— Ещё, нужно ещё! Ещё!
По помещению, больше напоминающему огромный пустой подвал, разносится громкий женский вопль. Он сменяется на крики от боли, пронизывающей каждый сантиметр тела девушки, лежащей на старом, рваном диване, скрипящим под ней, иногда смешиваясь с истерическим смехом, пока из глаз текут слёзы. Бледная рука с хорошо заметными венами отдирает от дивана кожаную обивку, вторая лежит на горле девушки, которая перестала кричать, но ненадолго, она лишь тихо выла от боли. Было тяжело дышать, она жадно глотала воздух, будто боялась задохнуться. Ободранные стены с обсыпавшейся штукатуркой в очередной раз впитывают боль из её криков.
На грязном кафельном полу валялись пустые шприцы, сломанные от них иглы, стёкла разбитых бутылок, стаканов; местами было разлито спиртное. На столе был рассыпан белый порошок, лежали ватки, некоторые из которых были пропитаны кровью, и бутылки водки и другие скляночки, преимущественно медицинского или просто спирта. На полке почти пустого шкафа стояла маленькая коробочка, хранившая сокровище этой девушки — морфий. Наркотик давно стал её другом, стал смыслом её существования, стал её спасителем от боли, причиняемой людьми. Вонзая каждый раз в руку иглу с самым драгоценным, что у неё есть, прикусив губу от неприятных ощущений, пускает морфий по венам, забывая обо всём и наслаждаясь дурманом наркотика до тех пор, пока тот не начнёт убивать её изнутри, заставляя сходить с ума и кричать от адской боли, срывая голос, но никто не услышит.
Где-то рядом, за дверью, послышались шаги. Кого занесло в это убежище несчастного наркомана? Девушка, услышав шаги, приподнялась и облокотилась на спину дивана, ожидая, когда скрипнет дверь и к ней войдёт тот, кого она совершенно точно знает. Тело всё ещё болело, но она уже успокоилась, взяла себя в руки. Привычный скрип, и в комнату вошёл молодой человек во всём чёрном, из-под капюшона были видны чёрные, как смоль, волосы и пара зелёных, но туманных глаз; в зубах у него тлела сигарета, её дым иногда касался серьги у него в носу, разлетаясь по комнате.
Лицо девушки расплылось в усмешке, она быстро оглядела его своими безжизненными глазами, парень же продолжал смотреть на неё, вдыхая в себя никотин.
— А вот и ты. Рада видеть тебя, — хрипло сказала она, сдунув цветную прядь волос, спавшую на лицо.
— Я тоже, Гвен, — коротко кивнул он и сделал несколько шагов навстречу девушке, которая встала с дивана и подошла к нему. — Рад застать тебя в трезвом уме, — она ничего не ответила на его слова, но когда оказалась перед ним, то лицо её скривилось от очередной волны боли, но она стерпела.
— Зачем пожаловал? Если за героином, то у меня сегодня его нет.
— Я хотел предложить выйти прогуляться.
Её вялое и болезненное лицо тут же приняло несколько удивлённое выражение.
— Прогуляться? То есть выйти наружу и просто побродить по городу, наполненным чёрствыми людьми?
— Да, как раньше. Когда мы ещё не были зависимы, — последнюю фразу он произнёс с сожалением, бросив сигарету на пол и растоптав ногой.
— Как раньше... — тихо повторила она, вспоминая то недалёкое прошлое, когда морфию ещё не было места в её жизни. Девушка подошла к столу, проведя рукой по рассыпанному на нём белому порошку, взяла открытую бутылку с водкой и, сделав несколько глотков, после которых лицо её искривилось от неприятного вкуса содержимого бутылки, бросила её на пол почти рядом со своими ногами, вторая бутылка, почти полная, как и первая, отправилась в стену. Она сделала глубокий вдох, отошла от стола и взглянула на Трента, так звали её друга. — Ты был похож на солнце, которое освещает человеческие души, даруя счастье, ты помнишь?
