Четыре вечера Сэма Гевена

Если жизнь твоя порвётся, Тебе новую сошьют.

Сэм Гевен опрокинул в себя очередную кружку эля, утёрся замызганным рукавом мажьей мантии и подпёр рукой щёку, осоловелыми глазами глядя на Хульду. Хульда не возражала, меланхолично протирая тряпицей свою стойку. Этот странный молодой человек пришёл в Вайтран дня два назад и сразу же окопался в «Гарцующей кобыле», за выпивку пока платил, неизвестно, правда, откуда, а до пьяных дебошей дело ещё не дошло. Зато любил поговорить за жизнь. Свою, в частности. Хульда к этому за годы владения таверной привыкла, отвечала парой общих фраз и иногда сочувственно кивала, думая при этом о своём. Вот как сейчас, например. — Тяжело бретонцу жить в Скайриме, — говорил чуть заплетающимся языком Сэм, качая из стороны в сторону высокую кружку. — И климат суровый, и люди не мягче. Но как-то жили: я, мать да сёстры. Отец работал где-то на ярла, потому в доме почти не появлялся, но деньги присылал исправно, потому не бедствовали. Я помаленьку магией занимался, по книгам разбирал искусство — книги вывезли с собой родители из Хай-Рока. Сложно было, конечно, но делать-то больше нечего и деваться некуда. Была у меня мечта, — на этих словах Сэм заулыбался широкой, почти детской улыбкой, — выучиться, стать мастером своего дела и пойти к ярлу на службу советником по магии. Тут тебе и почёт, и уважение. Хульда пожала плечами. Какой там почёт и уважение, на Фаренгара вон в ярловом дворце до сих пор с сомнением смотрят и обходят стороной. Но гостя разубеждать не стала, долив в кружку эля. — Но по одним книгам много не выучишь. Знал я немного магию разрушения, ещё меньше — иллюзии и совсем чуть-чуть — изменения. С такими знаниями к ярлу на поклон не пойдёшь — засмеют. А книг достать было негде, торговцы пожимали плечами и говорили, что нордам магия ни к чему, а если мне очень хочется, то идти надо прямиком в Коллегию, что в Винтерхолде. Но оставить семью надолго я тогда не мог, вот и остался в западне: рядом знаний днём с огнём не сыщешь, а далеко идти семья не пускает. От тоски я и запил. Сэм тяжело вздохнул, снова осушил кружку и покачал головой. Хульда хмыкнула: по её мнению, проблема была не такой уж страшной, чтобы из-за этого начать пить. Впрочем, она с подобным не сталкивалась. — Сначала пил не очень много, для успокоения души. Потом начал больше. Как раз в это время домой вернулся отец — сказал, что теперь будет работать поближе к дому, к семье. Вернулся он не один: вместе с ним приехал старик-учёный, оказавшийся, к тому же, странствующим магом. Отец сдружился с ним по пути домой и предложил « ненадолго воспользоваться нашим гостеприимством». Я сразу же загорелся желанием отправиться потом в путешествие вместе с ним, раз отец останется с семьёй. Старик не возражал: по Скайриму одному путешествовать, на самом деле, скучновато, да и опыт нужно было свой кому-нибудь передать. Ну, мы и ушли вместе. Хульда мельком глянула на погрузившегося в воспоминания Сэма. Рассказывал он, приходилось признать, интересно. Не как бард, конечно, но можно было слушать, особенно пока в таверну народ не стекается. Даже Садия, занятая уборкой, иногда задерживалась около стойки — гостя послушать, — но потом всё равно уносилась по делам. — Учиться магии-то я продолжил, но от пьянства всё равно не отказался — пристрастился уж. Старик был недоволен: я спускал в тавернах заработанные вместе деньги на увеселения, не спросясь. Бывало, что остановимся в таверне, старик пойдёт спать, а я напьюсь в питейном зале до зелёных скампов и начну приставать к девицам-бардам да горожанкам, петь непристойные песни и баловаться магией. Проснувшемуся от шума старику приходится среди ночи успокаивать меня заклинанием, рассыпаться извинениями перед трактирщиком и оскорблёнными женщинами и уходить из таверны, костеря меня на чём свет стоит. Мда, стыдно сейчас воспоминать. Сэм действительно покраснел и прикрылся очередной кружкой. Хульда неодобрительно покачала головой. Ладно сам на себя позор навлекал, так ещё и почтенного старца краснеть заставлял. Эх, молодо-зелено. Совсем распустились. — А потом я со своим пьянством чуть нас обоих не погубил. Решил старик ради каких-то своих исследований в древнюю