Моё имя - красный

Моя голова не работает, и я охвачен туманом. Красный, синий и чёрный. Вспышки, которые ослепляют, музыка, от которой я забываю дышать. Музыка бьёт тяжёлым ритмом, слов нет – лишь мощные гулкие толчки в самые уши, под каждый мой шаг, что делаю легко и уверенно. В этом клубе не люди – призраки, облачённые в красный, синий и чёрный. С белыми лицами, с голубыми глазами. Немые. Слепые. На грани экстаза. Красные, будто алое марево, синие – словно тонули тысячи раз. Чёрные, как пол под моими ногами, как зовущие глаза того, к кому иду. Алкоголь и музыка, чёртова музыка. Толпа обтекает меня, расступается, их движения смутные и увядшие. Лицо передо мной – прекрасное. Залитое мертвенным белым, с чёрными прядями мягких волос, очерченных полностью глаз, не дающих дышать мне. Прозрачные губы, тонкие руки. Руки, вскинутые вверх, пока тело само по себе движется, утопает в десятке других и сливается с бессловесным потоком. На ладонях сияют тысячи звёзд, отливают кровью и холодом, колотым льдом и острым металлом. На ладонях, касающихся моего лица, рассыпаны крупные блёстки, жидкие, влажные, рваные. Ядовитые послевкусия. Пурпур, бирюза и маджента. Он танцует не мне, никому вообще в этом клубе. Все движения будто бы потерявшиеся, в каждом из них – живое бессмертие. Повисшие руки, опущенные ладони. Ладони, вращающиеся вокруг себя, и гнущиеся пальцы. Голова раскачивается как в бреду, на тонких губах растеклась улыбка. Глаза его почти всегда закрыты, но он знает, что я пришёл к нему. Красный, синий и чёрный. На моих губах горечь его поцелуя, я тяну его ближе, ощущая внутри необъяснимую жажду. Всё не так, как кажется на самом деле. Всё совсем иначе, и я это знаю. Его пальцы с цветными осколками бессильно мажут шее, когда он хочет целовать ещё. Я ничего не понимаю. Касания въедаются и жгут, но я раскрываю его губы и касаюсь языка, горячего и мокрого. Призраки вокруг нас, мы сами – странно умершие. Музыка не стихает, и всё вокруг смазывается в белый. Чтобы снова перетечь в красный. И синий. И растаять в бесконечном чёрном. Эти вспышки, от которых я лучше вижу его лицо. Вижу полуприкрытые глаза, в которых – бесконечная липкая тьма. На его подбородке остаток сияющего стекла. Звёздная пыль, разбившиеся мечты и сомнения. Я не знаю его, не знаю, сколько времени провёл здесь, пытаясь понять. Всё вокруг кажется мёртвым, но люди продолжают танцевать, и я не понимаю, сколько ещё нужно, чтобы забыть, кто ты есть на самом деле. Вопрос всегда в том, кто ты. И я не знаю. Мне кажется, что я тоже мёртв. Вспышки, от которых я задыхаюсь. Поцелуи и тонкие пальцы по моей шее, потому что, думаю, ложь соткана из красного. Моё имя – красный. Моё имя – потерянный. Люди вокруг падают будто в замедленной съёмке. Мелодия льётся сверкающим блеском, от которого я начинаю слепнуть. Тысячи кристаллов серебра из динамиков, моя голова кружится. Мне кажется, что это и есть смерть, которую я понимаю. Мне кажется, она ведёт меня за руку сквозь холодные тела, покрытые таким же бисерным сиянием отчаяния. Мои шаги ровно в музыку. Моё дыхание становится слабым. Я держу его, прижимаю к стене, и он будто бы сам – искристая жидкость, он тает под моими пальцами, он необыкновенно лёгкий. Обхватывает ногами мою поясницу, я чувствую, что он ждёт меня. В его поцелуях скользит ранящая острота. Я не понимаю, что это. Я только чувствую, что во рту становится очень солёно. Он тянет за мою губу и отпускает, лижет её медленно. Целует подбородок, прикусывает кадык, и мне на секунду становится страшно. Всего на мгновение. Я не знаю, почему. Он оставляет влажные полосы на моей шее, он тянется к месту, где моя кровь громче всего. Я ласкаю его худое тело сквозь испачканную блёстками одежду. Их слишком много, они странно жидкие. Остаются на пальцах и его груди, остаются на моих губах, когда он тянется к ним, и они солёные. Холодные и солёные. В моём рту всё тоже солёное. Музыка не останавливается, алкоголь не останавливается. Я выпил много, я не знаю, что пил. Мне кажется, я слышу чьи-то крики из зала, но это меня не касается. Он говорит, что не касается. Тело подчинено его голосу. Я смотрю в его глаза, и мне кажется, что я хочу его полностью. Он стонет тихо и нежно, когда я расстёгиваю его джинсы. Когда пролажу сквозь давящую ткань и трогаю, а он впивается пальцами в плечи. Он хочет меня, и я готов, я не знаю, почему в моих ушах так громко играет эта странная музыка. Чьи-то новые крики. Шум и битое стекло, и почему-то острая резь в глазах. Я хочу его полностью. Я хочу сделать его своим, прежде чем он сделает это со мной. Я целую, сжимаю член у основания, большим пальцем мажу по головке, и нет большего удовольствия, чем смотреть на его лицо. Искажённое, белое с синим, с кричащим красным. Покрытое блёстками, которые почему-то становятся розовыми, и моей слюной. Я хочу его полностью, мне даже не нужно обдумывать. Я хочу разодрать его губы, отравить своим ненасытным желанием. Я хочу подчинить его. Прежде чем он сделает это со мной. Его голос сливается с музыкой, и я не могу сопротивляться. Он просит быстрее и резче, сильнее, глубже, я не помню, я ничего не знаю, блёстки становятся более алыми, пока я оставляю синие розы на его губах. Его шея станет моим собственным садом брошенных слов, я буду клеймить его, как сокровище, и почему только в голове столько шума, почему я перестаю понимать хоть что-либо. Он говорит, что я оказался находкой. Выдыхает сквозь стоны, что мне нужно жить, потому что я умею делать что-то. Потому что смерть думает, что я слишком хорош, чтобы принадлежать ещё кому-то. Чтобы целовать кого-то, чтобы кого-то любить. Я не знаю, ничего не знаю. Мне нужно лишь целовать его губы и следить, как умирают галактики. В его глазах, в которых только моё отражение. В липкой тьме, похожей на чёрные дыры и проклятие. На его дрожащих ресницах, пока я касаюсь ледяной и белой шеи. Чёрный, синий и красный. Блёстки оказываются бриллиантовой кровью, он смотрит со страхом и тем же желанием. Синий, красный и чёрный. Я трогаю языком его острые клыки и покорно закрываю глаза.