Сезон дождей

Когда в мае дождь Сливовый идет - "байу", - Город в молчаньи. (c)

– Я оставлю вам это, – Гинко поставил на земляной пол маленькую, словно игрушечную склянку, – и это, – рядом с флаконом лёг треугольный конвертик из плотной коричневой бумаги. Прикурив от чадящего жирника, кивнул на конверт: – Здесь вы найдёте порошок и инструкцию, а жидкость будете принимать каждые десять дней, по одному глотку, до тех пор, пока она не закончится. По одному глотку! Сидящий перед ним мужчина опасливо покосился на слабо фосфоресцирующую белёсую муть, поддёрнул обтрёпанные рукава юкаты, пряча мелкие, похожие на звёздочки ранки, изъязвившие кисти рук, кивнул, не задавая лишних вопросов. Гинко понимающе усмехнулся, пояснил: – Это муши бико. В жидком состоянии они практически безвредны, если соблюдать дозировку, а в вашем случае бико – единственное спасение. В естественной среде обитания они природные враги муши, вызвавших вашу болезнь. Если вы будете принимать эту жидкость, бико просто съедят вредоносных муши, и вы поправитесь. Заметив, что его слова вызвали у пациента ещё большее отвращение к лекарству, Гинко привычно вздохнул, поднялся, отряхивая брюки, подхватил свой ящик, но у двери спохватился: инструкция, как же! – Э-э… Нобу-сан, вы умеете читать? Мужчина растерянно воззрился на него снизу вверх, в тусклом свете язвы и жёсткие корочки на лице были практически не видны. Сидящая в тени за его спиною женщина тихо ответила: – Я умею. Благодарим вас, Гинко-сан, – она низко склонилась, касаясь лбом пола. Гинко кивнул, вскинул руку, прощаясь, вышел во влажную, пахнущую солью ночь, и уже оттуда крикнул строго: – По одному глотку! Не перепутайте, Нобу-сан. Крохотная рыбацкая деревенька ничем не отличалась от десятков соседок: те же деревянные и глинобитные хижины с тощими соломенными крышами, множество плоскодонок и фунэ, приколотых у береговой линии, а сейчас, ночью, вытащенных на берег, чтобы не слизнуло жадной волной; узловатые прочные сети, распяленные у каждого дома, высокие корзины для рыбы с вкраплениями тусклых чешуек, и низкие, широкие – для крабов. Люди, живущие здесь, тоже не отличались от жителей других рыбацких поселений – их объединяло море. Они рождались у моря, работали в море, кормились морем, и, зачастую, умирали в море. Оно было не просто частью их жизни – оно было самой жизнью, задавая ей ритм, и люди подчинялись ему, как само море подчинялось луне. Местные мужчины, поджарые, с выдубленной солнцем и солёным ветром кожей, с широкими, костистыми ладонями, обладали таким же беспокойным нравом, как их божество, но были просты, отважны и добродушны. Их женщины, темнокожие, с ловкими сильными пальцами – непревзойдённые мастерицы в плетении сетей – отличались умением философски относиться ко всем штормам – и жизненным, и природным. Гинко нравились эти люди, и он иногда забредал в прибрежные деревушки, пополняя запасы еды и принося им последние новости из городов и крупных селений. Он знал, что рыбаки – люди суеверные, избегающие даже говорить о существах, подобных муши; столкнувшись с ними, они не будут отправлять писем с просьбой прислать мушиши. Если бы вчера у Гинко не закончились лепёшки и он не завернул сюда в надежде раздобыть провизии, Нобу-сан был бы уже мёртв. Более месяца мужчина, сказавшись больным, скрывал от односельчан свою беду, и лишь его жена знала, что рыбака поразили муши. Вспомнив о бесценном содержимом склянки, оставленной у больного, Гинко снова вздохнул: эдак он скоро совсем разорится. Он планировал продать редких бико Адасино, но выбора не было – несчастный рыбак слишком долго тянул, и другого способа избавиться от живущих в нём муши не существовало. Повезло ещё, что у Гинко вообще оказались бико. За помощь он не взял ничего, кроме лепёшек и порции хиджики. Гинко остановился на