Звезда Севера

Астра       Едва оказавшись в безопасном месте, я не выдержала и сорвалась в безобразную истерику, ввергнув в ступор своего старшего. Хорошо хоть не опозорила его при посторонних, наказания было бы не избежать, а в его доме, надеюсь, можно не держать лицо.       Несколько минут поизображав памятник самому себе, мужчина взмахом палочки зажег огонь в камине и протянул ко мне руку. Я подобралась в ожидании заслуженного собственным малодушием удара, но большая ладонь неуверенно и как будто робко погладила по голове, и с мученическим вздохом маг присел рядом.       — Рассказывай, — мягко прижав к твердой груди в жесткой, пахнущей травами мантии шепнул мой новый родитель, и меня прорвало.       Взахлеб жаловалась, как испугалась, оказавшись в абсолютно незнакомом мире, окруженная толпой владеющих силой. Как, не сумев сбежать, приготовилась к участи худшей, чем смерть. О родителе, что никогда уже не узнает о моей судьбе.       Рассказывала о жизни, как борьбе за свободу от жадных до силы старших и финалу, что привел к запечатлению на совершенно незнакомого мага, да еще и мужчину.       «Зря я это сказала», — почувствовав сгустившееся напряжение, подумала я, но старший продолжал удивлять, не отреагировав на мою дерзость. Не дождавшись кары, постепенно я расслабилась, засмотревшись на отблески пламени на корешках книг, безраздельно властвовавших в спальне, занимая все свободные поверхности и три немаленьких шкафа.       — Ну, поскольку нам вместе жить неопределенное количество времени, предлагаю узнать друг друга лучше, теперь моя очередь рассказывать, — маг скинул ботинки и, сняв мантию, поколебавшись, кинул ее на пол, явно не желая оставлять меня ни на секунду, в груди потеплело от нежданной заботы.       Вытянувшись на кровати, мужчина замер собираясь с мыслями, воспользовавшись шансом, я подползла ближе и прижалась к теплому боку, он почти даже не дернулся в это раз, только тщательно закутал в плед и уложил головой себе на плечо.       — Мое имя — Северус Тобиас Снейп, на свете живу уже 33 года, десять из которых преподаю Хогвартсе зелья под надзором величайшего светлого мага современности — Альбуса Дамблдора, — яда в каждом слове хватит убить лошадь, и нос брезгливо сморщил, у них явно «любовь», — вытащившего меня из тюрьмы под поручительство, — тон мужчины казался равнодушным, но чувствовалось, что он внимательно наблюдает за моей реакцией на свое признание.       «Знал бы ты, что меня действительно поразило, — наружу рвался истерический смех.       — Нужно выяснить, сколько у них дней и часов в году, надеюсь, я ошибаюсь в выводах».       Помолчав, видимо, дав мне проникнуться и начать бояться «плохого дядю», продолжил:       — Детство у меня было не радужным, — мужчина скривился от явно неприятной темы, но посчитал правильным в обмен на мои откровения ответить тем же. — Отец — жестокий алкоголик, ненавистный и презираемый, а мама… я так и не смог понять, почему она оставалась с ним, терпя унижения и побои, а когда достаточно вырос, чтобы решиться спросить, ее уже не стало.       Маг лежал, видимо борясь с нахлынувшими воспоминаниями и образами. Ну конечно, у них тоже есть дурманы. Неужели старшие во всех мирах испытывают страсть к блужданию в иллюзиях, выдаваемых отравленным организмом? Наверное, пойму, только когда сама стану взрослой.       — Стоит ли говорить, что я жил в ожидании одиннадцатилетия, ведь тогда мне придет приглашение в Хогвартс, где не бьют и даже регулярно кормят, я засыпал и просыпался, считая дни, — на бледных губах старшего, казалось, приклеилась саркастично-жесткая усмешка. — А в восемь я встретил ту, что щедро плеснула в жизнь нелюбимого никем мальчишки ярких красок, столь же ярких, как ее рыжие волосы, у меня появилась подруга, к тому же ведьма, теперь я мечтал, как мы вместе поедем в школу и будем жить долго и счастливо, окруженные волшебством.       