самосохранения, увидев взрывчатку, которая вот-вот взорвется, бросится на выход, не важно, через дверь или через окно. Вот сейчас! Пять, четыре, три. Ну где же он? Два, один. Я стоял не шевелясь, уже начиная понимать, что грабитель скорей всего покинул мой дом. Разочарование пришло на смену адреналину, заставляя тяжело выдохнуть и переступить порог, не выпуская оружие из рук. — Интересный ход. — Пресс напрягся, а позвоночник сковал холод. — Она не могла взорваться, ведь внизу уран, и половина страны взлетела бы на воздух. — Да, это обманный ход, таким образом, я всего лишь хотел выманить недоброжелателя, да и несколько секунд для анализа никому не хватит. Почти никому. — Хотя, даже если бы и взорвалось, смысла бежать нет, радиус поражения очень велик. — Я нагнулся и подобрал свою обманку, мазнув взглядом по рыжему, который листал мои записи. Свои наработки и исследования, это всё равно что личный дневник! Если бы я хотел чем-то поделиться, я бы выписал нужные вещи, привёл бы всё это в божеский вид, но никак не давал свои черновики, что теперь без спроса находились в руках у Пэйна. Вместе со злостью нахлынула непрошеная обида за тот случай с Обито, в котором мой руководитель вроде и не виноват, но я всё равно не смог отпустить это до конца. — Очень опасная вещь и очень разрушительная. — Мои бумаги наконец отложили на стол, конечно кладя их не так, как они лежали до этого. Бесит. — В твоём стиле. — На нём тоже одет плащ организации и возможно он здесь по заданию, но это бред, так как здесь я, и я бы выполнил любую миссию. — Прилетели потрахаться со своей шлюхой, м? — Фраза далась легче, чем я ожидал и голос даже не задрожал, а отсутствие эмоционального окраса помогало мне сделать вид, что меня это ничуть не беспокоит. — Сегодня неудачный день, я только вернулся и устал, да. — Как можно нормальней я двинулся в кухню, желая промочить горло чем-нибудь холодненьким. — Водички, м? — Раскрыв холодильник, я пялился на пустые полки, где совсем не осталось еды. — Шаг вперед и два назад. — Пирсингованный, судя по звуку, направился ко мне, и я быстро взял две бутылки с водой из дверцы. — Почему слова Обито тебя так задели? — Почему?! Серьезно?! Меня оскорбили, унизили, так ещё и под молчаливое согласие невольных слушателей. Дело не в том, что мне сказали, а как это происходило и, самое главное, при ком. — А разве его слова не подтверждаются вашим поведением, м? — Протянув бутылку рыжему, я сразу же открутил крышку у своей и, немедля, приложился к горлышку, делая несколько больших глотков ледяной жидкости. — К шлюхам не летают в другие страны, их цепляют в ближайшем клубе на пару коктейлей, а утром выставляют за дверь и второй раз уже не видятся. — Какое благородство. Меня не выставляли за дверь, но со мной и не проводили полноценные ночи. Я что, ещё хуже? — Так о каком моём поведении ты говоришь? — Выплеснуть бы воду ему прямо в лицо, чтобы смылось это нечитаемое выражение! Как же бесит! — Вы ничего не сказали тогда, да! — Слишком резко хлопнув дверцей холодильника, я с вызовом уставился в лицо Пэйну, впервые с момента нашей встречи. — А тебе важны слова, а не действия? — Ему плевать. Он отпил из своей бутылки, наблюдая, как гаснет моя ярость, и я отвожу взгляд. Это по-детски хотеть, чтобы за тебя заступились, а не самому решать свои проблемы, однако, даже в той ситуации он сделал кое-что важное. Пирсингованный не позволил мне попасть под гипноз Обито и проверить, подействует ли на меня не зомбирование, а просто разрушающая сила. — Нет, хм. — Вот только мне всё равно обидно. Я не ревную его к Конан, однако он не позволил бы и слова в её адрес. — Всё это так похоже друг на друга, что в итоге выяснится, что и вы мне лжете и на самом деле считаете лишь грязной вещью, да. — Попользуешься и выставишь за дверь? Так же он сказал? — Только ты себя считаешь таким, я уже говорил об этом. — Бред. Всё ложь: слова, действия, планы. Начинается одинаково и конец тоже будет одинаковым! — Вот уж нет, да. Обито вроде предельно ясно выразился, а вы… — Ты требуешь от меня проявления