They say he wandered very far, very far

Стайлз собирает в большую дорожную сумку необходимые вещи. И впервые за последние лет восемь, он чувствует, что никакой Аддерол ему не нужен, чтобы поймать мысль и цепляться за нее, как за якорь. Раскручивать, разматывать клубок мыслей, ассоциаций, предположений, вариантов, и думать. Думать ясно, четко и очень, очень рационально. Стайлз смотрит, как за окном выцветает черное небо и ему немного дурно, немного тошно, но ни капли не страшно. За тонкой гипсокартонной стеной спит отец и Стайлз слышит, как тот всхрапывает на вдохах и шумно сопит на выдохах. В сумку – в боковой отдел – умещается зарядник для ноутбука, телефона и плеера. Стайлз замирает посреди комнаты и глубоко дышит. Ладони скользят по колючему ежику волос, по лицу, по шее. Пальцы оттягивают ворот футболки, и дышать становится чуточку легче. Сквозь распахнутое окно слышно, как проезжают вдалеке машины, как лают собаки, как шелестит листва. Стайлз думает – кем Дерек работал в Нью-Йорке? Мысль отметается, как недостойная, ненужная, неважная. На часах шестой час утра, отец все еще спит, электронные часы не тикают и в комнате катастрофически тихо. Стайлз делает вдох и – - Готов? Ну же, Стайлз, ты же готов, - говорит он себе, хлопая себя по щекам, застегивая дорожную сумку, расправляя складки на покрывале. Сумка до обидного легкая. Ноутбук, телефон, плеер, пять футболок, двое джинсов, кеды, зубная щетка. - Готов. Стайлз делает выдох и, не оглядывая свою спальню, бесшумно выходит в коридор. Замирает. Прислушивается. Отец всхрапывает и через секунду тихо сопит. Стайлз делает еще один шаг, а следом еще один, и еще один, и еще. Он замирает у лестницы, сердце в груди бьется быстро, больно, гулко, резко, сильно, черт возьми, так сильно, что ломит ребра и кружится голова. «Делай вдох – делай шаг». Гипервентиляция, головокружение, тошнота, гиперсаливация. Стайлз глотает слюну и делает шаг. Пропускает четвертую сверху ступень – она скрипит всегда – и ему наконец-таки становится страшно. Стайлз думает – это трусость. Стайлз думает – кто будет присматривать за отцом? Стайлз стоит посреди лестницы и – Это правильно, разумно, рационально, логично, правильно-правильно-правильно. Правильно до тошноты, унизительных слез, противных соплей и детского рева. Стайлз ненавидит все правильное, но послушно делает еще один шаг по лестнице вниз. * Сумка на пассажирском сидении, тишина в салоне, распахнутые настежь окна и шум просыпающегося города. Дорога вьется под колесами джипа, как стриптизерша у шеста. Спидометр показывает правильные, идеальные двадцать пять миль в час. На выезде из города Стайлз закрывает окна, включает музыку, бьет пальцами по рулю и смотрит в зеркало заднего вида. Патруль не стоит у железного табло: «Добро пожаловать в Бейкон-Хиллс». С пяти до шести пересменка. Час, когда больше всего убийств, грабежей и побегов. Большой брат не смотрит на тебя и есть возможность сбежать. Стайлз смотрит на спидометр и стрелка – как похотливая девственница – дрожит и тянется вправо. Музыка громче, небо светлее и только асфальт под колесами неизменно серый. Колонки разрывает голос Билли Джо и Стайлз смеется-смеется-смеется, проводя параллель между его американской девочкой и собой. * На границе Калифорнии и Аризоны, Стайлз останавливается, выкидывает телефон и включает новый, купленный заранее. Вокруг иссохшая земля, вдалеке горы. Вокруг пожухлая высокая трава, покосившиеся от времени столбы электропередач. Он проезжает насквозь городок Блайт