Рвано выдохнув, мужчина крепче прижал меня к себе и уткнулся носом куда-то в макушку, чувствовалось, что из него рвется боль, давно свившая гнездо в его душе и до поры незаметная, в минуты слабости змеей сжимающая измученное сердце.       Стараясь не спугнуть возникшую между нами атмосферу, освободила из пледа руку и легонько погладила его по руке. «Ты больше не один, я рядом» старалась передать я, старший чуть расслабился и, не отстраняясь, заговорил:       — Как же я был наивен. К ее теплу тянулся не только я, «золотым» мальчикам никто не объяснял, что люди не игрушки, Поттер, Блэк и жалкие прихлебатели, гордо называющие себя Мародерами, их не учили отступать от цели, — злобу и пренебрежение в его тоне можно было черпать ведрами, пожалуй, я промолчу, что меня учили тому же. — Они хотели Лили, и жалкий полукровка им мешал. Я сопротивлялся пять лет, пять очень долгих лет терпел издевательства, ведь Она была рядом, одним присутствием смиряя с несправедливостью мира. Но они все же добились своего, неожиданная смерть матери подкосила меня, очередная «шутка», унизившая перед всей школой и уже не просто подругой, а любимой, стала последней каплей. Я оскорбил ее, солнечный лучик, вставший на мою защиту, единственную, кому я был не безразличен. Она не простила, я остался один. Поттер был счастлив, избавившись от досадной помехи, он все силы бросил на завоевание Лили, и к концу года они были парой, а после седьмого курса сразу поженились. Насколько же я был жалок, покинутый даже врагами, — горький хриплый смешок заставляет тянуться к горящему словно в лихорадке телу, желая оттянуть хоть часть боли на себя, не дать гореть в собственном аду одному. — В этом году поступил их сын, мальчишка, как отражение похожий на ненавистного до дрожи Поттера       и с глазами любимой женщины. Тот, кто стал сиротой по моей вине.       Мне не нужно было переходить на аурное зрение, чтобы увидеть появившийся новый разрыв, он наказывает себе, возможно, несознательно убивая. Нет уж, ты мне нужен живой и здоровый, силой чуть подлечила акт мазохизма старшего, не давая разрастаться и не обращая внимания на подступившую дурноту. Фух, на большее я сейчас не способна, нужно время на адаптацию к здешней магии, а вот о том, что младшие здесь учатся с одиннадцати в течение семи лет и по их истечении уже могут вступать в брак, то есть считаются старшими… об этом я подумаю завтра. Пока не выясню хотя бы элементарные законы этого мира, нужно быть максимально безобидной и незаметной.       — Из глубины беспросветной меланхолии меня вытянул Люциус Малфой, он всегда был умен, а уж хитер, как змея, там, где другие видели тощего нелюдимого полукровку с отвратительным характером, он рассмотрел перспективу. Малфои вообще всегда славились умением, споткнувшись на ровном месте, найти галеон, им завидовали, не замечая тщательной спланированности «случайностей». И за горделиво распущенным павлиньим хвостом не видя хладнокровного стратега, блюдущего лишь собственные интересы.       Для столь опасной характеристики в твоем голосе многовато приязни и уважения. Чую, не все между вами просто. Такие разумные из благотворительности сироток не пригревают.       — Он поручился за меня перед тайным обществом, будучи мальчишкой, я был покорен, харизматичный лидер щедро делящийся знаниями, открывающий головокружительные перспективы и ведущий к Цели. Сделать доступными запрещенными старыми маразматиками знания, стать равными великим магам прошлого, перестать давать магии цвета, страшась самих себя, перестать прятаться, как жалкие крысы, от маглов, страшась привлечь к себе внимание. Я увидел свет в конце туннеля, и принятие «метки» казалось смешным условием, разве может мотылек знать, что манящий его огонь спалит крылья дотла? — чувствовалось, что мужчина