Когда мы люди

Хосок людей не ненавидит, не любит, не возносит, не презирает, не восхваляет, не дружит с ними, не делает ничего. Хосок видит цену человека и по-надобности, если хочется и интересно, просто покупает. Нет, не за деньги. Те кто продается за деньги просто не стоят внимания - это личный принцип, который, как аксиома в жизни. Хосок покупает людей за слова и поступки, которые говорятся и делаются только ради чего-то. Это такой рынок где если тебе нужен приятель чтобы набухатся вечером, то он стоит бутылку коньяка и вход в клуб, девчонка на ночь - 15 минут дешевых комплиментов и стоимость номера на ночь в ближайшем до этого клуба отеле. А если нужно прикрытие, то с тебя не убудет одолжить айпад на неделю самому послушному и любимому донсену. Вот как-то так, любого можно купить, главное не прогадать с ценой, знаете, чтобы точно по чеку и желательно без сдачи. Тогда можно даже притащить в общежитие пачку сигарет, продымить ими полночи, насквозь пропитаться никотином и наутро не парится по поводу запретов и контрактов. Хосок покупает две пачки - одна на завтра, потому что если в общежитии больше никого нет, то цена хёнвонового молчания возрастает до айпад на неделю плюс пол пачки сигарет. Хосоку не интересно почему Хёнвон курит, но он знает, что тот ему и не расскажет, потому что у младшего свои расценки на секреты, проблемы и все свое личное. А Хосок не дотягивает даже до приятеля, хотя, будем честными - он даже не пытался. В подъезд парень заходит, когда на улице уже сереет, лифт шелестит, скользя вверх по этажам, и от этого закладывает уши, чувство будто стоишь под водой. Тело ломит ужасно, никакого удовлетворения от выпитого за вечер спиртного и быстрого секса - лучше бы дома остался и проспался. И здесь снова вспоминается Хёнвон, который поступил куда умнее, отказавшись, составить компанию - умеет же ценить свое свободное время. Поэтому Хосок вовсе не удивляется гробовой темноте и тишине в общежитии, когда, с четвертого раза наконец-то открыв дверь, еще раз шесть ощупывает всю стену над тумбочкой, где предположительно должен находится включатель, прежде чем щурится от желтого света, вспыхнувшего над головой. Хосок уверен, что в жизни можно купить все и всех, нужно только знать цену. Хосок разувается, наступая на задники, обтоптывая и без того побитые сегодняшней ночью конверсы, вытаскивает из кармана сигареты, одну пачку из которых упускает на пол. Красная ветровка с черным Supreme на всю спину приземляется туда же, неудачно брошенная в сторону вешалки. Хосок спотыкается о разбросанную обувь и чуть ли не падает на пол, когда пытается поднять потерянную пачку сигарет. А затем по барабанным перепонкам бьет тихое "Доброй ночи!" и Хосок, кажется, трезвеет за пару секунд, те самые, за которые грудную клетку прошивает иголками насквозь. Бьет, потому что в дверном проеме стоит не Хёнвон. Прошивает, потому что у Кихёна взгляд непривычно холодный, а сам он вымотанный, бледный и злой. И сейчас бы пройти мимо, не обращая внимания, а возможно даже толкнув в плечо, потому что стоит Кихён посредине пути - потом на утро бы разобрался. Но он уже обратил внимание, а Кихён по-щемящему хрупким и тонким не просто кажется. А лучше бы просто казался. - Почему так долго? Почему не написал никому? Кихёнов голос звучит непривычно низко и тихо, Хосок даже не сразу понимает о чем тот спросил, но отвечать точно не собирается и на это у него стопятьсот потому что, которые как бетонная стена защищают младшего. Дебилизм? Да. Только Хосок встречается глазами с Кихёном и с вершины этой бетонной стены лучники стреляют с арбалетов стрелами с горящими наконечниками. Стреляют очень метко, попадая точно в живот и пронизывая грудную клетку насквозь, из-за чего Хосоку кажется, что он выгорает изнутри. - Почему не отвечал мне в какао? Кихён ответ знает, достаточно увидел, но спрашивает смотря с такой мольбой, будто Хосок может превратить реальность в сон, или сейчас соврет так круто и настолько профессионально, что