***
Как и предполагалось, наутро Чимин проснулся совершенно разбитым. Чувство непреодолимой усталости сковало его тугими прутьями и не позволяло выбраться из-под одеяла, которое, как назло, именно сейчас казалось самым мягким и уютным во всем мире. Он выключил надоедливую мелодию будильника, отшвырнул телефон на соседнюю подушку и сжался, совсем как ребенок, в позе эмбриона. И если бы не Чонгук, завалившийся к нему в кровать с требованием вставать и собираться, Пак так и проспал бы весь оставшийся день. В доме Йоко происходила похожая ситуация, только вот она совсем забыла, что сегодня первое сентября, и ее практика, увы, торжественно закончилась. Осознала это девушка лишь тогда, когда остановилась с кружкой чая возле календаря, чтобы перевернуть последний листок теперь уже окончательно ушедшего лета. Она с грустью типичной героини бульварного романа опустила глаза, сжимая в руках горячую чашку. Ну вот и все? Больше не будет встреч с детективами, погонь, убийств и нескончаемых загадок? Здравствуй, скучная учеба и ненавистная академия. Йоко не предупредила детективов о том, что больше не выйдет на работу, не потому что не хотела, а потому что эта мысль вылетела из ее головы и вернулась обратно только сейчас, когда она стояла посреди комнаты, уже готовая к сборам. Как романтично закончилась ее практика — страстным поцелуем в холодную ночь под луной. Но Йоко не хотела, чтобы финал был именно такой. Она вообще не хотела финала. Она настолько привыкла к парням, что уже не могла представить свои будни без их присутствия рядом, но разве она могла рассчитывать на нечто большее? Чонгук явно только обрадуется ее отсутствию, а Чимин вряд ли будет грустить. Что для него очередной поцелуй с очередной девчонкой? Так, лишний повод потешить мужское самолюбие. Девушка окончательно сникла. Она забралась на незаправленную кровать с ногами, сделала глоток горячего чая и потянулась к телефону. Ни пропущенного вызова, ни сообщения. Видимо, еще рано — детективы пока не прибыли в прокуратуру и не заметили отсутствия практикантки рядом с собой. Она, как вечно таскающийся за ними хвостик, больше не придет к ним, разве что через год, чтобы устроиться уже на постоянную работу, но за целый год может произойти слишком много перемен. Йоко могла бы оповестить Чимина и Чонгука о том, что ее практика закончилась, но был ли в этом смысл? Она никогда не писала и не звонила первой просто так, разве что по важному делу. Можно ли считать скромный и незаметный уход важным делом? Да, только если ты покидаешь любящих тебя людей. Йоко не считала, что являлась кем-то особо важным и ценным для детективов, и посему отложила телефон на тумбочку за ненадобностью. Грустила ли она? Да, безусловно. Хотела ли снова одеться и приехать в прокуратуру? Еще бы. Рискнула бы это сделать? Нет, никогда и ни за что на свете. Подобные поступки не были в ее стиле. Будь она веселой и жизнерадостной, скажем, как Чимин, то с улыбкой на лице собралась бы, навестила детективов и сказала лично, что снова возвращается на учебу, да еще бы и стол накрыла в честь своего ухода. Но Йоко слишком серая и замкнутая, чтобы пестрить разноцветными красками. Ей было проще перетерпеть, постараться забыть, скрыть от лишних глаз свою печаль. Она готова была выть и лезть на стену, лишь бы никто не знал о ее состоянии. В глазах окружающих она хотела казаться сильной и независимой, чтобы каждый был убежден в том, что ее невозможно сломить, однако двоим удалось это сделать, и сейчас они садились в свою Ауди, чтобы приехать на работу. Детективы еще не подозревали, как начнется их сегодняшний день.***