нордскую гробницу залезть. Я не возражал: мёртвых не боялся, а вдруг чего найдём. Ну, мы и залезли, прошли несколько залов. Старик занялся разбором надписей на стенах, предупредив, что вести себя надо тихо, а я, маясь от скуки, поскольку ничего интересного для себя всё-таки не нашёл, взялся за бутылку да напился, пока учитель работал. А напившись, устроил очередной дебош. Криками своими и песнями я разбудил что-то в гробнице. Повылетали крышки из саркофагов, и вышли оттуда древние скелеты, сверкая синими глазищами и размахивая оружием, тоже древним — как только не проржавело, удивляюсь до сих пор. Пришлось отбиваться. А я пьяный, куда огненные шары метаю — не вижу, старик где-то позади, кричит что-то — мне не разобрать. Скелетов много, наступают, а меня что-то хватает сзади и оттаскивает. Сначала подумал — скелет в свой саркофаг тащит, — и отключился на этом. Потом уже, очнувшись, увидел злого-презлого старика — он меня и вытащил. Долго он орал, говорил, что хуже пьяного мага нет ничего в Тамриэле, и потом сказал, что я могу идти на все четыре стороны, а ему такой ученик не нужен. Сэм всхлипнул, махнул рукой и выпил, повалившись потом на стол. — Что же ты, дурак, ничего лучше-то придумать не сумел? — смешливо спросила у него Хульда едва ли не впервые за вечер. — Сам виноват, что тебя старик выгнал. И правильно, скажу я тебе, сделал, а то угробил бы ты учёного, как пить дать угробил. — Знаю, хозяйка, ох, знаю… — неразборчиво проговорил Сэм. — Стыдно мне было перед стариком, но не видел я его больше и даже не извинился… Протрезвел потом, когда он уже ушёл, и всё… Сэм бормотал ещё какое-то время непонятные фразы, а потом и засопел. Хульда вздохнула: вечно вот так, напьются, расскажут что-нибудь особенно трагичное да уснут прямо на стойке, а ей потом думай, как их в комнату определить. Она крикнула Синмира: пускай поможет. *** Неизвестно, где этот Сэм находил деньги, но следующим вечером он снова сидел за стойкой у Хульды, смотрел на дно кружки с элем и заплетающимся языком рассказывал о своей жизни. — Вот и остался я тогда впервые один-одинешенек, без денег, без провизии и даже без цели в жизни, — жалостливым тоном продолжал он свой рассказ. Хульда слушала в пол-уха, наводя порядок в конторских книгах — кто-то снова приписал туда неправильные цифры. — М, очень досадно, — заметила она, поняв, что гость ждёт от неё хоть какого-нибудь участия. — Досадно — не то слово, хозяйка. Я чувствовал себя будто обманутым. Хотел постигать магическую науку, исполнить всё же свою мечту, а получилось так, что сам всё и погубил, — Сэм глотнул эля и фыркнул. — Сам себя похоронил. — А в чём обман? — Хульда продолжала поскрипывать угольком, считая в уме. — В себе, — загадочно протянул Сэм, покачнувшись. — Вот видел я тогда бутылку — и понимал, что не стоит пить. Но пил, как толкало что-то. Говорило мне: «Выпей, ну что тебе стоит? Расслабься, жизнь придумана для развлечений». А я, как дурак, подчинялся… самому же себе. Ох, путано это, — он запил сложные мысли и тряхнул головой. — Так вот, пришлось мне тогда решать, а что же делать. Ничего дельного я и не придумал — голова трещала, руки тряслись, душа просила покоя. Ну, я и дошёл до ближайшей таверны, отдал трактирщику зачарованное колечко в уплату за комнату и завалился спать. Когда проснулся, легче не стало, только осознание навалилось сильнее. И что ж ты думаешь, хозяйка? Куда я дальше пошёл? — Пить? — озвучила Хульда первое своё предположение. — Мудрая женщина!.. Да, пить. Колечко-то стоило побольше, чем комната на одну ночь, поэтому трактирщик согласился мне налить. Сидел я, пил и себя жалел. Потом слышу — дверь хлопнула, зашёл кто-то в таверну. Оборачиваюсь, а там стоит в подбитой мехом мажьей мантии девица с посохом простеньким и холщовым мешком за плечом. Настоящая нордка: крепкая, волосы светлые, глаза ясные, формы глаз радуют. Села недалеко от меня, заказала поесть чего-нибудь да мёда. К ней вообще все взгляд приковали, а она сидит себе степенно, ждёт, ни на кого не смотрит, думает о чём-то своём. Я-то сразу понял: магичка в путешествии и не как я, бесцельном, а осознанном и спланированном. И заинтересовался. Чисто практически. Хульда хмыкнула. Ну да, «чисто