небольшой прогалине в тисовой роще. Сбросив ящик, с удовольствием выгнулся, распрямляя спину, но тут же ссутулился снова. Запустил руку в карман, пошарил, пересчитывая пальцами сигареты, нахмурился и сунул в зубы сухую веточку: нужно экономить. Расстелил покрывало, улёгся, подложив под голову свёрнутый валиком плащ. Аромат цветущей азалии, настырный, одуряюще-терпкий, мешал уснуть. Гинко повернулся набок, уткнувшись носом в пропахшую дымом ткань плаща, и, незаметно для себя, провалился в пустоту. Тугая, тяжелая капля шлёпнулась о лоб, расплескалась лужицей. Вторая, щекоча, медленно сползла на веко, прикрывающее пустую глазницу; поморщившись, Гинко бессознательно закрыл лицо рукою, не желая выплывать из блаженного небытия, но крупные капли забарабанили по листьям, зашумели, прорываясь через зелёный щит крон над головою, и он подскочил, сразу же стряхнув с себя путы сна – в середине пятого месяца это могло означать только одно: сезон дождей открыт. Спешно собрав нехитрую постель и затолкав плащ в ящик, Гинко привалился к толстому стволу старого разлапистого тиса – не слишком надёжное укрытие, но лучше, чем ничего. Впрочем, особого смысла прятаться не было: скорее всего, лить будет долго, возможно, несколько дней. Вряд ли повезёт добраться до ближайшего селения сухим. Истосковавшаяся по дождю почва жадно поглощала влагу, впитывала алчно, бесследно. Гинко казалось, что он слышит, как стонут протяжно тисовые корни: «Ещё! Ещё!». Одиноко возвышающийся на прогалине сиротливый валун стремительно темнел под каплями, покрывающий его сероватый мох стал изумрудным, бархатным; дрожащий папоротник словно тянулся вверх, навстречу дождю; всё оживало, ликуя. Внезапный порыв ветра всколыхнул зелёное море, старательно прикрываемая Гинко сигарета потухла, возмущённо зашипев, и в ту же секунду небо с оглушительным треском раскололось, извергая потоки воды. Земля вскипела, запузырилась неистово, но взметнувшаяся пыль мгновенно превратилась в грязь. Гинко сразу же вымок, но холода не чувствовал: этот дождь поистине вдыхал жизнь, не угрожая попавшим под него путникам болезнью. Однако, приятным такое путешествие тоже назвать было сложно. Сплошная стена воды со всех сторон окружила прижавшегося к тису мушиши; вода заливала глаза, попадала в рот, сбивая дыхание; казалось, что там, за мутной завесой, нет ничего и никого, что мир сжался до размеров этой рощицы, со старым тисом и прильнувшим к его стволу человеком в сердцевине. Но через некоторое время – может быть, час, а может – несколько минут, Гинко совершенно перестал ориентироваться – ливень резко сменился лёгкой, частой косой моросью. Оглушенный внезапной тишиной, Гинко встряхнул головой, вытер ладонями лицо, убрал назад прилипшие ко лбу волосы. Огляделся в поисках своего ящика, обнаружил его у замшелого валуна – неудивительно, ветер был чудовищным. Если он хотел попасть в селение до следующего ливня, медлить было нельзя. Неожиданный попутчик брёл медленно, прихрамывая, еле переставляя ноги в облепленных грязью дзори. Корзина, привязанная к его спине, даже на вид была тяжела, но мужчина весело болтал, радуясь нечаянному компаньону: – Из рыбацкой деревни? Значит, мы с вами разминулись – я всегда обмениваю там на рыбу сисо и сантё, – мужчина кивнул на свою корзину, пояснил: – Моя семья занимается пряностями. По правде говоря, впервые попал в пути под такой сильный ливень, обычно мы благоразумно обмениваем специи после сезона дождей. Но сейчас моя жена беременна, а вы ведь знаете, как капризны беременные женщины: хочу, говорит, судзуки, отправляйся-ка ты к Нобу-сану пораньше, обменяй специи. Вот я и пошел, не то заест же… Но Нобу-сан приболел – простуда. Такой крепкий мужчина, и тут – простуда! Обменявшись с его соседом – не хорошо, но что делать? – я отправился обратно, и был застигнут