Прикосновение

      То, что сегодня ночью Хоук никуда не собиралась — счастье. Ладно бы, ходила одна, так нет! Тянет за собой всех друзей, кто ещё не свалился с ног.       Фенрис всё прекрасно понимал: ночью девушка — а тем более, такая прекрасная девушка — не может ходить одна, ибо город полон нехороших людей, которые в лучшем случае заберут кошелёк, а в худшем — жизнь. Но понимать — одно, а мечтать о наступлении ночи только для того, чтобы остаться наедине с собой и выплеснуть накопившуюся за день боль — другое.       От ночи до ночи приходилось ждать слишком долго.       Боль резала тело. Всегда, каждую секунду. Когда кожи ничего не касалось, терпеть было проще, но стоило хоть чему-то задеть лириумный узор, как боль вспыхивала, застилая глаза алой пеленой и заставляя сердце колотиться чаще. Другой бы уже давно сломался и дал волю слезам, а то и вовсе наложил на себя руки, но Фенрис был не из «других». За годы рабства он привык терпеть всё, что сваливалось на его голову. Даже если это была боль. Даже если это была нестерпимая боль. О том, что она не прекратится никогда, даже на единственную секунду, Фенрис старался не думать. В конце концов, он терпел уже слишком долго, чтобы позволить себе сдаться теперь, когда в жизни всё стало налаживаться.       Стянув перчатки, эльф потёр ладонями лицо, шумно выдохнул и откинул голову. Да, со стороны могло показаться, что лириум, вживлённый в кожу, выглядит красиво и эффектно. Красиво, может быть, но…       Фенрис дрожащими пальцами расстегнул ремни, отшвырнул нагрудник в сторону, стянул через голову рубашку и, опершись ладонями на широкие перила, позволил себе глухой, полный нестерпимой боли крик.       Стало вроде бы легче. Долгожданная минута одиночества приносила призрачное облегчение, позволяла поверить, что боль не так уж страшна, что порой она всё же ослабевает, позволяет дышать полной грудью.       Фенрис опустил голову, ссутулился и сгорбился, пытаясь расслабиться, но руки, упёршиеся в мрамор перил, остались напряжены, удерживая на себе вес измученного тела.       Дыхание стало хриплым и частым. Фенрис зажмурил глаза так, что перед ними немыслимым калейдоскопом закружились яркие пятна, закусил губу, пытаясь представить, что он — одно из этих пятнышек, и нет никакого тела, нет никакой боли, нет никакого прошлого, нет Данариуса и наёмников, нет мрачного Киркволла с давящими высокими стенами и цепями, каждую секунду напоминающими о рабстве, нет магов, нет битв, нет ран, да и вообще — ничего нет. Но помогало слабо. Алое пятно прорывалось сквозь разноцветные искры, пожирало их, снова заполняло собой сознание.       Фенрис задрожал всем телом, вцепился пальцами в перила, не обращая внимания на то, что руки тряслись, как у мага, загнанного храмовниками в угол, мотнул головой, сдерживая подступавший к горлу крик. Слишком много сегодня приходилось сражаться. Слишком много движений, слишком много прикосновений, слишком долго в доспехе. Прошлый раз после такого насыщенного дня его угораздило потерять сознание прямо на лестнице и набить на виске громадную ссадину. Потом пришлось врать Хоук, что сцепился с глупым карманником, во мраке ошибшимся с жертвой. Не рассказывать же, что он, её бравый боец, в бою кромсающий врагов как свежие фрукты, по ночам кричит до хрипа и порой даже срывает голос. Он, лириумный воин, слишком сильно впечатлил её ещё при первой встрече, и теперь необходимо было держать марку, чего бы это не стоило.       — Venhedis! — рявкнул Фенрис, ударяя кулаком по перилам. — Fasta vass! — Новый удар, за ним ещё и ещё, в прищуренных глазах злость, страх, отчаяние и нечеловеческая усталость. — Данариус, Мор тебя забери! Я… — Голос вдруг надломился и сорвался на стон. Фенрис согнулся ещё сильнее, едва не касаясь перил лбом, схватил воздух ртом… из груди вырвался странный звук. Вроде бы, плач. Но слёз почему-то не было. Сильные плечи обессиленно опустились, задрожали в беззвучном рыдании, лириум на коже вспыхнул ослепительно ярко, залив дрожащим светом полутёмный зал, но стало легче — страдание дошло до апогея и, отдавшись ему, Фенрис вдруг нашёл долгожданное облегчение. Боль улеглась, затаилась, но он чувствовал — новое движение, новое прикосновение, и она вернётся с той же силой.       