практически». Сэм при воспоминании о девице будто бы и изменился внешне: подтянулся, плечи расправил, заулыбался. — Я подсел к ней и спросил, куда она путь держит. Она смерила меня холодным взглядом и процедила, что в Коллегию Винтерхолда. И тут я подумал: если уж у странствующего мага учиться не получилось, может, в Коллегии лучше выйдет? Тем более, теперь-то мне ничего не мешало туда отправиться. Я спросил у девицы, можно ли мне пойти с ней. Пообещал, конечно, что приставать не буду: видел же, что спуску такая не даст и одним взглядом заморозит, случись что. Она подумала немного и кивнула, сказав, что отправится сразу после того, как поест, а мне пока лучше поискать коня, если я действительно хочу с ней пойти. Делать было нечего, пришлось искать. Рядом с таверной, разумеется, никакой конюшни не было, но трактирщик сказал, что продаст мне своего коня за семьсот септимов. Я вышел с ним посмотреть на «товар», но денег заплатить у меня всё равно не было. Пришлось отдать ему все свои зачарованные кольца и амулеты. Оставшись почти голым, зато с конём и бутылкой эля, я дождался девицу, и мы вместе отправились в путь. Сэм засмеялся. Хульда как раз закончила с книгами и наполнила его кружку. Эта история бы больше приглянулась Микаэлю, но бард был слишком занят — пел свои песни постоянным посетителям таверны. Так что Хульда вновь слушала гостя одна. — Ехали мы чаще в молчании. Изредка я умудрялся разговорить свою спутницу, и из её неохотных, отрывистых ответов узнал, что зовут её Хельгой, она из деревни, магии училась от бабушки, а после её смерти решила податься в Коллегию, потому что нигде больше её дара не поймут и не примут. Я много рассказывал ей о себе, на что всегда получал один ответ: «Ты кутила и дурак. Продолжишь — нам не по пути». Она даже отобрала от меня эль и убрала в свой мешок. Пьяных Хельга не терпела, устав от отца и братьев. «И правильно делала, девочка», — подумала про себя Хульда и кивнула, показывая, что слушает. Сэм почти вдохновенно продолжал. — Дня три мы ехали по дороге, никуда особенно не торопясь. Останавливались на лесопилках, помогали, чтобы заработать денег, обедали у владельцев. Я выпивал не больше кружки в те дни. Все бутылки, которые мы изредка получали за хорошую работу, Хельга тут же прятала в свой мешок и предупреждающе стреляла в мою сторону глазами: не тронь. Я и не пытался. Друг к другу мы почти привыкли. Она продолжала говорить суховатыми, отрывистыми фразами о той магии, которой владела, а я — рассказывать ей о своей жизни и Хай-Роке, где никогда не был, но знал от матери. Со стороны это было, пожалуй, похоже на дружбу. Но Хельга была девицей, и это вскоре сказалось на моём отношении к ней. Я, наверное, влюбился тогда. В её силу, властность и гордость. Сэм чуть покраснел. Хульда сдержала рвущийся наружу смешок: «Ещё бы». Бретонец ли, норд ли — все мужчины были одинаковы. Оставь их одних в компании симпатичной женщины, и они равнодушными недолго пробудут. — Однажды мы остановились на ночлег на поляне около горной речки. Пока я занимался лошадьми и костром, Хельга ушла к небольшому водопаду — помыться. Разведя огонь, я начал рассёдлывать её лошадь, и взгляд мой упал на привязанный к седлу мешок. Горло непочатой бутылки эля торчало из приоткрытой горловины. И что-то вновь пробудилось во мне, начало шептать: «Выпей, чего тебе стоит? Девице ли диктовать тебе, как себя вести?!». И я, забыв о лошадях, достал эль и в один присест выпил всю бутылку. Пойло сразу ударило в голову, ведь я давно так много не пил. Мне сразу же захотелось ещё. Откупорив следующую бутылку, я понял, что что-то тянет меня к реке: «Она ведь там. Сходи к ней и возьми то, чего так хочешь. Гулять так гулять!». И я пошёл. Хельга стояла по бёдра в воде спиной ко мне, и я смотрел на её бледную кожу, блестящую в лунном свете, на соблазнительный изгиб талии. Она повернулась на шум, и я увидел высокую приподнятую грудь, по которой стекала вода. Но ярче всего был взгляд, где удивление сменилось холодным презрением. Сэм замолчал ненадолго и сглотнул, смутившись. Хульда пожала плечами: не в первый раз она слушала самые сокровенные рассказы посетителей. Её было сложно смутить. — Она медленно вышла на берег, ничего