ливнем. Сливовые дожди начались в этом году раньше обычного, и с какого потопа! Ясно, урожаи будут хорошими, – поправив корзину, он искоса посмотрел на спутника: – Гинко-сан, куда вы направляетесь? Гинко-сан?.. Идущий на шаг впереди Гинко вздрогнул – он давно перестал вслушиваться в оживлённую болтовню нового знакомого: – У меня нет определённого маршрута, Ясуо-сан, – подумав, добавил: – Я мушиши. – О… Тогда, может быть, вы остановитесь у нас? – мужчина догнал Гинко, и, видя, что тот собирается вежливо отказаться, дотронулся до плеча, сказал серьёзно: – В конце концов, если бы вы не вправили мне ногу, я бы просто не смог добраться до селения и, возможно, не пережил бы следующий ливень, – он указал на стремительно темнеющее, набухшее небо, готовое в любую минуту разразиться от бремени дождём. – Это было бы честью для нас, Гинко-сан. К тому же, пока не закончатся сливовые дожди, продолжать путь не имеет смысла. Гинко молчал, глядя себе под ноги; он понимал, что Ясуо прав: ему всё равно пришлось бы искать убежище, но после того, как Гинко, выполняя обещание, навестил Хоши-сан, после того, как болезненные и ещё слишком свежие воспоминания всколыхнулись, он нигде не задерживался дольше, чем требовалось. Почувствовав, что его спаситель колеблется, Ясуо привёл весомый аргумент: – Моя жена превосходно готовит поташ. Ливень настиг их уже в селении, но ни Гинко, ни Ясуо не обращали внимания на хлещущие по лицу упругие струи: как завороженные смотрели они на извивающуюся на мощёных улочках живую рыбу. Дети, смеясь, споро собирали её в корзины, а женщины подхватывали плетёнки и уносили в дома. Ясуо показал рукою на широкую крышу горшечной лавки: в яркой черепице зияли дыры, а с изогнутой кровли свешивался хвост огромного тунца. Переглянувшись, они поспешили к жилищу торговца специями. Рубашка и штаны Гинко были вычищены и развешены для просушки, и гостеприимный Ясуо выдал мушиши своё кимоно. Оно было слегка маловато, но Гинко чувствовал бы себя нелепо, даже если бы оно пришлось в пору: он давно уже отвык от подобной одежды. – Сначала налетел ветер, такой мощный, что крышу лавки Шиджо-сана унесло… Шиджо-сан – наш сосед, красильщик, – вежливо объяснила Кио, повернувшись к Гинко. Ясуо уже успел рассказать жене, что странный одноглазый господин – его спаситель, и Кио, горячо поблагодарив, усадила Гинко во главе стола. – А потом начался дождь. Рыба падала прямо с неба – и совсем крошечная, и огромная, жирная, – она развела руки, показывая размер, – васи сорвало ветром, и мы невольно наблюдали, как рыба бьется на земле. Когда дождь внезапно закончился, многие вышли собирать её, и, верно, собирают до сих пор – рыбой были усеяны все дороги. Мы с Этсуко – служанкой – тоже собрали ту, что упала возле порога, и я приготовила из неё сасими. Но вкус был самым обычным: небесная рыба ничем не отличается от морской, – она вздохнула разочарованно, похожая на обиженного ребёнка, которому посулили звезду, а подарили светляка. Ясуо притворно насупился: – А та рыба, которую я принёс? Куда теперь девать её? Кио улыбнулась, одной рукою придерживая внушительный живот, а второй накрыла руку мужа: – Не переживай, Ясуо-сан, она не пропадёт, – прищурилась хитро, – Ты ведь рисковал из-за неё жизнью. Ясуо, не почувствовав иронии, покрылся румянцем, а Кио задорно рассмеялась, прикрывая рот ладонью. Гинко нравилось наблюдать за ними – молодыми и счастливыми, доверчивыми, готовыми впустить в дом незнакомого человека. Они были похожи: оба беспечные, оживлённые, открытые, с искрящимися глазами. Кио-сан совсем не походила на местных женщин: она явно была не из тех, кто запирается на женской половине дома, занимаясь лишь хозяйством и счетами, не имела привычки опускать глаз и усердствовать в поклонах, громко и заразительно смеялась; очевидно, церемонии и