— Как практика закончилась? — Чимина словно из ведра водой окатили, когда сообщили новость об уходе Йоко. Он стоял вместе с Чонгуком в кабинете господина Мина и готов был рвать и метать. — Посмотри на календарь, — прокурор закатил глаза. — Сегодня первое сентября, лето закончилось, а значит, у студентов начался учебный год. — Но... мы думали, она останется с нами подольше, — неловко кашлянул детектив Чон, стараясь не показывать, насколько болезненно задело его ожившее сердце известие, касающееся практикантки. — Она всего лишь перестанет ходить сюда, — Кроки развел руками, не понимая расстройство своих подчиненных, — но вы можете встречаться в свободное время. Что мешает? А мешало то, что они не успели стать друзьями, чтобы назначать друг другу рандеву, болтать в кафе и разгуливать по паркам. Вообще не было ясно, какие отношения завязались между детективами и практиканткой. Язык не поворачивался назвать их друзьями. Знакомые? Да, возможно. Сослуживцы? И то, уже бывшие. Эта неопределенность набросила на шеи парней шершавые веревки, стянула потуже узлы и душила, душила, душила... Чимин и Чонгук молча поклонились и так же без лишних слов покинули кабинет своего начальника. Как только они оказались в коридоре, Чон достал из кармана пальто телефон и набрал номер, который уже знал наизусть. Он вместе с напарником остановился возле лифта и злобно стрельнул глазами на свое отражение в висящем на стене зеркале. — Да, — ответил тихий женский голос. — Почему не сказала? — сразу выпалил Чонгук. — Я сама забыла об этом, — вздохнула Йоко. — Сама вспомнила только недавно, когда на автомате стала собираться на работу. — Могла бы позвонить, сообщить, — не унимался парень, чье самолюбие было задето до критической отметки. — Могла, — согласилась девушка, — но какой смысл? Я думала, ты только обрадуешься моему уходу. — Дура, — зашипел Чон, прерывая звонок. Он с раздражением стукнул кулаком по дверце лифта и стал расхаживать туда-сюда, как бешеный зверь. — У нее что, мозги поехали? Как можно было не сказать нам о своем уходе? Чимин стоял рядом и молча наблюдал за своим рассвирепевшим другом. Он сам был готов сорваться и закричать в любую минуту, но сдерживался. Он пытался найти оправдание Йоко, но так и не смог. Единственное, что напрашивалось на ум, — просто ей плевать. Она никогда не показывала свои симпатии, чувства, коих, наверное, и вовсе не было. Девушка практиковалась и рассматривала детективов именно как детективов, а не как привлекательных мужчин. Такие мысли ранили Пака, нанося глубокие удары по внезапно заболевшему сердцу, но он привык сминать свои печали и обиды, как клочок бумаги, и выбрасывать в мусорное ведро. Он считал, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на негатив, но разве можно оставаться веселым, когда любимая девушка так спокойно закрывает перед твоим лицом дверь, уходит и не желает возвращаться обратно? — Может, нам заехать к ней после работы? Поговорить? — предложил Чимин, когда они с напарником зашли в лифт. — Нет, — почти рявкнул Чонгук. — Раз это ее решение, то ради Бога. Я не собираюсь прыгать перед ней на задних лапках. Значит, так ей хочется с нами общаться дальше. — Но она же девушка, — настоял детектив Пак, — с ними не бывает просто, и ты это знаешь. Мы либо потеряем ее, либо... — Хён, я не хочу это обсуждать. Если хочешь, поезжай к ней один, я не собираюсь этого делать, — Чон вышел из кабины лифта, когда тот остановился на нужном этаже, и пошел по коридору в сторону кабинета, но его резко перехватил Чимин, заставляя остановиться. — Ты же знаешь, один я к ней не поеду, — парень еле сдерживался. Он тоже хотел злиться и кричать, но кому от этого станет лучше? — Можешь обманывать себя сколько угодно, но меня ты не обманешь. Мы оба влюбились в нее, Гук, смирись, и если сейчас не сделаем что-то, то потеряем ее. — Да, может, я и полюбил ее, — согласился Чонгук, — но себя я люблю больше. Парни стояли друг напротив друга, взволнованно дышали и не разрывали зрительный контакт. Им обоим было неприятно, они оба хотели приехать к Йоко, чтобы выяснить все лично, но вместо этого, злые и совершенно без настроения, все-таки вернулись к себе в кабинет и занялись делами... теперь уже вдвоем. За весь день Йоко не получила ни звонка, ни сообщения. Она пыталась отвлечь себя посторонними делами: убралась дома, сходила в магазин за продуктами, приняла ванну, даже приготовила ручки, тетради и методички для академии, в которую она решила пойти завтра, а не сегодня, но все это не помогло ей избавиться от навязчивых мыслей. В голове как нечто обыденное сидели детективы и не хотели исчезать. Девушка терзала себя вопросами и догадками, сама же усугубляла ситуацию, накручивая себя вплоть до желания сорваться в омут истерики, и отказывалась верить в происходящее. Она думала, что хотя бы ради уважения они позвонят ей, хотя бы ради того, чтобы попрощаться, но увы и ах. Но ведь и Йоко им не звонила тоже. Получался совершенно глупый и замкнутый круг: парни думали, что плевать она хотела на них, поэтому не звонит; девушка думала то же самое и отказывалась брать в руки телефон, чтобы набрать один из двух знакомых до боли номеров и услышать почти что родной голос либо Чимина, либо Чонгука.***