грустно и иронично улыбается, погрузившись в картины собственного прошлого. — Я учился, как одержимый, брал все, что мне могли предложить, и воспринимал запреты министерства не более, чем досадной помехой, не делая различий между лечебной магией и пытками людских душ, я действительно верил, что у знаний нет определенного полюса. Меня считают самым молодым мастером зельеварения столетия, но в темных искусствах я достиг потолка на несколько лет раньше. Робкий талант к составлению заклинаний превратился в завидное умение, после чего Темный Лорд обратил на меня свою благосклонность, еще вчера пренебрежительно кривившиеся детки аристократов вдруг разглядели во мне человека, приняв факт моего существования, как сильной фигуры. Достижения в дуэлинге же, будучи обязательным для всех ПCов, не казались чем-то значимым, но позволяли держать голову гордо во время не частых выходов в свет. «Сиятельному» обществу чистокровных снобов и обличенных властью я предпочитал прохладу лаборатории, обставленной по последнему слову магической науки, мог ли я ранее о таком мечтать, с упоением отдаваясь экспериментам? Я не помню момент, когда советы Лорда сменились приказами, а интересные идеи разработкой ядов различной интенсивности воздействия. Однажды я словно очнулся и осознал, что держу в руках яд, в течение семи часов причиняющий невыносимые муки, удерживая при этом в сознании и не дающий возможности лгать, а после — длительная агония и неотвратимая смерть. Трудно описать мой ужас осознания, куда меня привела жажда знаний, но все же сумел вернуть хладнокровие и начать интересоваться событиями, в на тот момент уже переставшим быть тайным обществе. А вне лаборатории уже давно шла война. Люциус, которого я ненавязчиво выловил одного, пугал заледеневшим выражением и глазами, не отражающими и грань эмоций, не буду рассказывать, что и как долго делал, прежде чем он согласился на разговор и пригласил меня в мэнор, сумев не привлечь лишнего внимания «соратников». На своей территории Малфой, казалось, чуть расслабился и терпеливо выслушал мой сбивчивый лепет, снес беганье из угла в угол и никак не прокомментировал размахивание руками и снесенную с камина вазу. Замолчав, я ждал, что меня обольют презрением и выставят за порог, стыдясь давнего поручительства перед учителем и сюзереном, но ответом мне была сгорбленная в кресле, потерявшая привычный лоск фигура с застывшим лицом, выражающим усталость и застарелое отчаяние. Я думал, что напуган, но лишь теперь ясно осознал: услышанное уничтожит все, во что я верил, и трудом поборол малодушное желание сбежать. Слушая ровный, усталый голос вдруг ставшего таким человечным Люциуса, я не мог поверить в степень собственной слепоты: харизматичный лидер превратился в одержимого властью и малоадекватного незнакомца, не гнушающегося пытать и испытывать яды на собственных сторонниках. Старшее поколение Псов выкошено полностью Орденом феникса под предводительством незабвенного Дамблдора, позиционирующего себя опорой света против мирового зла, прикрываясь громкими лозунгами, обезглавливая древнейшие и благороднейшие рода, не брезгуя забирать «на воспитание» сирот, обирая их «во имя всеобщего блага». И у него, Люциуса, уже два года как не стало отца, сгоревшего в три дня от драконьей оспы. Зимой. В Англии. Как и еще одиннадцать глав родов, включая Поттеров, категорически противившихся вступлению наследника в орден. «Какое совпадение, не правда ли, Северус?» А у меня в голове билось только одно: «Что с Лили?!» Не помню, чем закончился наш разговор, мне понадобилось несколько дней, чтобы прийти в себя и осознать, что Малфой абсолютно прав и моя любимая бьется на смерть с теми, кого я лечу и снабжаю не безобидными зельями, более того, она ждет ребенка. И я совершил очередную ошибку: пошел на поклон к Дамблдору. О, он принял меня с