Парень ничего не ответил, лишь продолжал смотреть в никуда, а потом покачал головой. Гвен вздохнула.
— Мёртвый мальчик, — она грустно улыбнулась, проведя холодной рукой по его щеке. — Почему ты убил себя?
— А ты почему? — ответил Трент вопросом на вопрос, слегка изменившись в лице: взгляд стал более заинтересованным, глаза чуть приоткрылись. Девушка перестала улыбаться, на лице появилось сожаление, смешанное с отвращением и обидой или чем-то похожим. Она повернулась к нему спиной и сделала пару шагов от него, он чуть приподнял опущенную голову.
— Потому что больно быть живым, — негромко сказала Гвен. — Слишком больно. Поэтому я решила себя убить, — она посмотрела на свои руки, которые были украшены глубокими порезами и вздувшимися венами. — И теперь, когда я мертва, мне уже не больно. Сохранилась физическая боль: от уколов, морфия, и когда приходится давать пользоваться своим телом, лишь бы получить дозу, — усмешка. — Эти похотливые козлы драли меня как суку, но ведь так оно есть, — снова усмешка, и она повернулась лицом к парню. — Жить стало не легче, но той боли уже нет.
Гвен опустила голову и пнула ногой пустой шприц, валявшийся на полу, который ударился об стену и разбился. Трент, дослушав её, опустил взгляд вниз, как и она — его лицо снова приняло безразличный вид. Парень, не поднимая тусклых глаз, подошёл к ней и наклонился к её уху.
— Я хотел спасти тебя, — шепнул он. Её брови чуть приподнялись, губы дрогнули, но лишь на мгновение. Гвен прикрыла на секунду глаза и улыбнулась уголками губ.
— Но в итоге пошёл за мной и сам погиб, — шепнула она в ответ. — Не прыгай в болото за тем, кто уже в нём утонул и начал разлагаться, иначе сам там увязнешь. Хотя, зачем я это говорю? Уже слишком поздно.
Она грустно вздохнула и посмотрела на него своими покрасневшими глазами с узкими зрачками — всё то же лицо без единой эмоции.
— До сих пор не понимаю зачем ты пошёл за мной, — произнесла она, начав расхаживать по комнате, сунув руки в карманы чёрных джинс. Девушка едва держалась на ногах, тело заметно дрожало, оно требовало дозы.
— Я хотел спасти тебя, — повторил Трент, не сходя с места и наблюдая за морфийным маньяком.
— Зачем? — спросила Гвен, резко остановившись и повернувшись к нему, он же перевёл свой взгляд в пол. Он помолчал с минуту, но потом всё же заговорил:
— Ты мне очень дорога, Гвен. Поэтому я хотел спасти твою душу прежде, чем это чудовище полностью поглотит тебя.
— Как это глупо и наивно, — усмехнулась она, снова отвернувшись; её затрясло ещё больше. — Как же ты не понимаешь, что занимаешься самоубийством? А если понимаешь, то почему не остановишься? Из-за какой-то дрянной девчонки так страдать. Зачем?.. Зачем! — последнее зачем она выкрикнула и повернулась к нему опять. По щекам текли слёзы, глаза были как у сумасшедшего, одной рукой она схватилась за голову, вцепившись в свои волосы. — Зачем тебе всё это, зачем! Ты и меня мучаешь, скотина! — Гвен схватила со стола какой-то стакан и швырнула его в Трента, благо он успел увернуться, лицо его оставалось неизменным. — Эта твоя доброта меня бесит, бесит, бесит! Я этого не вынесу! — схватившись за голову уже обеими руками, она упала на колени в истерике. Девушка продолжала кричать, закрыв лицо руками. Вдруг она, перестав плакать, на коленях подползла к парню, вцепившись в его толстовку и начав тянуть её на себя. — Почему я? Почему из-за меня стоит умирать? Я же убила тебя, почему ты до сих пор веришь во что-то светлое?