и въезжает в Аризону. В жаркую, горячую, обжигающую Аризону. Трасса номер десять и он едет прямо, прямо, прямо. Он останавливается в придорожных кафешках, улыбается официанткам в ответ на их заискивающие улыбки, ест подгоревшие блинчики и пьет гадкий, горький кофе. Стайлз учится контролировать свои мысли и, удивительно, у него это получается. Например. Мысли об отце – сразу в сторону. Мысли о Скотте – туда же. Мысли о том, что в Бейкон-Хиллс его ищут не только отец и друзья – тоже туда же, в сторону. Стайлз думает – сколько он сможет проехать, прежде чем его нагонят кочевники? * Стайлз доезжает до Финикса и там, лежа на пожелтевших от времени и многочисленных стирок простынях, он сжимает под одеялом, на груди, на сердце, беретту. Он лежит на продавленном матрасе, не раздевшись, даже не сняв кроссовки. Он лежит и смотрит в потолок, гадая, сколько ему отведено времени, прежде чем… Стайлз боится уснуть. Нет, не так. Стайлз боится не проснуться. Он сжимает в липких пальцах холодный ствол и считает минуты. За стеной скрипит чужой продавленный матрас, о стены соседнего номера бьются стоны и вздохи, и Стайлз смотрит теперь на дверь. Он думает – если он ушел из Бейкон-Хиллс, кочевники пошли за ним сразу? Или вырезали весь город, и только потом отправились за ним? Сумасшедшие, религиозные фанатики. Что же они сделали, после того, как поняли, что он сбежал?... Стайлз засыпает, сжимая рукоятку пистолета, сжимая его гладкий ствол, направив на себя, и пустая глазница беретты смотрит ему под подбородок. * Ему снится лес, холодные ладони, сильные пальцы на шее, чьи-то серо-зеленые глаза, девичий смех, рыжие волосы, треск огня, запах дыма, крики. Стайлз просыпается от крика. Он распахивает глаза, будто и не спал, и лежит послушно на кровати, ожидая чего-либо, что толкнет время в спину, и оно наконец-таки снова начнет движение. Крик повторяется и Стайлз возвращает предохранитель на место. Кричит женщина с улицы, мешая английский с испанским, и она всего лишь проклинает собственного мужа, желая ему долгой, мучительной смерти. Стайлз трет ладонью лицо и садится на постели. Тело болит, тело измучено, тело хочет домой. Стайлз оглядывает номер и убирает беретту за пояс джинсов, прикрывая ее синей толстовкой. Он проверяет замок на двери, выглядывает за окно, щурясь от яркого солнца, и идет в ванную. * После Финикса он едет до Флагстафф. Два часа пути и он на месте. Там улыбчивые люди, холодная газировка и Стайлз думает, что Аризона похожа на пепелище. Она иссохшая, замученная жарой и беспощадным солнцем. Стайлзу не нравится Аризона, и он старается поскорее выбраться отсюда. Он сидит на капоте джипа, натянув на глаза козырек купленной кепки (в расцветку под костюм Человека-паука), и, потягивая мерзко-теплое капучино из жестяной банки, прокладывает на карте путь от Флагстафф до Альбукерке. Выезд из городка заставляет его поежиться от чувства deja vu. Выцветшее зелено табло «Добро пожаловать…» жжет сетчатку глаз и скребет между лопаток. Стайлз уезжает из города, не пробыв там и двух часов. И останавливается только тогда, когда солнце сваливается в обмороке за горизонт. Стайлз слушает музыку, слушает аудио-книги, слушает людей и ему чудится чужое горячее дыхание в затылок. Стайлз останавливается у мотеля в Альбукерке, смотрит на часы, смотрит на дорогу, снова на мотель, на оставшиеся литры бензина и едет дальше, выше, севернее. К рассвету дышать становится легче. * Когда за спиной остаются зигзаги дорог, десятки городов и штатов, девяносто пять