распростертыми объятиями, рассыпался в «ласковых» улыбочках и речах о втором шансе для раскаявшихся, выгораживал перед орденом, скромно названным в честь собственного фамильяра. И вот я уже шпионю для презираемого человека, способного отправить беременную девушку на передовую и покорно варю зелья для обеих сторон, довольствуюсь туманными обещаниями беречь миссис Поттер. Позже был спектакль с пророчеством, столь отвратительно срежессированный и фальшивый, что я без задней мысли передал его Лорду, дерзнув высказать свое отношение к подобному цирку. Мог ли я подозревать, что согласившийся с моими выводами Воландеморт отправится к Поттерам убивать годовалого ребенка, но уничтожив его родителей, падет сам, поставив в ночь Хэллоуина многоточие в неоднозначной войне, позже названной первой магической? Мне было плевать на происходящее вокруг, не видел смысла не то что скрываться от ареста, даже просто жить дальше. Неделю я пробыл в самой страшной тюрьме в мире, можно много говорить об Азкабане, но передать словами, как секунды растягиваются в часы блуждания в собственных кошмарах, невозможно. Когда пришел Альбус, я согласился на все и, опутанный обетами, был отпущен под поручительство, уже почти десять лет я выполняю его приказы, небрежно замаскированные под просьбы, но я ничего не забыл, его обещание защитить Лили, как сделал причиной гибели любимой. Сам себе напоминаю злого пса, закованного в строгий ошейник и мечтающего вцепиться хозяину в глотку, годы идут, и надежда становится все призрачней, и когда-нибудь, по привычке выполняя команды, я забыл бы о гордости и перестал бессмысленно скалить клыки. Кто мог знать, что я поймаю собственную падающую звезду? Ты со мной часа три, а моя жизнь необратимо изменилась. Я сделаю все, чтобы тебя защитить, верь мне, Звездочка.       Мы молчали, слушая уютное потрескивание дров в камине, думая каждый о своем. Жалела ли я запутавшегося мальчишку? Не знаю. Может, эта истина покажется жестокой, но все, кому не объяснили в детстве разницу между хорошо и плохо, должны прийти к пониманию сами, и путь сей никто не назовет легким. Не считаю правильным оскорблять жалостью того, кто создал себя сам, сумел признать ошибки, принял слабости и не сломался.       — Я верю, Север. Но защищаться мы будем вместе.       Не дожидаясь ответа, я позволила себе заснуть, впереди вся жизнь, старший, мы сумеем найти место, где будем счастливы, а посягнувшие на нашу свободу умоются кровью. Я была достойной ученицей Цветка Южной Полуночи из дома Темноты, называемого Кровавым Лепестком, я не посмела бы подвести родителя.       Северус Снейп       С трудом вспомнив, как мадам Помфри утешает ревущих младшекурсников попавших, к ней с травмами, решил последовать примеру более опытной коллеги и погладить дите по голове. Астра, казалось, сжалась еще больше, представив со стороны здоровенного дядьку с мордой кирпичом, нависающего над ребенком и тянущего немытые грабли, чуть не плюнув от досады, мысленно выругался. Вторая попытка, медленно, словно к дикому зверьку, протягиваю руку и почти невесомо провожу по волосам. Мерлин, они словно пух, даже страшно становится, она словно олицетворение хрупкости, как такое может существовать? По поведению девочки не скажешь, что она из сказочного мира добрых волшебников и цветных феечек.       Подумав, что сидя буду все равно слишком сильно нависать, преодолел внутреннее сопротивление и прилег на кровать.       — Рассказывай, — когда только подевалось красноречие? Но безобидное предложение сработало, как катализатор, и меня накрыло волной сумбурной информации.       Я слушал и внутренне ужасался, ребенку нужно выговориться и выплеснуть стресс, не рискуя задавать вопросы, тщательно запоминал сказанное, чтобы позже проанализировать и сделать выводы.       