мне не сказав. Оделась и ушла к стоянке. А из меня будто весь хмель выветрился и всё желание. Я долго стоял у реки, полоскал лицо в попытке протрезветь, а потом, когда вернулся к огню, увидел, что она уже спит. Мы так и не поговорили, — Сэм вздохнул, тряхнул головой, будто сбрасывая что-то. — Утром мы двинулись дальше в путь. Я не мог думать ни о чём, кроме ладной фигуры в объятиях лунного света: всю ночь меня изводили соблазнительные сны. Я даже не видел дороги перед собой. Я очнулся только тогда, когда Хельга вдруг закричала. Сэм поморщился, будто готовился рассказать что-то очень неприятное. Он допил из своей кружки, утёр губы и снова помолчал, кусая губы. Хульда заметила потемневший, забегавший взгляд и насторожилась — как бы чего не случилось. — Когда я нашёл её глазами, в её плече торчала стрела. Вокруг наших коней, вставших на месте и заржавших от испуга, уже бегали разбойники, крича что-то и смеясь. Моему коню подрубили ноги, и я свалился в дорожную пыль. Трое обступали замершую в седле от боли Хельгу, ещё двое подходили ко мне. Я метнул в них огненные шары — один попал в цель, а остальные прошли мимо, — и кинулся к Хельге: её уже стащили с седла и заломили руки за спину, не давая ворожить, и тащили прочь с дороги. Она сопротивлялась, пиналась и билась в захвате, но трое взрослых мужиков были сильнее. Меня вновь повалил на землю второй разбойник, в которого я не попал. Его меч опасно просвистел мимо моего горла, ноги в железных сапогах больно били по рёбрам, а в глаза налетела пыль. Я наудачу кинул огненный шар — по звуку попал — и откатился в сторону. Разбойник в попытке сбить пламя упал на землю, но не успел и сгорел. А я отключился от боли. Сэм всхлипнул, утёр покрасневшее от злости лицо и шумно выпустил воздух сквозь зубы. Хульда уже боялась случайного выброса магии — как бы таверна не погорела. Она понимала, что от воспоминаний Сэма охватило отчаяние и ярость, но таверна, своё детище, ей была слишком дорога, чтобы оправдывать его. Она налила ему следующую кружку. — Очнувшись, я сразу начал искать Хельгу. Я не знал, куда её поволокли, поэтому просто пошёл вглубь леса. Было уже темно, поэтому пришлось запалить магического светлячка. Я искал хоть что-то, похожее на лагерь, но ничего не нашёл. Отчаявшись, я решил вернуться обратно к дороге. И там заметил что-то бледное, отдалённо напоминавшее человека. Я подбежал и увидел, что это Хельга. Я перевернул её к себе лицом и ужаснулся: она не дышала и была изуродована. Губы были разбиты в кровь, нос сломан и из него ещё сочилась тонкая струйка, на шее, груди и животе — глубокие царапины, на бёдрах застыла кровь, всё тело покрывали синяки… Это было жуткое зрелище. Я кричал от ужаса, даже плакал, наверное, но дорога была пустынна, а те, кто сделали с Хельгой всё это, давно скрылись, наигравшись с ней. А всё из-за меня и моего пьянства!.. Сэм залпом осушил кружку и спрятал лицо в ладонях. Напряжение в воздухе тут же исчезло. — Бедная девочка, — искренне сказала Хульда. — Тогда я снова остался один, — тихо проговорил Сэм. — Но её мёртвое лицо до сих пор снится мне в кошмарах. Помолчали. Потом он медленно слез со стула и, пошатываясь, побрёл в свою комнату. *** На следующий вечер он снова сидел около Хульды, обретя в её лице идеального слушателя. Она вновь не возражала: вчера она даже прониклась к нему некоторым сочувствием. Сэм бросил на стойку мешочек септимов и с корявой улыбкой попросил: — Как обычно. Хульда кивнула, выставив ему кружку. Жалко парня, что себя зря выпивкой губит. Но ничего не поделаешь — гость всегда прав. — В Коллегию-то ты потом дошёл? — спросила она, заметив, что Сэм пьёт молча и задумчиво. — А?.. Да, дошёл, — он оживился немного, чуть улыбнулся. — После разбойничьего нападения я вновь оказался без всего. Осталось только одно кольцо холода, отданное мне Хельгой, и мешочек с парой десятков септимов. Я отыскал недалеко от дороги её лошадь и бездумно двинулся по указателям к Винтерхолду. Холода наступали быстро, и я понимал, что близок к цели. Спустя полтора дня, замёрзший и голодный, я доехал до городка. Остановился в таверне, продав хозяину лошадь. Там я вспомнил о семье: они ведь уже полгода ничего не слышали обо мне. Пришлось