дней и семь часов, Стайлз позволяет себе подумать о том, что осталось за проведенной им лично чертой. Что стало с отцом? Стайлз читает новости Бейкон-Хиллс и количество смертей пугает, рождает у него под ребрами маленькое чудовище, что полосует его внутренности на шелковые ленты. Шериф жив. Шериф в отставке по доброй воле. Шериф занят только поисками сына, который то ли жив, то ли мертв. Шериф выглядит, как Аризона – иссохший, сморщенный, измученный, мертвый. Стайлз думает об отце, о фаст-фуде, о бутылке Джека, о пустом, мертвом доме. Он блюет в сетчатую корзину для мусора и пачкает красные кроссовки рвотой. Отец жив, отец жив, отец жив. Стайлз думает, что двадцать три трупа ради одного живого – это не честно, не правильно, не-не-не. Стайлз вытирает рот рукавом клетчатой рубашки и читает новости дальше. Часть прошлого гонит его вперед, часть тянет назад. Стайлз думает, что когда все подойдет к кульминации, а кочевники, пришедшие в Бейкон-Хиллс по его душу, догонят его, произойдет разлом тектонических плит, произойдет наложение друг на друга литосферных плит, и образуются уродливые горы, вместо ровной пустыни. Стайлз прочищает дуло беретты, покупает в дорогу десяток сэндвичей, и старательно зубрит заклинания на латыни. Дитон сказал, что надо только верить. Стайлз верит, что кочевники убьют его. Среди равнодушных некрологов онлайн газеты Бейкон-Хиллс, Стайлз не видит имен, которые могли бы заставить его остановиться. Иногда ему кажется, что там все закончилось. Но после двадцати трех изуродованных трупов появляется двадцать четвертый и двадцать пятый. Стайлз не останавливается и едет дальше, выкорчевывая из себя сожаление, боль и тоску. * - Твою мать, - шипит Стайлз, когда затылок встречается со стеной, а из легких вышибает весь воздух. Он пытается вырваться из стальной хватки, пытается выхватить пистолет, но все тщетно. - Маленькая дрянь, - шепчет женщина ему в ухо, царапая человеческими острыми ногтями кожу на шее. – Вот ты и попался, сучонок. Стайлз выворачивается, запястье ломит от захвата кочевницы, но он выворачивается, бьет ее локтем по челюсти, хватает за шею и бьет лбом в лоб, морщась от боли, кайфуя от адреналина. Он выворачивается и изо всех сил бьет ее лицом о стену. Пальцы дрожат, когда он вытаскивает из-за пояса беретту и приставляет к ее шее, наискосок, чтобы пуля прошила ей блондинистую черепушу насквозь. - Не убьешь, засранец, - булькая кровью, шепелявя окровавленными губами, безумно смеется женщина, и он снова бьет ее лицом о стену. Сила кипит в нем. Жажда убить пьянит. И пуля прошивает череп почти насквозь, застревает в толстой кости, не вылетев, оставшись наполовину внутри. Стайлз дергается назад, спотыкается, руки дрожат немилосердно, а сердце бьется в глотке. Стайлз судорожно выдыхает и бежит в свой номер, бежит за сумкой, бежит из мотеля через окно. Мичиган остается позади, тянется за ним шлейфом запахов – кровь, порох, страх, адреналин, выбитые на бордовую стену мотеля чужие мозги. Стайлз впервые за сто дней почти что уверен – он справится. * Припарковав машину на обочине, в нескольких сотнях миль от границы с Канадой, Стайлз кутается в купленную зимнюю куртку и тщетно щелкает зажигалкой. Помятая сигарета в зубах дрожит, как и весь Стайлз. Подушечка большого пальца стерта до крови, но он все равно продолжает чиркать, чиркать, чиркать. Он не курит. Это его первая сигарета в жизни. И он не может ее прикурить, не может, не может, черт подери. Раздраженно выхватив сигарету изо рта, он мнет ее в