эмоций, которых я не испытываю. — Договорить мне не дали, прервав обвинительную речь буквально на середине слова. — Свои разногласия с супругом тебе лучше обсудить с ним, а не со мной. — Я вообще не хотел, чтобы у меня оказалась чёртова фамилия Учих! Почему никто этого не понимает? Пэйн протянул ко мне руку, чтобы убрать отросшую чёлку, заправив её за ухо, но остановился, едва я посмотрел ему в глаза. Хочу ли я, чтобы меня вообще кто-либо трогал? Нет. Даже если это Пэйн, никто не давал ему права трогать мои вещи и меня самого! Я злюсь на него за то, что он ничего ко мне не чувствует. А теперь я злюсь ещё больше, потому что он всё-таки не коснулся меня. Он читает меня, он видит, что я этого не хочу, поэтому не делает, иными словами, ему плевать, сам он вообще ничего не хочет! — Мы можем встретиться попозже, м? Я правда устал и мне тяжело находиться рядом с вами, да. — Сделав полшага назад, я снова стал откручивать крышку бутылки, абсолютно не желая пить. — Я вижу. — Так проваливай! Сердце превратилось в желе и стены стали неприятно давить с двух сторон, словно я попал в маленькую кабинку лифта, застрявшего между этажами. — Тогда зачем, м? — Нахрена ты вообще прилетел? Кинул бы сообщение с координатами для встречи и дело с концом, зачем эта притворная забота? — Потому что ты хочешь этого. — О, боги! Да когда же это закончится? Я сам порой не знаю, чего хочу! — И потому что я посчитал нужным быть здесь. — Рыжий сделал шаг вперед, а я внутренне сжался, не желая, чтобы кто-либо вторгался в моё личное пространство. — Смотри на меня, Дейдара. — Мягкие интонации, как с психически ненормальными, обволакивали и заставили передернуть плечами. — Дейдара. Он так легко звал меня по имени, словно делал это каждый день, а я разве мог не подчиниться? Любые отношения приносят помимо удовлетворения боль, и чем больше вкладываешь в них эмоции, тем больнее будет. Я люблю Пэйна, совсем не так одухотворенно и легко, или собственнически, даже не так болезненно неправильно, выворачивая душу наизнанку, но люблю. Его так мало в моей жизни, что это позволяет подогревать интерес, чувствовать остроту и тягу. Он недостижим и вроде бы всегда доступен, как если бы я хотел котёнка, ходил бы раз в неделю в зоомагазин и играл бы с ним, но так и не купил его домой. Почему для каждого оттенка эмоций не придумано своего названия? Почему всё подобное мы называем любовью? Я не хочу строить с ним отношений, я не хочу жить с ним, я не думаю о нём постоянно, но и вычеркнуть его просто так не могу. Едва веки прикрылись оттого, что чужие пальцы коснулись скулы и аккуратно двинулись к уху, как губы тут же накрыло поцелуем. Смысл отпираться, если мне самому это приятно? Сколько раз я обещал себе не ходить по одному и тому же кругу с разными людьми? Сколько раз я говорил себе, что это последний раз, когда я привяжусь к кому-то? Я кричал, что больше никогда не допущу, чтобы кто-то влиял на меня, ведь только я вправе решать делать мне что-то или нет. Это смешно, но я снова ступил на эту скользкую дорожку, где в самом её конце буду выть, орать, раздирая виски в кровь, и молить смерть забрать меня, потому что у самого кишка тонка покончить со всем этим дерьмом, под названием жизнь. Крепкие объятия, от которых ребра едва не трещали, как ни странно, позволяли дышать свободней. Девушку так нельзя обнять, она всё равно гораздо хрупче, а с парнями можно не сдерживаться, отпустить себя, не боясь, что можешь нечаянно сломать. Прикосновения, как удары, сильные, болезненные, сводящие с ума и руки крепкие, как корни деревьев, впивающиеся в землю, чтобы высосать все полезные минералы. Губы саднили от пирсинга, а плащ стал весить в два раза больше, отчего желание распрощаться с ним как можно скорее росло в геометрической прогрессии. Ладонь Пэйна сжалась на моём затылке, и череп готовился лопнуть, отчего я скульнул, запрокинув голову, и тут же громко рассмеялся, из-за мокрых поцелуев на шее. Я не могу злиться или думать хоть о чем-то, я вообще с трудом могу понять, что у меня в мозгу идёт хоть какая-то умственная