писать письмо и искать гонца. Где-то дня три я пробыл в таверне: пил, ел и лежал, глядя в потолок. Пережитое нападение долго не отпускало меня, путая мысли и очерняя любые желания. Проклятое что-то снова говорило мне: «Кончай горевать, иди и забудься в вине». Я и забывался. По вечерам. Сэм склонил голову, снова замолчав, словно ждал поругания. Хульда молчала, просто слушая. Не ей судить. Она просто хозяйка таверны, не более. — Вскоре я понял, что так жить нельзя. Я пошёл в Коллегию, понимая, что она теперь стала единственным местом, где мой дар поймут и примут, — он неприятно ухмыльнулся. — Огненное заклинание, которое меня попросила наколдовать преподавательница-экзаменатор на входе, вышло слабым и невыразительным: на что-то большое у меня не было сил. Я видел неудовлетворение на её лице, но она пропустила меня, заметив, что если это порог моих возможностей, то я буду вечно сидеть в учениках. Я сказал, что способен на большее. Не знаю, поверила мне тогда Фаральда или нет, но я получил мантию ученика. Первые дни в Коллегии были сложными: я привыкал к тому, что вокруг меня ходят такие же маги, как и я, думают о тех же темах, что и я, и даже одеты почти так же, как я. После занятий я был выжат, но чувствовал, как со временем моя сила растёт, а заклинания получаются всё сильнее и сильнее. За первыми успехами и неудачами я даже как-то забыл о своей порочной страсти к выпивке. Хульда понимающе кивнула. Для Сэма главным было отвлечься от всего, в том числе и от проблем, тогда и пить не захочется. А вспоминая обо всём и размышляя, наоборот, захочется сильнее. Как сейчас, то есть. Сэм ухмыльнулся. — Но вскоре эйфория прошла. Вообще, в Коллегии с выпивкой не так уж и строго. На обед и ужин можно было спокойно пропустить кружечку. Многие так и делали, особенно те, кто не привык до конца к суровому северному климату и согревались с помощью тёплого нордского мёда. Но никто не напивался, по крайней мере, на моей памяти. Мне замечаний тоже никто не делал: я иногда уносил к себе в комнату одну-две бутылки и тихо сидел там, читая книги и выпивая. Никому не мешал. Но случилось мне сдавать экзамен на адепта Разрушения. Фаральда, преподававшая эту дисциплину, ещё с первой нашей встречи на мосту относилась ко мне с некоторым предубеждением и считала слабым магом. Но я выдержал экзамен и получил новую мантию. Радости моей не было предела, и именно в этот момент что-то внутри сказало мне: «А не отметить ли это тебе парой-тройкой бутылок доброго нордского мёда?». Вечером я унёс с ужина не одну бутылку, а три. Да ещё и, когда проходил мимо кладовых, увидел, что они открыты, оттуда стянул три бутылки. — Ты бы выпил столько? — с сомнением протянула Хульда, окинув Сэма взглядом. — Я тогда не считал, сколько в меня влезет, — Сэм повёл подбородком. — Да это и неважно. Когда вся Коллегия погрузилась в сон, я, вновь пьяный, вышел из своей комнаты и начал горланить песни. В Зале достижений вообще шуметь нельзя — то, о чём говорят на первом этаже башни, прекрасно слышно на последнем. А я пел, и пел громко. Ученики вскочили со своих постелей, кто-то побежал жаловаться, кто-то — меня урезонить. Я отбил кучу заклинаний успокоения и паралича, а сам превратил нескольких учеников в козлов — клянусь Восьмерыми, не знаю даже, как. Когда прибежали мастера-учителя, я уже пытался окунуться в магический фонтан, но, к счастью, безуспешно. Не помню, что было дальше — возможно, меня всё-таки успокоили параличом. Когда я очнулся утром, мне сказали, что, если я ещё раз так напьюсь, вылечу из Коллегии, не успев сказать слово «магия». — Справедливо, — спросила Хульда, заметив, что кружка Сэма опять пуста. — Может, мне тоже тебе не наливать? — Налей, — он подождал, пока там снова заплещется эль. — После этого случая на меня стали коситься. Хорошо хоть, что звание адепта не отняли, иначе бы я точно снова пошёл и сразу напился. Я пытался объясниться, говорил, что какая-то сила тянет меня к выпивке. Никто меня не слушал, да и кого я интересовал? Друзей себе я и до этого не завёл, а после выходки — уж подавно. Я попытался погрузиться в учёбу, изучать другие школы, начал осваивать алхимию… Но что бы я ни делал, жажда, которую не утолить обычной