Серхио.
Дорогой? Любимый? Милый? Как принято начинать такие письма? Впрочем, не думаю, что сейчас я имею право на такое обращение. И не думаю, что
хочу так к тебе обращаться. Поэтому просто — Серхио. Серхио.
Сесе.
После церемонии награждения все разбрелись обсуждать матч, а я вернулся в свой номер, вырвал лист из ежедневника и теперь пишу это письмо, уверенный, что отдам его тебе при встрече. Не знаю, почему выбрал старую-добрую бумагу вместо электронной почты. Может, оставляю себе шанс передумать. Может, хочу видеть твои глаза, когда ты это прочитаешь.
Знаешь, с какой мыслью я проснулся неделю назад, в свой день рождения? «Пожалуйста, пусть Серхио забудет. Проигнорирует. Пусть он меня не поздравит, пожалуйста.» Я гипнотизировал телефон, вздрагивал от каждого оповещения и мысленно умолял тебя не делать этого. Я думал о том, что сам так и не поздравил тебя, отделался записью для видео твоего брата, решил, что этого достаточно. Мне хотелось, чтобы ты тоже так решил. Но ты не был столь великодушен, верно? Интересно, ты долго выбирал фото или взял наугад? Скачал из сети или сохранил ту папку на телефоне? Ты поздравил меня, потому что хотел или чтобы не было вопросов? Если бы ты промолчал, все было бы понятнее. Легче. Больнее, но я уже привык к этой боли, сроднился с ней. А ты в очередной раз развёл края едва зажившей раны.
А теперь этот чёртов финал. Все только и говорили о том, что история повторяется, а я сидел перед экраном, вместо того, чтобы быть там,
с тобой и это лучше любых слов говорило о том, что всё уже изменилось. Ничего не повторится. Особенно, у нас с тобой.
И, знаешь, я сам себя за это ненавидел, но… Мне хотелось, чтобы тебе было больно. Чтобы ты лежал на газоне, в чужом городе, один, а твой лучший друг радовался главной победе в своей жизни. Я не врал, когда говорил, что всегда буду за Реал, где бы ни был. Однако часть меня так хотела, чтобы ты страдал, чтобы тебе было плохо. Но когда ты пошёл бить пенальти… Я понял, что не могу быть против тебя. Что бы ни произошло между нами, о чём бы я ни думал — всё это отступало перед одним простым фактом: я не мог желать тебе промахнуться. Возможно, я бы усмехнулся над твоим удалением. Или позлорадствовал, упусти ты отличный момент с игры. Но я смотрел, как ты устанавливаешь мяч, как готовишься пробить, и понимал, что я на твоей стороне. Что в такой ситуации не могу желать тебе поражения. И дело не в клубе, а в
тебе. В итоге я сидел и смотрел, как ты поднимаешь кубок, и мне было больно от того, что я не там, что это не я передал тебе этот чёртов кубок, что я не мог разделить этот праздник с тобой. Я даже не могу порадоваться за тебя теперь, как же низко я пал. И всё же в тот момент, когда были только ты и мяч, когда я не знал, что следующим ударом Хуанфран промахнётся, я был за тебя. Значит ли это хоть что-то? Для тебя, для нас. Есть ли ещё мы? Скажешь ли ты хоть что-нибудь об этой победе, когда приедешь в Австрию? Скажешь ли ты хоть что-нибудь мне?
Пожалуй, хуже всего то, что я сам не знаю, чего хочу больше. Ещё одного шанса, ещё одной попытки? Или же ещё раз обвести уже поставленную точку? Мне не хватает тебя, Серхио. Тебя и того, как ты умел за нас бороться.
Икер долго смотрит на исписанный лист, а потом берёт зажигалку и выходит на балкон. Не стоило обманывать самого себя: он знал, чем это закончится, ещё когда только достал ежедневник. Ветра почти нет, пламя ровное, письмо сгорает быстро. Икер стряхивает пепел в урну и возвращается в номер, где на телефоне его ждёт новое сообщение.
«В 2014 было лучше. С.»