громоздкий этикет в молодой семье не ставились во главу угла, и это тоже нравилось Гинко. Он бы не удивился, узнав, что родители Ясуо не одобрили его брак с этой жизнерадостной женщиной. Гинко отложил палочки, ожидая традиционной смены блюд, поблагодарил за еду, которая – Ясуо не лукавил, превознося кулинарные таланты жены – была действительно искусно приготовлена. – Я слышал о подобных явлениях, но впервые сам стал свидетелем рыбного дождя. Признаться, раньше я не воспринимал эти истории всерьёз, – Гинко улыбнулся: для большинства людей муши были чем-то средним между ночным кошмаром и волшебной сказкой, для него же они являлись данностью, частью обыденной реальности, так ему ли сомневаться в возможности существования дождя из рыб? Тем не менее, пытливый разум, привычный к анализу, требовал найти рациональное объяснение: – Думаю, всё дело в ветре: тайфун, более мощный, чем обычно в сезон ливней, пленил морских рыб и принёс их сюда, обрушив на селение с дождём… – Гинко-сан! – перебила Кио, нахмурившись, – Но ведь это скучно! Гораздо интереснее воображать, что рыба упала с неба. Ясуо лишь закатил глаза, даже не подумав пожурить жену за бестактность, а Гинко кивнул согласно, придвинув к себе тарелочку с принесенной Этсуко маринованной сабой: – Вы правы, Кио-сан: гораздо интереснее есть «небесную» рыбу. После обеда Гинко, отметя возражения, вызвался помочь Ясуо залатать пострадавшие сёдзи и крышу энгавы. Закатав рукава, мушиши натягивал бумагу на рамы, получая странное удовольствие от этого простого труда. Дождь, встретивший их в воротах селения, не прекращался ни на минуту – лишь ослабевал, чтобы вскоре зарядить с новой силой. Все дни для Гинко были похожи друг на друга, с той лишь разницей, что он всё больше терял ощущение времени, пропитываясь умиротворением, царившим под этой крышей. Непривычный к праздности, он поначалу чувствовал себя скованно, но искреннее расположение хозяев дома постепенно заставило его оттаять, и Гинко с удивлением ловил себя на том, что улыбается, вполуха слушая вдохновенную болтовню Ясуо о специях или его шутливые перебранки с женой. Вечера были наполнены негромким стуком ткацкого станка Кио, сухим шорохом растираемого в ступке кона-дзантё и приглушенным ворчанием Этсуко, доносящимся из кухни. Ужин всегда заканчивался одинаково: когда Гинко откладывал палочки, а на столе появлялся чай, сухофрукты и неизменная бутылочка саке для Ясуо, притихшие супруги, не сговариваясь, выжидательно поднимали на него глаза – рассказы о путешествиях и муши занимали их куда сильнее десертов. Гинко поддразнивал их, нарочито медленно наполняя пиалу ароматным чаем, не спеша закуривал, глубоко затягиваясь, и только после этого извлекал из памяти одну из сотен историй: забавные и нелепые, грустные и трагичные, лёгкие или оставляющие тяжелый осадок, они заставляли слушателей задерживать дыхание, приоткрывали им другой мир – мир, где невидимые для них таинственные муши были силой, способной полностью перевернуть жизнь тех, с кем соприкоснулись. Они слушали, сопереживая и волнуясь, и частенько Кио, не в силах сдержать себя, возмущалась несправедливостью, случившейся с героями рассказа, горячо проклинала муши и несогласно хмурилась, когда Гинко пытался объяснить, что муши – создания, лишённые злой воли, пытающиеся выжить точно так же, как люди, и точно так же борющиеся за своё существование. ________________________________________ *Самидарэ — весенний дождь *Бико — мерцающие (яп.) *Хиджики — питательные морские водоросли *Сисо, сантё — пряность, приправа *Кона-дзантё — порошок, получаемый из стручков сантё, приправа *Поташ — праздничное первое блюдо, суп *Васи — бумага, наклеиваемая на сёдзи и фусума *Саба — скумбрия *Энгава — дощатый настил, веранда, опоясывающая дом Кио — имбирь Ясуо — честный, мирный человек