водой, постоянно занимала мои мысли. Я снова начал выпивать по кружке и снова мне напомнили о предупреждении. Я думал, что в этот раз уж смогу себя контролировать. Но не вышло. Плечи Сэма снова опустились, он задумчиво покачал кружку. — Снова кладовые, снова больше бутылок и снова разгул. Помню даже, что спьяну пристал к какой-то из студенток, приняв её за Хельгу, но быстро получил по роже. Когда явились злые, как скампы, учителя, меня даже успокаивать не стали. Сразу вышвырнули через мост в Винтерхолд и сказали больше в Коллегии не появляться. Вот так вот и поучился. Это был третий раз, когда я себя потерял. Сэм выпил и подпёр голову кулаком. Глаза его стали задумчивыми-задумчивыми, словно он решал какую-то загадку. Хульда не мешала ему думать, наполнив кружку. — Так что я — маг-недоучка с замашками заправского пьяницы и дебошира, отказавшийся от всех своих мечт и чаяний. — И что потом? — спросила Хульда. — Потом я получил письмо от родственников, у которых всё было хорошо, и решил, что не буду возвращаться в их жизнь последним неудачником. Поэтому я попросил Коллегию отдать мне мои вещи, собрался и решил стать странствующим магом — таким же, как мой первый учитель. И поэтому теперь я здесь, пью и рассказываю тебе о своей ничтожной жизни, — Сэм снова криво ухмыльнулся, допил и поднялся со стула. — Что-то нет больше настроения. Пойду я. Хульда удивлённо посмотрела ему вслед, покачала головой и вернулась к своей работе. *** Сэму Гевену снился сон. Он был бос, шёл по прохладной влажной брусчатке в неверном свете фонарей. Его окружал туман, только такой, какой может быть во снах: плотный, будто бы осязаемый. Казалось, опусти вперёд руку и попадёшь во что-то мягкое. Или не попадёшь. По бокам от мощёной дорожки росли забавно изогнутые деревья с зеленеющими сквозь туман кронами и загадочными плодами; где-то в листве мелькали пёстрые птицы, в высокой траве пели светлячки. Сэму было легко и приятно. Он не чувствовал ни тяжести собственного тела, ни груза своих мыслей. Они будто испарились, стали частью загадочного тумана, а Сэм смог наслаждаться новыми ощущениями. Ему казалось, что он даже мог полететь. Вдруг до его слуха, привыкшего к музыке природы, донеслись смех и громкие голоса, заздравные тосты и стук бутылок. Света впереди стало больше; Сэм будто бы видел проявляющуюся в тумане небольшую площадку с вытянутым столом, по обе стороны которого веселились люди, постоянно выпивая. У многих на коленях ёрзали девицы с обнажившимися грудями, и мужчины в перерывах между кружками с удовольствием прижимались к ним губами, тиская девиц пониже спины. Сэм лениво подумал, что должен повернуть назад и уйти из этого очага пьянства и разврата — в жизни хватало. Но мысли его потекли уже туда, к этой развесёлой компании и куче не початых ещё бутылок на столе. Он подходил всё ближе и ближе и ступил, наконец, в круг яркого света. Он стал видеть лица гуляющих: молодые и старые, красивые и уродливые, простецкие и породистые, — казалось, всех собрала здесь бесконечная жажда. На него никто особенно не смотрел — гуляки были заняты кто травлением баек, кто девицами. От раскатистого хохота и завлекающего смеха у Сэма зазвенело в ушах, и он зажмурился. А когда открыл глаза, обнаружил себя, обнимающего Хельгу — такую, какой он её запомнил ночью у реки. Обнажённую, с бледной светящейся кожей и соблазнительными изгибами. Только выражение лица было другим: не было никакого холода и презрения. Её тонкие губы призывно улыбались, меж них сновал острый язычок, глаза горели непривычным огнём, а тонкие тёплые пальцы гладили его по чувствительным местам на шее. Это создание будто бы было и одновременно не было Хельгой. Но это не значило, что Сэм не хотел бы видеть её такой, соблазнительной и оттого ещё более желанной. Он притянул её к себе ближе и прижался к губам долгим поцелуем. Её губы были хмелем, и Сэм пил его, пока мог. Когда он оторвался от тихо засмеявшейся Хельги, гуляние вокруг немного поутихло; собравшиеся господа заняли каждый своё место, их девицы, отступили за спинки стульев, не прекращая призывно улыбаться, чуть покачиваясь, а свет чуть померк. Все словно ждали чьего-то появления. Хельга прижималась к Сэму сбоку, источая жар и