деятельность, мне всегда казалось, что я становлюсь животным, ведомым инстинктами. — Дейдара. — Пэйн пытался разглядеть в моём взгляде остатки мозгов, но он сам виноват, что так раздразнил меня. — Послушай меня очень внимательно. — Нахмурившись, я попытался отстраниться, но слишком сильно увяз в кольце рук, не заметив, как когда-то уронил бутылку. — До рассвета ты соберешь все свои вещи и значимые наработки и вернешься в Ватикан. — Я оцепенел от такого приказа, который делал меня едва ли не рабом. — Это не моя прихоть. — Ага, как же. А чья? Конан что ли? — Пришёл заказ на устранение группировки в Ираке, и сегодня я это сделаю, у тебя не будет здесь заказчиков. — Пиздец. Если зачистить этот район, наверняка, ещё и американцы подоспеют, замучаюсь отбиваться, да и мой дом легко засекут из-за радиоактивного фона. — Доработаешь в одной из моих лабораторий, и если ты всё решил, заберешь птицу и отправишься в другое место. — Чёрт. Все эти дни я гнал мысли о Клайде подальше, из-за стыда и собственной недальновидности, а тут такое «маленькое» напоминание о том, что за альбиносом приглядывали всё это время. — Я отправлю тебе точные координаты позже, пока найди того, кто тебя переправит без лишних вопросов. — Есть парочка людей на примете, но я не знаю как у них с графиком в сложившейся ситуации срочности. — Не будем тратить время. — Меня выпустили из объятий, но вместо свободы я почувствовал неуютную пустоту. — Эм, я думал, что мы… — Ты только с задания и устал, к тому же у тебя много дел. — Это же чистой воды подъёб! Я даже прищурился, пытаясь разглядеть в спокойном лице намёк на смех, но рыжий оставался самим собой. — Завтра вечером, птенчик, я займусь тобой. — Сердце пропустило удар, а внизу живота стянуло от такого дурацкого обращения, которое обещало слишком много. На прощание мне достался поцелуй в висок и бешеное сердцебиение с полным разбродом мыслей. Предстояло сделать всё правильно, за очень короткий срок, и я начал с поиска пилота с личным транспортом. Подвох меня ожидал там, где я его не ждал, контейнер с нужной степенью защиты для перевоза урана просто отсутствовал. Для решения такой непростой задачи пришлось потратиться и молиться, чтобы мне доставили нужную ёмкость в срок, иначе всё окажется бессмысленным. Вещей как таковых у меня нет, а несколько блокнотов с расчетами совсем не считаются, но вот взрывоопасных реактивов хватит, чтобы оставить вместо Ватикана кратер, если вертолет потерпит крушение. Упаковка отняла всё время, поэтому желудок уже даже не рычал на меня, наверняка сдохнув от того, что переварил сам себя. Я даже не удивился тому факту, что моё лицо покрылось тонким слоем грязи и пыли, хотя мне казалось, что у меня относительно чисто. Под конец я пришёл к выводу, что при уходе просто подожгу этот домик, так как затереть следы своего пребывания просто невозможно. Сообщение от Пэйна пришло на третьем круге моего обхода и перепроверки всех вещей. Вот теперь переезд казался каким-то волнительным и суетливым и совсем не похожим на мой уезд из Италии. Чем дольше я находился среди контейнеров, тем больше понимал, что я действительно струсил и просто сбежал в такую дыру, куда стыдно посылать стариков для умирания. Нет, ничего против Ирака я не имею, здесь военное положение, есть чем развлекаться, но из-за этого здесь абсолютно не пригодное для жизни место. Чем я думал, я не знаю. Наверное, я просто хотел оказаться далеко и не думать вообще, такой метод всегда срабатывал и помогал. Пилота звали Аланд, и он крайне неразговорчивый тип. Настолько молчаливый, что значки химического оружия на контейнерах не заставили его раскрыть рот, хотя и помогать он никогда не рвался. Перетаскав всё необходимое на борт, я действительно облил всё возможное керосином и, выйдя наружу, бросил зажженную маслянистую лампу внутрь, с улыбкой наблюдая, как пламя жадно накинулось на стены. — Конечно, не всё идеально, но всё будет хорошо, да. — Понаблюдав ещё какое-то время за адскими языками, пожирающими моё жилище, я поднял себе настроение и вернулся на борт старенького вертолета.