Астра родилась в мире, где взаимоотношения между полами строятся на праве сильного. Отец, если имеет достаточный вес и авторитет в обществе, может защитить дочь только от убийства. Участь слабых незавидна, через насилие их сила отбирается, и «пустышка» умирает, чаще всего процесс поглощения растягивается на годы, ведь сыновья наследуют силу родителя, а девочки… есть шанс суметь уберечь или пристроить хорошему владельцу. Да, позволившая пристроить себя «в хорошие руки», считается имуществом, и детей от таких не заводят, не желая ухудшать породу, мир другой, а аристократы — селекционеры те же. А отец у Звездочки не простой, лично обучал с момента, как начала ходить, и чертовы педофилы даже не смели облизываться на ее силу. Но против закона не пошел бы даже он, и в срок отошел в сторону, наблюдая из тени за борьбой младшей дочери за право считаться достойной, за свободу и возможность выбирать. Нужно обязательно узнать, что же за борьба такая, явно не шахматы, слишком многое вкладывается в это понятие. А пока я отчетливо понял чувства девочки, оказавшейся в другом мире в толпе магов и без защиты отца, понятно отчаяние, с каким она в меня вцепилась, лучше один, чем… страшно представить ожидаемую ею картину. А ведь она торговалась, нет, я это понимал, но лишь теперь прочувствовал, в каком положении она держала лицо и до последнего отстаивала свои интересы. Задумчиво смотря на сияющую золотом в отсветах камина макушку, я чувствовал растущее в груди уважение к стойкости и силе духа маленькой девочки, уже мысленно называемой своей.       — Столько сделать для свободы, и вот я запечатлена, да еще и на мужчину, — проговорила Астра и, резко замолчав, замерла.       «Чего же ты ждешь от меня, девочка?» — напрягся я.       Не стоит обманывать себя, ее поведение очень даже понятно, когда-то так же ждал удара от папаши, чтоб ему на том свете икалось. Вряд ли тебя бил отец, слишком восхищенно и благодарно о нем говоришь, значит, опять дело в обряде. Неужели покровитель, как она называла меня, имеет право на физические наказания? Не радует, что по умолчанию считаюсь теперь такой тварью. Царь и бог получается? Не нравится мне это, будем ломать шаблон.       Разувшись, снял мантию, на пол ее, к мордреду педантичность, плотно завернул ребенка в плед и, даже не вздрогнув, позволил подлезть под руку и прижаться к боку теплому тельцу. Паника по поводу легкого одеяния Звездочки прошла еще на полпути к моим покоям, дошло все же, что наверняка она воспользовалась аналогом наших согревающих чар, иначе бы выдала себя: замок в апреле — не самое комфортабельное место. Даже стало совсем чуть-чуть неудобно перед фениксом, весьма неласково отшвырнутым от Астры и коллегами из-за агрессивного поведения, нужно будет извиниться, не перед всеми искренне, но это частности.       Я планировал немного рассказать о себе, сократить дистанцию и ответить взаимностью на откровенность. Почему общие фразы превратились в подробный, обнажающий чувства и душу пересказ, я не могу сказать. Может, чувствуя молчаливое сочувствие и поддержку, что мне искренне обещали бирюзовые глаза, словно говорящие, что я больше не один, что у меня есть собственная маленькая Звездочка. И я обещал в ответ беречь и защищать от всего мира, только бы она поверила и приняла старого мизантропа, нежданно обретшего надежду. Надежду, что замаячивший впереди огонек окажется не ловушкой, а светом в окошке дома, где его всегда ждут.       — Я верю, Север. Но защищаться мы будем вместе, — твердо ответила Астра и через секунду уже крепко спала, доверчиво устроив головку на моем плече, оставив меня непривычно счастливо улыбаться. Я понял, малышка, я больше не какой-то мужчина, а Север. И даже непривычное сокращение имени не раздражало, а казалось позволенным только ей таинством, особой степенью близости. Пусть тебе приснятся добрые сны, Звездочка, а мне о многом нужно подумать.