Он молчал всё время, лишь в конце отвёл взгляд на мгновение, а потом попытался поднять её, но она отказалась, встав сама.
— Нет... Ты ещё не мёртв, — сказала Гвен и тут же закашлялась, харкнув на пол кровью. Поглядев на кровь, она лишь хмыкнула с усмешкой на лице. Голова вдруг начала кружиться, а ноги стали ватными, накатывало лёгкая ощущение расслабленности — морфий начал постепенно действовать, до полного окутывания рассудка наркотическим туманом оставалось немного. — Свет в тебе ещё есть, — продолжала она, понизив голос. Она быстро начала слабеть. — У тебя есть шанс воскресить то, что ты в себе убил. Даже нет, не так... Ты жив, абсолютно жив. Ты носишь маску, да. Маску полного безразличия и наплевательского отношения. Но она будто сдвинута или приподнята, часть твоего истинного лица открыта, и именно она отражается в твоих словах и поступках. На самом деле тебе не плевать, ты просто пытаешься играть роль, которую сам себе выбрал. Зачем? Я не знаю...
Всё это она проговорила медленно и с заметными расстановками, сев на диван где-то в половине произнесённой речи. Она была расслабленна, хотелось спать, но её сухие губы продолжали говорить:
— Живому не место в мире мертвецов. Уходи, ты слишком тёплый для нас, и слишком холодный для живых.
Трент молча выслушал её, не сводя с Гвен своих почти мёртвых глаз. Она была права и он знал это, но никогда не подтверждал или отрицал это вслух при ней. Когда девушка закончила свою философскую мысль, парень, всё так же молча, подошёл к ней и взял её за холодную руку. Она приподняла на него свои измученные глаза, заметив, что второй рукой он залез в карман толстовки, а затем переложил ей в ладонь то, что достал из него. Это был шприц с морфием. Он отпустил её руку и пошёл к двери, она посмотрела сначала на шприц, потом на Трента.
— Я вернусь вечером.
Он закрыл за собой дверь и ушёл, оставив Гвен наедине с собой и морфием.
***
В выбитое окно, через которое проходят лучи заката, слабо освещающие это мрачное место, пропитанное болью и страданиями, создававшие атмосферу комнаты, влетел чёрный ворон. Он встал на свои маленькие лапки посреди комнаты, оглядывая своими глазами-пуговками это место. Заметив нежеланного гостя, Гвен, уже лишившаяся рассудка, но всё ещё ощущая происходящее в реальности, всё так же лежавшая на диване и тихо стонавшая от боли, перевернулась со спины на бок, а затем встала с дивана, едва удерживаясь на худых ногах и злобно оглядывая птицу.
— Смерть... Пришла за мной, скотина... — тихо прорычала она.
Гвен подняла с пола шприц и кинула его в птицу, но промахнулась. Ворон взмахнул крыльями и взлетел, злобно каркнув, подлетев к девушке. Он в один миг оказался у её лица. Своим острым клювом он впился в правый глаз девушки, вырвав его, и снова оказался посреди комнаты. Она сразу закричала от невыносимой боли, схватившись за пустую глазницу, из которой сразу начала течь кровь, и упала на колени, пока её крики наполняли эту комнату, а алая жидкость стекала по щеке и ладоням и большими каплями окропляла пол.
— “ Наивная, сопротивляться смерти глупо”, — звучал голос у неё в голове. Очередной наркотический бред, галлюцинации, лишь боль и птица с трофеем в качестве глаза, которая с насмешкой оглядывала девушку, были реальными. — “ Ты всё равно скоро сдохнешь.”
— Убирайся к черту, сука! — кричала она в гневе, валяясь на полу в агонии. Руки и щека были полностью в крови, из второго глаза текли слезы, тело ломало от проклятого наркотика и адской боли.
