Часть 1.
29 мая 2016 г. в 20:23
В мои 27 лет у меня было все, о чем я только мог мечтать.
Я сделал все, что хотел — стал лучшим биатлонистом мира, добившись всех возможных спортивных регалий, объездил множество стран и континентов, заработал немыслимую кучу денег, стал счастливым отцом, в конце концов. Казалось бы, чего мне еще надо?
А вот было недостающее звено в моей цепочке потребностей, и при этом очень важное звено. Я никогда не имел свободы выбирать, с кем мне быть. Всю жизнь мне нравились мужчины, и всю жизнь я вынужден был скрывать это от других, чтобы не разрушить свою карьеру, а, следовательно, существование. Да, я с прискорбием вынужден признать, что только на трассе я всегда был самым смелым и не боялся ничего, но стоило лишь мысли о том, что кто-нибудь узнает мой секрет, просочиться в голову хоть на секунду, как я тут же покрывался липким потом от ужаса.
Своим идеальным партнером во всех сферах я видел норвежского лыжника Петтера Нортуга. По моему мнению, он был прекрасен, просто неотразим, но, как это бы ни было печально, ему никогда не суждено узнать о моих скромных (возможно, и не очень) чувствах к его выдающейся персоне. Во всех моих интервью, когда меня спрашивали о нем, я всегда отзывался о Петтере нелестно, осуждая его дерзкие выходки и недопустимое поведение, в душе восхищавшись всем этим, так как сам был ни за что бы не стал вытворять таких вещей, даже если бы и очень хотел, побоявшись общественного мнения.
Но вот наконец наступил такой момент, когда я решил сбросить с себя оковы страха и излишней моральности и показать свое истинное лицо. Эксперименты Нортуга по части секса были широко известными в лыжно-биатлонной среде. Он не гнушался затаскивать в свою постель и мальчиков, и девочек, что дико меня радовало, потому что теоретически следующим его любовником мог бы оказаться и я. Как же я радовался, узнав, что он приедет в этом году на Гонку Чемпионов! Значит, все может случиться очень скоро! Я просто дам ему понять, что я не против, и в следующее же мгновение он будет моим. Мы ведь оба взрослые люди, не будем терять времени, играя в кошки-мышки друг с другом. Получим, что хотим, и разбежимся. Мы же не полные идиоты, чтобы докладывать всему миру о своих чувствах и, бросив всех на произвол судьбы, жить после случившегося счастливой однополой семьей? Хотя идея заманчивая, жаль, что полностью провальная.
И вот я уже в Тюмени, сижу в своем номере, как на иголках, думая о том, что через какие-то полчаса норвежцы прибудут в отель, и я, возможно, увижу Петтера. Боже, да что же за идиотское волнение? Да, он признанный король лыж, но я-то тоже не пустое место, а, между прочим, король биатлона, что гораздо значительнее. Попробовал бы Нортуг протащить 20 километров тащить за собой на спине 4-х килограммовую винтовку и при этом еще чисто стрелять из нее, я бы посмотрел на него.
Но, тем не менее, король должен видеть короля издалека. Петтер сразу же поймет, кто ему ровня, и сразу же сдастся на милость победителя, то есть на мою. Нет, я не пойду сейчас выслеживать его в фойе, ибо не контролирую сейчас свой голос, который начнет дрожать, только я скажу ему слова приветствия. Завтра, завтра на пресс-конференции я буду сама уверенность, а сейчас мне нужно успокоиться и поспать. Слишком много нервов забирает у меня Петтер Нортуг, но ничего, скоро он расплатится за это сполна.
На следующий день, увидев Петтера в компании Уле-Айнара Бьорндалена в столовой, я, с трудом преодолев свою королевскую гордость и надменность, решил подойти к ним и поздороваться, как этого требовали правила приличия. Натянув на лицо радостную улыбку, я энергично пожал руку Уле, который всегда меня раздражал, и, затем протянул свою руку для приветствия Нортугу, сказав: Надеюсь, вы меня помните, я Мартен Фуркад.
Петтер же, вместо того, чтобы ответить на мое рукопожатие, изогнулся в издевательском реверансе.
— Обижаете! Как же можно не помнить самого короля биатлона? — протянул он своим ехидным голоском.
Клянусь, в тот момент мне просто хотелось его убить, чтобы навсегда стереть это наглое выражение с его лисьей мордочки!
— Крайне льстит Ваша уникальная память, только, думаю, не стоило приветствовать меня столь помпезно — наконец нашелся я, что сказать.
— Позвольте не согласиться, Ваше величество, такая удача встретить вас не каждый день в жизни выпадает! Я постарался выразить в этом поклоне всю свою радость! Я бы хотел попросить у Вас позволения поцеловать вашу королевскую руку, но боюсь, я недостоин этого!
— Как всегда в своем репертуаре! — громко расхохотался Уле.
Мне хотелось провалиться сквозь землю, но перед этим с особой жестокостью убить Петтера Нортуга, чтобы никогда больше не слышать его глумливых речей!
— Не беспокойтесь, Ваше величество, вам осталось терпеть мое несносное общество лишь несколько дней, и при этом я буду стараться обходить Вас как можно дальше, чтобы не потревожить Ваш королевский покой своими никчемными появлениями!
— Очень мило с Вашей стороны — сказал я, сам не понимая, что говорю.
Мне однозначно хотелось провалиться сквозь землю, а перед этим прижать Петтера к стене и трахать его до посинения, чтобы из его гадкого ротика вместо саркастических фразочек лились безысходные мольбы пощадить его, ну, а потом, само собой, убить его. Очень жестоко. Но трахать перед этим да, обязательно.
Петтер что-то сказал Уле на норвежском, и они поспешили покинуть меня. Я же еще с несколько секунд стоял как полнейший осел возле опустевшего норвежского столика. Да, не такой реакции я ожидал от Нортуга, а уж, тем более, от себя самого! Ну ничего, завтра на лыжне я покажу ему, на что я способен! Я заставлю себя уважать! Надо только прийти в себя, и все тут же изменится.