Шли дни. Осень полноправно заняла лидирующие позиции и игралась с горожанами, то поливая землю обильными дождями, то радуя теплым солнцем, которое иногда выглядывало из-за серых облаков. Йоко ходила в академию, честно посещала пары, записывала лекции и старалась тем самым занять себя, чтобы перестать думать о парнях, которые, в свою очередь, взваливали на себя все больше дел, желая забыть практикантку как можно скорее. Они раскрывали преступления, выезжали на убийства и грабежи, обкладывали себя кипами бумаг и разноцветными папками, специально выпрашивали у Кроки дополнительные рабочие часы, чтобы лишний раз побыть в прокуратуре. Находиться дома было слишком грустно и тоскливо, даже ужастики перед сном и пиво не спасали от непреодолимого желания снова увидеть Йоко. Мираж спокойствия и мнимая радость порой всплывали в головах детективов, но это была лишь мимолетная бутафория, вызванная чрезмерной усталостью. Как-то раз Чонгук, когда Чимин повез машину в автосервис, совершил на фоне всех своих переживаний и псевдо-страданий глупость. Он никогда не делал этого ранее, но ему стало до того паршиво, что хотелось сдирать с себя кожу и орать благим матом. Парень не только напился, но и накурился. Позвонил старому знакомому, у которого за определенную плату взял волшебную травку, запасся приличным количеством алкоголя и, развалившись на собственной кровати, пустился во все тяжкие. Пак нашел его уже в отключке, и лишь пустые бутылки и характерный тяжелый запах марихуаны вещали о том, что здесь было пару часов назад. Как можно было догадаться, на следующий день Чонгук не смог выйти на работу — взял внеплановый отгул, потому что «отравился просроченным кимчи». Чимин, в свою очередь, держался и не позволял себе того, что мог сотворить его лучший друг, но в одну из ночей парень сорвался и ввязался в уличную драку возле одного из ночных клубов в центре Сеула. Чонгук еле оттащил его от двух здоровенных мужиков, которые уже были готовы проломить ему череп. Все кончилось вылитым на свежие раны спиртом и мирной совместной попойкой дома на диване. Йоко тоже страдала, но не так отчаянно и открыто, как это делали детективы. В минуты особо сильной грусти, которая обычно нападала на нее по ночам, девушка курила прямо в постели, разместив между собой и подушкой стеклянную пепельницу, открывала настежь окно, чтобы осенняя прохлада освежила ее помутневший рассудок, и роняла молчаливые слезы, коих никто и никогда не видел, но она ведь дома, а перед стенами стесняться нечего. Они заберут все ее тайны и секреты, растворят в холодных кирпичах и похоронят их где-то снаружи — там, где всегда пусто и темно. Каждый день она проверяла телефон и скрытно надеялась увидеть пропущенный звонок или сообщение, но экран жестоко улыбался ей в лицо и отказывался показывать то, о чем она стыдливо мечтала. В один из тоскливых субботних вечеров Йоко впервые за всю свою жизнь купила в магазине мелодраму под названием «Помни меня», открыла бутылку красного вина и в растянутом домашнем свитере и лосинах устроилась перед маленьким, но пока еще работающим телевизором. Ей не доставляло удовольствия смотреть на лицо Паттинсона, но сюжет фильма был неплох, да и подходил под гадкое настроение. Правда, к середине девушка откинулась на подушку и уснула прямо с открытой бутылкой в руке. Сентябрь вышел странным на погоду месяцем. Люди не успевали убирать теплые куртки обратно, чтобы заново достать ветровки, и так по кругу. Сегодня ты ежишься под зонтом в шерстяном свитере и теплом пальто, а завтра уже идешь в кедах и кожанке