Ворон всё-таки улетел, вновь оставив её в полном одиночестве в этой тёмной комнате. Набравшись сил, она смогла встать с пола и сразу направилась к шкафу быстрыми и уверенными шагами, хотя пустая глазница продолжала кровоточить и ужасно болеть. Наркотик будто делал её сильнее, когда она нуждалась в нём. Достав со шкафа заветную коробочку, она взяла дрожащими руками шприц, заранее заполненный морфием, и, сползая на пол по стене, быстро воткнула его себе в руку, взвыв от боли, и ввела “лекарство” внутрь. Боль постепенно начала утихать, белой пеленой накрыла эйфория, наступило безразличие ко всему. Бросив пару истерических смешков, она упала на диван, до которого добралась на четвереньках, шприц выскользнул из её руки и упал на пол. Пролежала она недолго. В бреду Гвен встала с дивана и взяла с полки шкафа коробок спичек. Не осознавая и не понимая ничего, девушка достала спичку и зажгла её, начав любоваться огоньком со странной улыбкой на бледном лице. Погорев немного, огонь обжёг её пальцы, она тут же вскрикнула от боли и выбросила тлеющую спичку, которая упала прямо в лужу спирта. Вспыхнуло пламя, на которое девушка сразу обратила внимание, а её лицо вновь исказилось в ещё более пугающе странной улыбке.
— Огоньки...
***
Трент быстро оказался у горящего здания, потому что он как раз собирался идти к Гвен, но, заметив огонь, страх охватил его, и он, не раздумывая, принялся выламывать дверь, которая вскоре поддалась. Помещение было всё в огне, лишь небольшие его площади ещё не были окутаны адским пламенем. Парень тут же начал искать Гвен, которую обнаружил почти сразу. Она сидела у стены с опущенной головой, рядом валялось огромное количество пустых шприцов и осколков, рукава водолазки были задраны едва ли не до плеч, руки были в самых свежих порезах и следах от уколов. Трент тут же подбежал к ней и начал пытаться поставить её на ноги, но было бесполезно, она слишком хорошо сопротивлялась, несмотря на слабость.
— Нам надо уходить, — сказал он сухо, сделав ещё усилие, но Гвен опять вырвалась, а он нахмурился ещё сильнее, чем прежде, а заметив пустую глазницу, ужаснулся.
— Нет... Не надо... — слабо произнесла она с вялой улыбкой на лице, когда снова села на холодный пол. — Мне так тепло... Никогда ещё мне не было так тепло и хорошо... Как сейчас...
Трент с сожалением понял, что Гвен не понимает происходящего — она под воздействием очередной дозы. Находясь в состоянии блаженства из-за морфия, девушка отказывалась уходить, да и сил у неё уже не было. Дышала она медленно и прерывисто, кашляя из-за углекислого газа, который только усугублял положение.
— Не уходи... Останься со мной... — с остановками сказала она, потянув его за штанину. Её веки становились всё тяжелее, они совсем скоро закроются.
Парень, который уже будто забыл о том, что нужно скорее уходить, лишь окинул её своим печальным взглядом, а затем его лицо стало таким же, как и всегда — апатичным и безразличным. Он сел рядом с ней. Гвен улыбнулась чуть шире и положила свою голову на его плечо, её веки, наконец, опустились. Трент мельком взглянул на девушку, потом вытащил из кармана толстовки пачку сигарет, взял одну, затем поджёг её зажигалкой и закурил.
— Теперь ты больше никогда не почувствуешь боль, ни физическую, ни моральную. Ты счастлива?
Ответа не последовало. Парень снова посмотрел на неё — она будто спит. Так и есть, она спит, её дыхание уже остановилось. Покашляв от едкого дыма, он снова затянул сигарету и выдохнул никотин, одной рукой приобняв мёртвую девушку. Трент услышал какой-то треск очень близко и медленно перевёл взгляд на потолок, объятый пламенем, как и всё остальное. Одно мгновение, и горящий кусок бетона, находившийся прямо под ними, рухнул вниз, похоронив их под собой.