тяжело дыша высокой грудью. Сэм стоял, держа её в руках, как какое-то сокровище, и сердце отчаянно билось в его груди, веря и не веря в происходящее. Хельга смотрела куда-то вперёд, и он повернулся туда же. И едва сдержал вскрик. Во главе стола появился дремора. С красно-чёрной рожей, рогами, в полном даэдрическом доспехе, — всё, как в учебнике по Школе Колдовства. Дремора, увидев оцепенение Сэма, захохотал, и в этом смехе было всё: пронизывающий жар Обливиона, страх, смерть и кровь. Но вместе с этим и изрядная доля веселья. — До чего же вы, смертные, пугливые! — отсмеявшись, проговорил дремора, и его слова были встречены ровным строем смешков от пировавших гуляк. Хельга в объятиях Сэма колыхнулась, неслышно фыркнув. Сэм смотрел на заговорившего с ним дремору и медленно понимал, где он оказался и кого он видит. Медленно, но осознавал он, откуда посреди этого прекрасного места образовалась развесёлая попойка, почему рядом за столом сидят такие разные люди и по-свойски общаются, тиская доступных девиц. И даже чуть отстранил от себя возмущённо вскинувшую брови Хельгу — то есть, нет, её подобие, неполную копию. — Ты ведь тот, о ком я думаю, да? — спросил он, подавшись вперёд, к ухмылявшемуся дреморе. Страха Сэм не испытывал, только немного разочарования, что сразу не догадался. — Я — Лорд разгула Сангвин, и если ты так думал, то выпей ещё вина! — дремора шуточно поклонился, на что гуляки отреагировали новым взрывом хохота. — Приятно, наконец, познакомиться с тобой. Как тебе моя свита? Странно было видеть выражение искреннего веселья на лице дреморы. Сэм всё ещё молчал, обдумывая свои выводы. Что же, он не спит, а как-то попал в Очаги Наслаждения. Допился, что ли? — Да брось ты думать, здесь это вредно! — Сангвин махнул рукой, закованной в когтистую перчатку доспеха, и поманил пальцем Хельгу. Она, мягко высвободясь из так и не разомкнувшегося кольца рук Сэма, подошла к лорду и приняла из его рук невесть откуда взявшуюся огромную чашу с красным, как кровь, вином. Перехватив её за богато украшенную ножку, Хельга, покачивая бёдрами и не прекращая пленительно улыбаться, подала её Сэму. Сангвин фыркнул одобрительно. — До дна, мой друг, до дна. За моё здоровье, а? Сэму не оставалось ничего, кроме как выпить, глядя в сверкающие глаза стоявшей напротив девицы с внешностью Хельги. Вино полилось ему в глотку, а она снова прижалась к его боку, слизывая острым проворным язычком стекавшие по подбородку сладкие капли. Вино сразу ударило Сэму в голову: его бросило в жар, быстро распространившийся по всему телу, и он сгрёб не-Хельгу в объятия, забыв, кто она или что она. Он целовал её такие же сладкие, как вино, губы, гладил плавный изгиб спины и спускался к мягким податливым ягодицам. Он держал в объятиях подобие того, чего так не хватало там, в реальности. И не мог, да и не хотел это отпустить. — О, вот это я понимаю — дело, — довольно отозвался Сангвин, тяжко опустившись на свой стул. — Вино и желанная женщина, друг мой, всегда подарят небывалое наслаждение. А наслаждение — единственное, ради чего стоит вам, смертным, жить. Гуляки подтвердили его слова звуком столкнувшихся чаш. — Но об этом мы побеседуем чуть позже. А сейчас, господа, давайте напьёмся и будем развлекаться! — объявил Сангвин и с лязгом хлопнул в ладоши. Чаши гуляк наполнились, откуда-то заиграла весёлая музыка, обнажившиеся девицы пустились в дикий пляс, и Лорд разгула довольно пофыркивал со своего места. Сэм не смотрел на развесёлое гуляние и забыл обо всём, о чём думал — хмель стирал все мысли. Он повалился на услужливо пододвинутый кем-то стул, не прекращая обнимать Хельгу. Он целовал её губы, щёки, шею, ласкал грудь и мягкий живот. Он смотрел в её глаза, и всё, что там было — всепожирающее пламя самого Обливиона. Вокруг сновали неистовые плясуньи, произносили бесконечные тосты гуляки, стукаясь чашами о чаши, громче всех хохотал Сангвин. Сэм, в центре всего этого бешеного разгула, брал то, чего не успел взять раньше. Сэм не знал, когда всё кончилось. В момент высшего наслаждения музыка вдруг затихла, гуляки вернулись на свои места, посмеиваясь, а плясуньи, тяжело дыша, отступили в тень. Сангвин захлопал в ладоши. Сэм отпустил Хельгу, вставшую