не поверить будет невозможно. Хосок не обладает сверхспособностьями транспонации материи, но мог бы соврать, только Кихён никогда не слушает то, что ему говорят, а видит то что не. И поэтому бросается всем помогать, и защищать, и беречь, и хранить. Нужно только попросить о помощи или хоть бы намекнуть. Хосок уверен, что Кихён видит те горящие стрелы, лучников и даже бесконечную бетонную стену. Кихён бы испепелил их и стер даже из воспоминаний о существовании в любом из миров стоит Хосоку заикнуться. Кихён бы залечил раны и изнежил в своей заботе и ласке. Кихён бы все и безвозмездно. И это пугает. Ломает и рушит хосоков мир, потому что эта бетонная стена, которая защищает Кихёна, выстроенная самим Хосоком, как и лучники, и стрелы. Потому что Хосок у каждого человека видит его цену и по надобности покупает. А у Кихёна её нет. Хосок её не видит. И это пугает вдвойне, потому что если он не бесценный, а просто не создавший себе никакой цены, то это порождает неконтролируемое желание забрать и присвоить. Хосок не настолько подонок, чтобы вот прям так как хочется, но своей хрупкостью-хрустальностью Кихён щемит у него в груди, в легких и сердце. И с каждым разом все сильнее. - Менеджер заезжал, Хёнвон соврал, что ты поехал к родным... - Хосок не слушает, молча отмахиваясь от ответов, проходит мимо. - Ты обязан объясниться! - Кихён ловит его за локоть. - Мы отвечаем не только за себя, за нас тоже несут ответственность, а у тебя примитивной совести нет! - Отьебись, Кихён! - Хосок выдергивает руку и отталкивает парня к стене, больно сжимая тому предплечье. - Тебе не с кем нянчится? Всех уже воспитал? Хочешь щенка подарю? Маленького такого или хочешь двоих? Кихён теряется всего на пару секунд, испуганно бегая глазами и всматриваясь в хосоково лицо. Пощечина прилетает точно по левой скуле и теряется уже Хосок. - Хёнвон месяц под домашним арестом за вранье. Теперь он сможет увидеть родителей только через полгода, когда те вернутся из командировки, - карие глаза сощурены, а губы сжаты в тонкую полоску. Кихён смотрит Хосоку в глаза, не моргая, и толкает рукой в грудь, вырываясь. - Что? Ты стал очень обсуждаемым в ленте новостей за последние два часа. Ты, наверное, не помнишь, но твою сегодняшнюю спутницу зовут Сон Миён и у неё в инстаграме больше десятка твоих фото. Точнее - с тобой. Хосок слышит и понимает, что Кихён ему говорит, соображает, что круто вляпался и чем это все ему чревато. А еще понимает, что у Кихёна запястья слишком тонкие как для парня и кожа на них нежная, что сжать их хочется намного сильнее и почти невыносимо как. Но Кихён руку выдергивает и отходит в сторону кухни, и Хосок будто приходит в себя. - Не кури и прими душ. Я наберу менеджера через час, он просил сказать, когда ты вернешься. Парень исчезает в дверном проеме, после чего слышится щелчок включателя. Хосок оставляет одни сигареты в кармане хенвоновой куртки и, выудив от туда же зажигалку, закрывается в ванной. Кихёну не стоит показывать свой характер, вот так за всех заступаться и лезть на рожон. Не стоит лезть к Хосоку. Это странно. Но чем ближе Кихён находится к Хосоку, тем слабее ощущаются стрелы в груди, сыпется песком стена и прячутся лучники. А главное желание узнать кихёнову цену превращается почти в необходимость. Хосок снимает рубашку, бросая в корзину, открывает в ванной форточку и подкуривает сигарету. Зажигалка приземляется на полочку с кремами и тониками, те колышутся и сыпятся на пол. Парень опирается поясницей о стиральную машинку, смотрит как синей лужей разливается по кафельному полу мицеллярная вода и затягивается сильнее. Щека после удара горячая и чуть саднит, но должна болеть и сильно. Кихён сам испугался своей реакции, поэтому и смазал, а Хосок заслужил как минимум фингал под глазом. И это не за поведение, а чтобы поровну. У Кихёна то синяки на предплечье завтра появятся точно. Мнимые дыры ото стрел напоминают о себе слишком реальной болью в теле и Хосоку становится не страшно дышать. Хорошо.