нараспашку. Тот загадочный убийца, преследующий Йоко и детективов, действительно залег на дно. От него не было вестей, и все преступления, происходящие в Сеуле, не имели с ним абсолютно никаких общих связей. Может, это он колдовал с погодой? Раз не мучает людей физически, то хотя бы морально сделает это с садистским наслаждением отчаявшегося психопата. Случилось еще одно значимое событие — Моён уволилась. В двадцатых числах сентября девушка принесла заявление, ссылаясь на то, что у нее нет времени, чтобы ухаживать за матерью, а здоровье близкого человека для нее важнее работы. Новую секретаршу быстро нашли, только вот было немного грустно от того, что Моён ушла. Прямо как Йоко. Теперь ни практикантки, ни уже полюбившейся и почти родной секретарши не было, и детективы окончательно сникли. Они, как запрограммированные роботы, приезжали на работу, жадно бросались на дела, зарываясь в них с головой, и по вечерам, снова грустные и уставшие, возвращались обратно домой. С грохотом наступил бесконечный день сурка. Детективы стали свыкаться с мыслью, что Йоко больше нет рядом, что ей, откровенно говоря, плевать на них. Да, они могли приехать к ней и поговорить, не переехала же она в другую страну, но что-то останавливало их, и это что-то — мужское самолюбие, смешанное с режущей обидой. Но несмотря на то, что днем и даже вечером сохранялось адекватное понимание происходящего, с наступлением ночи чья-то невидимая рука открывала души Чимина и Чонгука нараспашку, заползала в них и нарочно пачкала светлые и воздушные стены чем-то черным и липким. Паку доставалось больше всего, ведь ему чаще снились сны, чем его другу, и поэтому он просыпался уже уставшим. Мешки под глазами стали чем-то привычным для него, как и легкие головные боли, которые он перестал замечать. Бесконечное полотно синего неба сменялось на выкрашенную в темно-зеленый цвет стену, когда он медленно раскрывал глаза. Ему опять приснилась Йоко. Она нежилась под лучами теплого солнца, собирала цветы и носила на голове пышный венок из одуванчиков. Он наблюдал за ней из окна их мнимого старого фургончика и боялся пошевелиться. Ему не хотелось спугнуть ее, он выступал в роли скромного созерцателя, нескромно мечтая о том, чтобы этот ангел нырнул в его заботливые объятия. Но Йоко продолжала сливаться воедино с обилием трав на бесконечном просторе играющим свежими оттенками поля. Чимин слышал ее звонкий смех, схожий с мелодичным звуком качающегося на ветру колокольчика, видел, с каким упоением она входит в гармонию с природой и счастливо улыбался, ведь Йоко принадлежала ему, но лишь во снах. Когда парень двинулся к ней, опьяненный чрезмерным обилием чувств, картина стала терять яркие цвета, превращаясь в блеклое расплывчатое кровавое пятно. Японка швырнула собранный букет в сторону: ромашки, одуванчики и васильки синхронно оттолкнулись друг от друга в воздухе и затерялись среди высокой травы, как и сама девушка. Чимин не успел заметить, куда она запропастилась, и в панике завертел головой. В это мгновение в нос резко ударил запах свежей краски, который когда-то невероятно сильно ему нравился, напоминая далекое и шальное детство. Если бы не духота в квартире, создаваемая местным отоплением всего дома, Паку не пришлось бы открывать настежь окно, через которое в его спальню заползали уличные ароматы. Детектив окончательно понял, что проснулся, когда услышал громкую корейскую речь. Рабочие красили забор прямо под его окнами, грохотали банками и обсуждали между собой щедрые похолодания. Да уж, не повезло беднягам. Веки Чимина медленно поднялись, и взору вновь предстала та самая темно-зеленая стена. Как бы он хотел видеть вместо нее Йоко, а не маленькие трещинки. Глядя на эту стену, он сравнивал ее со своей душой, ведь она такая же потрескавшаяся и хрупкая и точно так же осточертела ему. Чонгуку повезло, он не видел сны. Точнее, видел, но не запоминал их. Как утверждают ученые, каждый человек видит сны, просто некоторые помнят их утром, а некоторые бесповоротно забывают. Но просыпаясь, парень тяжко вздыхал и проклинал все на этом свете. Ему отчаянно не хотелось идти на работу, не