пальцах, растирая тонкую бумагу, растирая в ладони табак. Он смотрит на дорогу позади себя – благослови Бог заброшенные дороги Америки – и там пусто, только черный асфальт и снег. Он смотрит на дорогу впереди себя – там пусто тоже. Вокруг снег, вокруг деревья, вокруг тишина и холод. Стайлз думает, что пора остановиться. Вытащив из кармана черной пуховой куртки пачку Marlboro, Стайлз кусает фильтр, складывает заледеневшие, покрасневшие ладони лодочкой и старается прикурить. На третий раз у него получается. Он вдыхает дым, вдыхает холод, вдыхает тишину. Его тело напряжено, словно пружина, и Стайлз боится, что никогда не сможет расслабиться. За спиной – двадцать девять трупов и чужие мозги на бордовой стене. За спиной – отец, похожий на Аризону. За спиной – кочевники, которые пришли за маленьким отродьем. За спиной Де… Стоп. Стайлз вдыхает сигаретный дым и – …крики, кровь, серо-зеленые глаза, рыжие волосы, каркающий смех, сильные пальцы на шее, дыхание в затылок… Стайлз открывает глаза, задыхаясь, и ползет по гладкому, холодному боку джипа вниз. Он стекает по металлической двери, падает на задницу, на холодный, припорошенный снегом асфальт, скрючившись от мерзкого ощущения беспомощности, от видения, от неизбежности. Сигарета в руках дрожит и он, морщась, втирает ее в асфальт. Он жмет колени к груди, смотрит на сугробы, смотрит на белые носки своих кед. Красные кроссовки он выкинул в Иллинойсе, даже не пытаясь их отстирать, и сейчас, сквозь тонкую резиновую подошву, холод грызет его ступни. Делай вдох – делай шаг, напоминает себе Стайлз. И он поднимается на ноги, трет ледяными пальцами обмороженные щеки, и лезет в машину. Нагрев салон, Стайлз сжимает руль в пальцах и смотрит на черный асфальт впереди. Смотрит в зеркало заднего вида на асфальт позади. Вокруг лишь снег и прямая дорога. Стайлз думает, что, в общем-то, не важно, вперед или назад. Джип трогается с места и Стайлз едет назад. * В Нью-Йорке Стайлз снова вспоминает Дерека. Впервые, спустя сто пятьдесят дней. Впервые, спустя тридцать два трупа в Бейкон-Хиллс. Стайлз думает – кем же работал здесь Дерек? Стайлз кусает губы, глядя на последние двести долларов, и сам не замечает, как успевает набрать смс. «Кем ты работал, когда сбежал?» Стайлз думает, он не вспомнит номер Хейла. Стайлз думает, что подставит оборотней, если отправит сообщение, если даст о себе знать, если, если, если. Стайлз с силой вдавливает кнопку «ОК» и сердце пропускает удар. “Сообщение доставлено” Ответ приходит незамедлительно. «Барменом». Стайлз улыбается и выключает телефон, прячет его в карман и выдыхает. Следующие пару дней он ходит по всем барам в Квинсе, зная, что поддельное удостоверение, сделанное Дэнни, не отличат от настоящего. Ему же всего девятнадцать, а не двадцать один, но мешки под глазами и отросшие волосы старят его года на три. Это хорошо. На пятый день Стайлз устраивается на работу к Боббу. Толстый мужик с потной лысиной, с золотой цепью на шее толщиной с мизинец, с сальной улыбкой и внимательным, цепким взглядом, не пугает Стайлза ни капли. Гораздо страшнее было, когда в Бейкон-Хиллс объявились кочевники и заявили, что в городе находится юный ведьмак, что их привело сюда предсказание, что отродье нужно убить, прежде чем исполнится пророчество. Стайлз улыбается Боббу и спрашивает: - Когда начинать работу? Бобб усмехается и, щурясь, покручивая кольцо-печатку на мизинце, выдыхает сигаретный дым и ответ: - Приходи сегодня, к десяти вечера. Стайлз кивает и собирается уходить, но