Завтра будет новый день

      – Как же это было здорово! Это была самая-самая классная ночь в моей жизни! Король рассказал мне всё-всё! Как же я счастлив, что...       Громкий зевок Кианги прервал восторженные словоизлияния Джубы.       – Тебе что, не интересно, Ки? – нахмурился тот.       – Представь себе, нет. Вряд ли папа рассказал тебе больше, чем рассказывал мне, – усмехнулась принцесса. Джуба лишь фыркнул.       Фуруфу молчал, улыбаясь своим воспоминаниям. Он готов был поспорить, что его Ночь равноденствия прошла намного лучше, чем у Джубы. Вряд ли Кову рассказывал Джубе все свои детские шалости и мечты, вряд ли Джуба услышал рассказ о захватывающем чувстве первой любви и о том, как правильно ухаживать за львицами... Фуруфу мечтательно вздохнул.       – Что ты вздыхаешь, Фур? – раздосадованный Джуба явно начинал искать причины для потасовки, чтобы хоть на ком-то выплеснуть раздражение. Не Киангу ведь, в самом деле, лупить.       – Да отстань ты от него, – проворчала Бариди. – Он тебе ничего плохого не сделал. Это ты бросил его, уйдя на Ночь с Королём!       Джуба открыл было пасть, но передумал и, обидевшись окончательно, ушёл.       – Ловко ты его, – хихикнула Кианга.       – А нечего так нос задирать. Тоже мне, воображала, – потягиваясь, усмехнулась Екунда.       – Кианга! – донёсся внезапно до ушей львят зов Королевы.       – Ой... ладно, мне пора. Пока, ребят, – и, легонько боднув на прощание Екунду, принцесса убежала.       – Как думаешь, она правда выйдет за Джубу, когда вырастет? – томно спросила Бариди.       – Сомневаюсь, – хмыкнула Екунда. – По-моему, он её бесит.       – А за кого же тогда? – удивилась Бариди.       – Не знаю. Похоже, она вообще не хочет выходить замуж... – тема была Екунде явно неприятна. Она терпеть не могла обсуждать кого-либо за спиной, тем более её лучшую подругу. – Эй, Фур! – крикнула она, чтобы свернуть тему. – Хватит улыбаться, как идиот, пошли разыщем этого хвастуна Джубу, пока солнце не село.       Мать и дочь сидели на излюбленном месте для откровенных бесед – самой верхушке Прайдрока, любуясь ярким оранжевым закатом.       – Ну, расскажи, как прошла твоя первая Ночь равноденствия, – ласково улыбаясь, проговорила Киара. – Тебе не было скучно?       – Нет, что ты, мам, – улыбнулась принцесса. – Нам с Ку было весело. Мы так смеялись, что нас слышали Фур с дедушкой.       – Ну и хорошо, – Киара ласково лизнула загривок дочери. – Знаешь, я позвала тебя сюда, чтобы напомнить, что однажды ты станешь Королевой... Ты помнишь об этом?       – Конечно, мам. Правда, иногда я сомневаюсь, стоит ли... Я так боюсь сделать что-нибудь неправильно...       – Все боятся, милая. Думаешь, я или твой папа не боимся? И это очень хорошо... Значит, ты чувствуешь ответственность за свои поступки. Тот, кто не чувствует ответственности, может натворить много бед... Но ты справишься.       Кианга вздохнула.       – Мне ещё долго даже до совершеннолетия, мам.       – К таким вещам надо готовиться с детства, – засмеялась Киара. – Мой папа начал приучать меня к мысли, что однажды я стану Королевой, чуть ли не с момента, когда я открыла глаза. И знаешь, я благодарна ему за это. Я лишь хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. И чтобы ты была счастлива.       Кианга замурлыкала и нежно потёрлась о бок львицы.       – Я счастлива, мама. Когда вы все со мной, ты, папа, бабушка с дедушкой, мои друзья, я счастлива...       Нала и Мхиту неторопливо прогуливались по вечереющему Прайдленду, делясь впечатлениями о прошедшей праздничной ночи. Тени деревьев, отбрасываемые заходящим солнцем, причудливо переплетались, рисуя на мягкой траве диковинные узоры. Ветра не было. Его не было уже неделю, что вызывало волнение Королевы-Матери.       – Как бы не началась засуха, – обеспокоенно произнесла она и снова вернулась к теме разговора. – Знаешь, у тебя прекрасная дочь. Она мудра не по годам.       – Ну, наверное, вся в тётушку, – засмеялся лев.       – Да уж точно вряд ли в папочку, – рассмеялась Нала. – Кстати, где её мать? Ты ведь говорил, что она придёт с твоим сыном?       – Она не смогла прийти, – нахмурился Мхиту. – И, честно говоря, я волнуюсь, всё ли с ней в порядке... Мбайя вообще странновата...       Услышав имя, Нала резко остановилась. Её глаза сузились, ноздри же, наоборот, расширились, жадно вдыхая сухой воздух раскалённой за день саванны.       – Как, ты сказал, её зовут? – почти безразличным тоном спросила она. Голос её звучал спокойно, но это было спокойствие вулкана, готового вот-вот взорваться, спокойствие векового ледника, в следующий момент с грохотом рушащегося и несущегося вниз, сметая всё на своём пути огромными безжалостными глыбами льда...       – Мбайя, – немного удивлённо отозвался лев. – Почему мы остановились?       – Мхиту, – вкрадчиво заговорила Нала. – Расскажи мне о ней. Она родилась в твоём прайде?       – Нет, – всё больше удивляясь, ответил Мхиту. – Она пришла в прайд нашего отца с востока, когда я был ещё совсем юн. Я только-только достиг совершеннолетия. Она же была на год постарше. Получается, она твоя ровесница. Сильная, ловкая, лучшая в охоте, она завоевала моё сердце своей грациозностью... Она долго не отвечала мне взаимностью, но мне удалось добиться её, – хвастливо добавил лев. – Кстати, я как раз хотел спросить тебя о ней. Видишь ли, она похожа на некоторых львиц из бывшего прайда этой злобной... ну как её... Зиры, вот. У них такая уникальная внешность, почему я и удивился. Я думал, моя Мбайя одна такая.       – Редкое имя, – процедила Нала. – Не каждая мать назовёт так своего ребёнка*.       – Да, я тоже был поражён. Мбайя сказала, что она была нежеланным ребёнком, поэтому её мать и наградила её таким именем... Она хотела даже сменить имя, но не смогла привыкнуть... Не отзывалась, когда я пытался называть её по-другому... Так и осталось. Ну порой она с лихвой оправдывала имечко, – хихикнул лев. – От её вспышек гнева убегали даже слоны.       Нала молчала, сцепив зубы.       – Нала? Что случилось, сестрёнка?       – Мхиту, – наконец медленно выговорила она. – Помнишь, я рассказывала тебе, что вместе с Киарой у меня родился сын, погибший вскоре после рождения?       Лев недоумённо кивнул. Он всё ещё никак не мог понять, куда клонит Нала.       – После того, как был изгнан прайд Зиры, в нашем прайде осталась одна из её львиц. Она не участвовала в восстании, и потому Симба пощадил её. Она вела себя тише воды, оказывала неоценимую помощь на охоте – её сила и ловкость были очень кстати сильно поредевшему охотничьему отряду... Но в ночь, когда неизвестно кем был убит Чака прямо у моих лап, – голос Налы сорвался, но она сдержалась. – Эта львица бесследно исчезла. Из нашего прайда её больше никто никогда не видел.       Мхиту молчал, глядя в землю. Его брови были нахмурены.       – Мхиту... – едва слышно произнесла Нала, но тут же прокашлялась, и её голос окреп. – Мхиту. Эту львицу звали Мбайя.       Темнота поредела. Низины окутал туман. Над равниной высилась, ярко белея заснеженной вершиной, величественная гора Килиманджаро.       На заднем выступе Скалы лежала Нала. Всю ночь она плакала, плакала и не могла остановиться. Воспоминания, горькие, как полынь, нахлынули на неё, захлестнув с головой, сдавливая грудную клетку. Каждый всхлип причинял боль, будто на грудь львицы давили холодные каменные плиты. Горячие слёзы текли по её щекам, падая на бесчувственный камень. Она не видела и не слышала ничего вокруг. Горе, безбрежное, как океан – огромная синяя вода, о которой рассказывала Зузу, мать Зазу, побывавшая на самом краю материка – наполняло душу львицы, разрывая её на маленькие кусочки. Львице казалось, что она даже слышит треск. И сквозь этот треск Нала не слышала тихих шагов подошедшего льва.       – Любимая, – прошептал Симба, наклоняясь и нежно касаясь носом её лица. – Моя милая... Ты не пришла ко мне ночевать... Я волновался...       – Симба, – всхлипнула львица и зарыдала ещё сильнее. – Оставь... меня... пожалуйста, – еле выговорила она между всхлипываниями. – Я хочу... побыть одна.       Мудрый лев отлично умел разбираться в интонациях. За последние годы, после многому научившей его истории с Кову и войной прайдов, он научился тонко чувствовать, когда лев или львица говорят правду или лгут, когда стоит верить их словам или, наоборот, сделать обратное. И сейчас он понял, что его жене действительно нужно одиночество. Он видел, что горе пожирает её изнутри. Такое же, как в то утро, когда они проснулись и увидели, что их сына, их надежды и опоры, больше нет... Не говоря больше ни слова, лев пару раз нежно лизнул Налу за ухом и направился обратно в пещеру. Но отойдя на несколько шагов, он обернулся.       – Мы справимся, любимая, – громко сказал он, чтобы она услышала. И она услышала – он понял это по её дёрнувшимся ушам. – Мы справимся. Мы всё вынесем, пока мы вместе. У тебя есть семья, помни об этом. Мы всегда с тобой. Ты сильная, любимая, ты справишься...       Нала всхлипывала, слушая удаляющиеся тяжёлые шаги льва. Однажды он уже говорил ей это – много-много лет назад... И она справилась тогда. Справится и теперь, Симба прав. Рано опускать лапы. Она ни за что не сдастся. Она будет бороться до последнего вздоха...       – Помоги мне, о Айхею, – тихо простонала львица, глядя в уже совсем светлое небо. – Помоги мне...