хотелось видеть людей, слышать голоса и городской шум. Ничего не хотелось. Разве что Йоко, чтобы рядом и навсегда. — Так больше не может продолжаться, — Чимин ворвался в спальню напарника, когда его истерзал очередной мучительный сон. Чонгук лениво перевернулся на спину, чтобы осуждающе взглянуть на нарушителя его спокойствия и тишины. — Ты о чем? — спросил он лениво. — Я про Йоко, — Пак разместился рядом с лучшим другом, усаживаясь на его законное ложе. — Я заебался каждую ночь видеть эти гребанные сны. Я скучаю по ней, я хочу ее увидеть. Мы так и не поговорили, нихера не решили и расстались, пиздец как глупо, словно обиженные дети. — Хочешь, езжай к ней, — Чонгук равнодушно пожал плечами, — а я... — Да ты заебал! Сколько можно притворяться равнодушным? — вспылил раздраженный поведением друга Чимин. — Только делаешь вид, что тебе все равно. Думаешь, я не знаю, как ты переживаешь на самом деле? Тебя не так трудно раскусить, Чонгук. — Мне правда похуй, хён. Чон встал с постели, потянулся и уже собрался двинуться к шкафу, чтобы взять из него одежду, как к нему подошел напарник и без предупреждения ударил его по лицу. Чонгук не удержался и упал на кровать, рефлекторно хватаясь за ушибленную челюсть. — Охерел?! — в такие минуты парень совсем забыл про формальное общение и сорвался на яростные всплески. — За что?! — Это чтобы привести тебя в чувства и выбить всю дурь, — зашипел Чимин, глядя на то, как Чонгук садится на край постели и с обидой загнанного в угол зверька смотрит на старшего. — Если не хочешь потерять девушку, которую любишь, поедешь к ней. Сегодня же, и я поеду вместе с тобой, потому что я тоже не хочу ее лишиться. Пак вышел из комнаты друга, не без злости хлопнув дверью. Он не считал себя виноватым, он сделал все правильно, иначе другим методом встряхнуть Чонгука было бы невозможно. Этот парень не понимал, от чего отказывался в пользу своего самолюбия, а ведь иногда его нужно запирать глубоко в кладовке и не выпускать, пока проблема, созданная им же, не решится.***
Ровно в половину седьмого детективы покидали здание генеральной прокуратуры, неосознанно вздрагивая от порывистого ветра, и направлялись к своей машине, чтобы навестить Йоко. Они не знали, что именно говорить, не знали, как сложится встреча и чем она вообще кончится, но знали, что обязаны это сделать. Либо они продолжат играть обидчиво в молчанку, либо поступят по-мужски и расставят все точки над «i». Пробок, к счастью, не было. Свободная и мокрая от накрапывающего дождя дорога приветливо встречала черную Ауди и позволяла ей беспрепятственно двигаться к цели, которая сейчас только что вернулась домой из магазина. Йоко вычитала рецепт французского Рататуя и загорелась желанием его приготовить. Если учесть, что она терпеть не могла стоять у плиты, то за сей поступок ее можно было уже считать героиней. Но это был очередной способ отвлечься от ненужных мыслей, захламляющих ее и без того напряженную голову. Девушка выложила необходимые ингредиенты на стол, раскрыла перед собой поваренную книгу, которую нашла в закромах кладовки, и с головой погрузилась в увлекательный процесс готовки. Даже музыку включила, чтобы было не так одиноко и тоскливо: подключила планшет к колонкам, сделала погромче и растворилась в чисто женской кухонной атмосфере, впервые по-настоящему наслаждаясь ею. Когда в доме раздался дверной звонок, Йоко уже закончила готовить и убирала наведенную после себя грязь. Девушка не просто удивилась — она насторожилась, ведь она никого не ждала и не звала к себе в гости. Ее сердце слишком резко затрепетало от появившейся надежды, которая расцвела в ее душе подобно когда-то завядшему цветку. Отбросив тряпку на столешницу, Йоко наспех вытерла руки, подбежала к двери и, переведя дух, открыла ее. На пороге стояли те, кого она мечтала увидеть все эти чертовы дни, о ком думала, не переставая, по кому плакала и даже курила, убивая время за просмотром слезливых мелодрам и опустошением бокалов с вином. Девушка не верила своим глазам. Прошел почти месяц, а ей казалось, что целый год, и год этот был наполнен невыносимыми пытками и болью, которую нельзя было