останавливается. - Еще вопрос. Здесь где-нибудь можно снять квартиру, баксов за двести? Бобб скабрезно улыбается и кивает важно. - Кажется, ты нашел своего ангела-хранителя, парень, - толстяк снова тянет сигаретный дым в свои легкие и выдыхает. – У меня есть маленькая квартирка. Стены, крыша, электричество и вода. Сойдет? Стайлз дергает плечами, мол, сойдет, и сует Бобби свои последние двести баксов. Над баром, на втором этаже, та самая квартирка. Одна комната, маленькая кухня, смежные ванная и туалет. - Спасибо, Бобби. - Всегда пожалуйста, малец. Отоспись и к десяти вставай за стойку. Эммет тебе все покажет и расскажет. Стайлз бросает сумку на пол и закрывает за Бобби дверь, проверяя замок. Он проходится по квартире и падает на диван. В поясницу упирается беретта, спинка дивана пахнет псиной, и Стайлз сам не замечает, как отрубается. * …теплые сильные пальцы на шее, смех, серо-зеленые глаза, запах леса… Стайлз открывает глаза и смотрит, как тени ползут по стене, слышит, как на первом этаже надрывно завывает Бэвид Боуи, про обычного мальчика и волшебный день. Стайлз не чувствует, как в поясницу упирается беретта, но чувствует, что в комнате есть кто-то еще. Страх заставляет лежать смирно и судорожно придумывать план действий, который все равно не поможет. - Не спи с оружием в штанах, - хриплым, уставшим голосом произносит Дерек, и Стайлза отпускает. Он поворачивается на спину и смотрит на Дерека. Тот сидит прямо на полу, смотрит исподлобья и улыбается едва-едва. Стайлз облизывает сухие губы и чувствует, что его, и правда, отпускает. По-настоящему, впервые за все эти дни, города и Штаты, он чувствует себя спокойно. - Раз ты здесь… - Они мертвы. - Это был дерьмовый план, Дерек. - У тебя был лучше? - Да. Я мог остаться и… - Умереть, - качая головой, едва слышно произносит Хейл и кладет горячую ладонь Стайлзу на грудь, туда, где бьется сердце. Дерек закрывает глаза и считает удары, впитывает в себя это пьянящее чувство – живой, живой, живой. - Как отец? - В порядке. - Он, наверное, меня ненавидит. - Он беспокоится о тебе, Стайлз. Стайлз криво улыбается и кладет свою холодную ладонь поверх пальцев Дерека. Сжимает. Смотрит в серый потолок и на черные тени, что скользят по стенам. - Ты не должен быть здесь, - слетает с языка больное и ужасающее. Стайлз кусает губы и знает, что не сможет, не сможет отпустить Хейла. Дерек дергает плечами и пальцами другой руки сжимает свои волосы. Он смотрит на Стайлза и молчит. - Дерек. Уходи. Ты же их слышал… Если ты останешься со мной… - Стайлз шумно выдыхает и запрокидывает голову назад, вжимаясь затылком в потрепанную обивку дивана. – Кто угодно, кто будет рядом со мной… Дерек, я не смогу, если вдруг... Уходи. Тебе нельзя здесь оставаться. Стайлз старательно не смотрит на Хейла и кусает губы. Сто шестьдесят дней он запрещал себе думать и вспоминать. Запрещал себе чувствовать что-либо. Запрещал слышать в голове чужой голос: «Пророчества не лгут. Этот мальчишка… Он принесет смерть. Сын дьявола должен быть мертв. Все, кто останется рядом с ним – обречены на смерть. Его нужно убить!...» - Стайлз. Стайлз глотает болезненный стон и закрывает глаза. - Я хочу, чтобы ты ушел, Дерек. Хейл сидит на полу, будто пёс, который отказывается бросать хозяина, и только сильнее прижимает свою ладонь к сердцу Стайлза. Сердце сбивается с ритма, спотыкается, пропускает удар, и бьется сильнее. Дерек слышит ложь. …И он остается сидеть рядом с ним, в полумраке маленькой квартирки, где по стенам ползут тени и пахнет пылью. FIN