позади его стула и обнявшую его за шею, и чуть более осмысленно посмотрел на хозяина здешних мест. Сердце в его груди всё ещё отбивало рваный даэдрический ритм. — Так-так-так… Гляжу, ты охоч до наслаждений, — произнёс Сангвин, чуть приподнимаясь со своего места. — Это хорошо. Наслаждения… У вас, смертных, короткая жизнь, вы так мало успеваете попробовать. Я же… Я же могу подарить вам вечность, полную лишь веселья и удовольствия! Сангвин после этих слов встал в полный рост и приблизился к Сэму, неподвижно сидевшему на месте. Тот тяжело дышал, и мысли его были ещё далеко отсюда. Сангвин положил ему руки на плечи. — Скажи мне, друг мой, — сказал он, глядя Сэму прямо в глаза, — понравилось ли тебе здесь? — Да, — кивнул Сэм. Отрицать не стоило: его услада стояла сейчас за спиной, обнимая тёплыми руками за шею. Но он медленно возвращал возможность думать и понимал, что настал момент истины: Сангвин будет предлагать сделку. — Но разве… разве постоянное веселье не надоедает? — Эх, глупые смертные! — Сангвин страдальчески поморщился. — Что за манера? «А разве не надоедает?» Вы просто не умеете правильно веселиться и наслаждаться своим весельем! Вот представь: если ты каждый раз будешь целовать и любить лишь эту девицу, тебе надоест, м? — Когда-нибудь я разлюблю её, — Сэм нервно сглотнул. Она ведь не была настоящей Хельгой. Хельга не продавала душу даэдра. — Тогда ты выберешь другую, и всё начнётся заново, — Сангвин пожал плечами. — Что было в твоей жизни, Сэм Гевен? Одна радость и беззаботное веселье? Сэм опустил голову, признав поражение. А ведь правда, много ли веселья он знает? У него была одна подруга — бутылка. Только она дарила ему радость, а все остальные приходили и уходили. Сколько ещё так будет продолжаться? Докуда он дойдёт в своих странствиях — бродячий маг-пьяница? Сангвин знал, на что надавить. — Ничего не было, — подтвердил Сэм и даже как-то развеселился, приняв это. — Именно! — развеселился и Сангвин, видя, что смертный уже в его руках. — Здесь ты получишь всё на свой вкус: женщин, вино, еду. Только гуляй задорно — и будешь вхож в любой Очаг! — А чего ты потребуешь взамен? — слабо усмехнулся Сэм, мысленно уже принявший предложение. — Твоё тело, — Сангвин, наконец, отодвинулся от него и тоже усмехнулся. — А моя душа? — А душа останется здесь. Я же обещал тебе вечность в Очагах Наслаждения, э? Сэм вздохнул. Беззаботная вечность в Плане Обливиона или тихая, никому не нужная жизнь пьяницы и дебошира? Выбор — для него — очевиден. — Ну давай же. Я тебя давно здесь жду! — Сангвин даже руки приподнял, будто приглашал в объятия. — Так это ты меня всё время напиться подбивал? Забавно, — Сэм встал, приобняв не-Хельгу, и подошёл к Лорду разгула. — Ладно, я принимаю твоё предложение. Забирай моё тело. Сангвин захохотал. А потом исчез, проглоченный тёмной вспышкой. Сэм Гевен грустно улыбнулся. А потом ступил в вечность, полную весёлых гулянок. *** Человеческое тело оказалось очень удобным, как будто Сангвин в нём уже сотню лет проходил. Оно было харизматичным — по человеческим меркам, на лицо не блистало интеллектом, чем очень располагало к себе собутыльников. Сангвин лишний раз убедился, что никогда не ошибается в своём выборе, особенно в преддверии великих событий. В Очагах Наслаждения в последнее время на самом деле стало немного скучновато. Но Сангвин не был бы Лордом разгула, если бы не придумал новую, совершенно особенную авантюру. В мир пришёл новый герой, и все Лорды Даэдра с замиранием следили за его действиями и мечтали заполучить его себе. Сангвину же была важна не сколько его душа — души героев обычно плохо усваиваются, — сколько развлечение. А уж развлекаться герои умеют. Ждать осталось недолго. Вечером Сангвин спустился в питейный зал и расположился на виду. Вскоре дверь пнули, и в таверну зашёл очень хмурый норд в рогатом шлеме, явно мечтавший выпить чего покрепче. Сангвин предвкушающее улыбнулся, мигом оказавшись около героя. — Если желаешь выпить на спор, то ты в нужном месте, — чуть заплетающимся языком поведал он норду, сев напротив. Норд нахмурился сильнее и ударил кулаком о стол. Сангвин принял это за согласие и достал из-за пазухи бутылку с очень крепким пойлом. Развлечение началось!