потрогать, но можно было ощутить сполна. Детективы нервничали не меньше, чем Йоко. Они застыли, когда увидели ее, и растерялись, как влюбленные мальчишки. Но так нельзя было продолжать, поэтому Чонгук решился заговорить первым. — Ты что, готовишь? — спросил он, вдыхая вкусный запах, идущий откуда-то с кухни. — Да, рецепт один нашла... — девушка неловко убрала прядь волос за ухо, потупив взор. — Что, без нас совсем превратилась в отчаянную домохозяйку? — Чонгук кивнул на фартук, что красовался на теле Йоко, смущая ее пуще прежнего. — Я проголодался, между прочим, и не отказался бы от... — начал воодушевленно Чимин. — Рататуя. Я готовлю Рататуй. — Вот, от него я бы и не отказался, — улыбнулся Пак. — Впустишь нас? У детективов и девушки случилось дежавю: несколько месяцев назад они точно так же сидели на кухне, пили чай и коряво разговаривали, но сейчас все иначе. Сейчас они сидели за столом, пробовали только что приготовленный Рататуй и непринужденно болтали. Чимин и Чонгук рассказывали о том, что творится в прокуратуре. Они делились с Йоко всем, словно не виделись целую вечность и скучали до дрожи в коленках, и это было правдой. Девушка с упоением и глупой улыбкой на губах слушала парней, ловя себя на мысли, что ведет себя неподобающе, но какое это имело значение, если рядом с ней те люди, которых она так желала увидеть, по которым лила скупые слезы... которых смогла полюбить. Она смотрела то на Чонгука, то на Чимина и сгорала от желания крепко обнять их, утонуть в их сильных руках, забыться и даже поцеловать. Обоих сразу. Раствориться в них безвозвратно и безвылазно, сгореть дотла в удушающей агонии, раскрыться, отбросив стыд в сторону, и плакать, кричать от счастья, но вместо этого она кивала головой и изредка дополняла беседу своими сдержанными комментариями. — Йоко, — Чимин сделал глоток чая и откинулся к спинке стула, — у меня скоро день рождения. Если я тебя приглашу, придешь? — Смотря где и с кем ты будешь отмечать, — ответила девушка, выкладывая на блюдо рисовые булочки. — Я пока не решил, но хотел бы видеть тебя. — А меня? Хён, может, сразу на свидание пойдете? — наигранно обиделся Чонгук, но когда получил шутливый подзатыльник, улыбнулся. — Ладно-ладно... Я понял. — Спасибо за приглашение, но я еще подумаю, — Йоко спряталась за открытой дверцей холодильника, убирая в него остатки еды, и, воспользовавшись моментом, счастливо улыбнулась — конечно же она пойдет, какие могут быть сомнения? Этот вечер казался чем-то нереальным. Чтобы вот так просто решить нависшую грозовой тучей проблему одной лишь встречей... Разве такое бывает в жизни? Оказывается, что бывает. Всегда можно закончить холодную войну одним правильным поступком, и детективы его сделали, за что получили не только вкусный ужин, но и Йоко, которая разгорелась чувствами в их сторону пуще прежнего. И что вообще с ней происходило? Она готова была прыгать, скакать, весело смеяться и даже петь. Вот как, значит, любовь меняет людей, даже таких сложных, как она. — Я рада, что вы приехали, — неожиданно даже для самой себя выпалила Йоко, когда парни обувались. — Спасибо. — Надо было сделать это раньше, — Чонгук выпрямился и заглянул девушке прямо в глаза. — Спасибо хёну. Если бы не он, я бы никогда не решился. — Вижу руку Чимина, — Йоко издала смешок, прикоснувшись подушечкой большого пальца к свежей ране в уголке губ детектива Чона. — Будьте осторожны на дороге. Парни переглянулись, а после одновременно поцеловали девушку в обе щеки, да так чувственно, что и сами заволновались, и ее заставили задрожать. Йоко покраснела, как помидор, но решительно делала вид, что все в порядке. Она посмотрела сначала на Чонгука, потом на Чимина и не удержалась и подарила им ответные поцелуи. Тоже в щечку, разумеется. — Ну... мы это... поехали, — кашлянул Чонгук, хлопая напарника по спине. — Хён, пошли. Когда детективы уехали, Йоко выключила свет в прихожей, прибралась на кухне и вернулась к себе в комнату, где с невероятным наслаждением, в которое она закуталась, как в невидимую пушистую кофту, упала на кровать и улыбнулась так, как никогда не улыбалась — по-настоящему счастливо.