Фенрис замер, тяжело дыша. Хотя бы минутку. Хотя бы минутку отдыха от всего этого. Вздохнуть полной грудью, насытиться прохладой воздуха, и можно жить дальше, нормально существовать до следующей ночи, не вызывая никаких подозрений.       — Фенрис?..       Эльф вздрогнул, услышав знакомый голос, произносящий его имя, резко вскинул голову и, едва сдержав вскрик от боли, прошедшейся кнутом по шее и плечам, зашипел сквозь зубы.       В холле, подняв голову и встревожено глядя на него, стояла Мариан. В домашнем костюме, бездоспешная, безоружная. Зачем её принесло сюда?       — Что тебе нужно? — холодно спросил Фенрис, глядя на неё из-под белых волос.       — Просто… стало плохо одной. Весь день улыбаюсь, помогаю людям, но наступает ночь, мне снова снятся кошмары про огра и Бетани, Глубинные тропы и Карвера, про этот странный лириум и прочую дребедень… А помочь некому. И выговориться некому. А хочется…       — Я не лучший слушатель, Хоук, — перебил её Фенрис, выпрямляясь в полный рост.       — Ты уже немного выслушал, — грустно, но благодарно улыбнулась Мариан. — Фенрис… у тебя что-то случилось?       — Нет. — Он смотрел на неё, собрав во взгляде всю злость и весь лёд, который только мог в него вложить.       Но Мариан нельзя было напугать одним взглядом. Вздохнув и опустив голову, она направилась к лестнице. Бледная ладонь легко коснулась серого мрамора перил, и Хоук, придерживаясь за них, стала медленно подниматься, глядя себе под ноги. Фенрис, сжав зубы, отступил на шаг, повернувшись к ней лицом. Почему все маги такие упрямые? Зачем она идёт сюда? Создатель, лучше бы помчалась в порт рубить контрабандистов!       Их разделяло всего несколько шагов, когда Хоук снова подняла голову, смахнула с лица тёмные волосы, словно нарочно показав на секунду белые полосы на запястье, выдававшие в ней мага самой грязной специализации, которая только могла существовать, и посмотрела на Фенриса со смесью тревоги и любопытства.       Под её взглядом он почему-то почувствовал себя голым. Совершенно голым. Даже вздрогнул, быстро опустил глаза, убедившись, что брюки всё-таки не снимал. Где ты, хвалёная выдержка телохранителя? Всего лишь женский взгляд, а уже прошибает холодный пот!       — Я никогда не видела их так близко… — Взгляд Мариан скользил по витиеватому рисунку на теле, изучая его. — Мне казалось, что их должно быть меньше. И что вообще они… другие.       — Прекрати на меня пялиться, как на заморский товар! — Фенрис внезапно пришёл в ярость. — Зачем ты пришла? Я занят!       — Занят чем? — Хоук посмотрела на него серьёзно. Не холодно, не осуждающе. Просто — серьёзно.       И Фенрису внезапно стало стыдно. Он думал, что уже забыл, что это за чувство — стыд. Но — нет. Помнил. Помнил, и очень хорошо. Поэтому опустил глаза.       — Фенрис, я понимаю, что ты не привык доверять. Но я тебе не враг. — Мариан сделала небольшой шаг к нему. — Я пойму. Ты можешь мне сказать.       Эльф отступил назад, посмотрел на неё из-под спадающих на лицо волос. Этот взгляд был… испуганным?       — Я сделала что-то не так? Это из-за магии? Фенрис, я контролирую себя. Слышишь? Я не причиню тебе вреда. Особенно сейчас. Я безоружна. — Она развела руки в стороны. — Тебе нечего бояться. Я не зверь.       Фенрис поднял глаза, встретился с ней взглядом. Замер.       — Если я могу помочь, я помогу. Ты ведь знаешь. Только скажи, и я… — Мягко улыбнувшись, Хоук протянула руку к его плечу…       — Отойди! — Фенрис рявкнул так, что Мариан вскрикнула, отшатнувшись. Она даже не успела отдёрнуть руку, как его татуировки вспыхнули голубым, пальцы стальной хваткой сжались на её запястье, смяв его до хруста, а ногти впились в кожу. — Не трогай меня!       — Ф… Фенрис… — Мариан задрожала, глядя ему в лицо широко распахнутыми глазами. — Фенрис, мне больно.       Он отдёрнул руку так же резко, свечение на татуировках вмиг погасло. Фенрис посмотрел на свои пальцы, словно они были и не его вовсе, виновато взглянул на Хоук, всё так же пряча лицо за волосами.       — Извини.       Голос прозвучал глухо.       — Ты не любишь, когда к тебе прикасаются.       — Не люблю.       — Это был не вопрос. Почему? Это из-за клейм?       Фенрис понял, что у него больше нет сил сопротивляться. Спокойный голос Хоук словно лишал его воли.       — Это из-за клейм, — покорно согласился он, не поднимая головы.       — Я хочу знать. — Хоук, чуть пригнувшись, посмотрела ему в глаза пристальным, серьёзным, но добрым взглядом. — Расскажи мне.       И Фенрис рассказал. Рассказал всё, что помнил. Громко, глядя ей в глаза, не обращая внимания на дрожь в руках. От всплеска эмоций лириум снова засветился, добавив красок в и без того красочную историю. Фенрис задыхался от негодования и ярости, охвативших его от воспоминаний, Фенрис ходил вокруг неё, двигаясь резко и нервно, взмахивая руками. Мариан побледнела, Мариан будто бы уменьшилась, губы её сжались в тонкую полоску и подрагивали на уголках, меж бровей пролегла морщинка, а взгляд наполнился ужасом и страданием, словно она сама прошла через всё то, что ей только что описали.       — Ну, каков я теперь в твоих глазах? — Фенрис остановился перед ней, раскинув руки и глядя в глаза с явным вызовом. — Грязен? Опасен? Противен? Раб? Демон? Кто я, скажи мне!       — Т… ты… человек. Которому… не хватает… заботы. Любви. — Мариан отчаянно боролась с волнением, но голос всё равно дрожал, и она начинала заикаться. Где сейчас хвалёная выдержка мага? Со знатью, с головорезами, контрабандистами и маньяками она говорила спокойно и уверенно, а теперь сердце трепетало, как маленькая птичка, попавшая в силок.       — И тебе не страшно? — Фенрис фыркнул, словно презирая её смелость.       — Нет.       Это прозвучало настолько искренно, что было невозможно не поверить. Весь водоворот чувств в душе внезапно успокоился, улёгся.       Она не боялась его. Она. Его. Не. Боялась.       — Фенрис. — Мариан снова посмотрела ему в глаза. Дьяволица, какой же взгляд. Под ним невозможно было ни врать, ни сопротивляться, ни дерзить. — Фенрис, ты мне очень дорог. Я не хочу тебя потерять.       Он смотрел на неё, чувствуя, что всё тело мелко дрожит. Молился, чтобы это не было заметно.       — Фенрис, прошу, поверь мне. Я хочу быть рядом с тобой. Я постараюсь облегчить… это. Насколько возможно. — Она подняла руку, снова потянулась к нему.       — Мариан, нет, — серьёзно и твёрдо сказал он, отступая.       — Да, — мягко парировала она, делая шаг вперёд. — Ты ведь не будешь от меня убегать.       Фенрис смотрел на изящную руку, тянущуюся к нему, как на клинок, способный перерезать горло. Он знал, что если она прикоснётся к его коже, то снова станет невыносимо больно. Даже лёгкое прикосновение ощущалось, как удар кнутом. И хотя он понимал, что Мариан своё получит, он не мог заставить себя остановиться, перестать отступать перед ней. Она была слишком сильной, и он это чувствовал. Спокойная уверенность и внутренняя сила Хоук ощущались издалека и порой пугали больше, чем её магические способности.       Но судьбу эльфа решила стена, на которую он наткнулся и от которой тут же отстранился, ощутив, как плечи обожгло болью.       — Фенрис. — Мариан остановилась, держа руку всего в нескольких сантиметрах от его лица, где татуировка, изгибаясь, выходила на подбородок. — Доверься мне.       Взгляды на секунду встретились, и за эту секунду Фенрис вдруг всё понял. Закрыл глаза. Поднял голову, открывая шею, сдаваясь на милость стоящей перед ним девушки.       Рука Мариан задрожала. Девушка закусила губу, взволнованно глядя на обречённо-спокойное лицо Фенриса, замершего в ожидании. Никогда раньше она не думала, что будет бояться просто прикоснуться к человеку.       Кончик пальца осторожно коснулся лириумного узора. На ощупь он оказался холоднее и твёрже кожи, но почему-то казался живой частью её. Фенрис болезненно вздрогнул, точка соприкосновения тускло засветилась. Мариан смотрела на него, широко распахнув глаза и не в силах издать ни звука. Её охватило странное оцепенение, словно чудо вершилось сейчас на её глазах.       Напряжённо выдохнув, Мариан медленно повела палец вниз, переходя с подбородка на шею. Фенрис сдавленно застонал, поморщившись. Но Хоук уже решилась. Следя за лёгким свечением, провела пальцем до ярёмной впадины, осторожно скользнула ниже, до груди, и вдруг прикоснулась к ней раскрытой ладонью, накрыв сразу несколько линий. Фенрис распахнул глаза, посмотрел на её замершую руку.       — Тебе больно? — Голос Мариан выдал волнение.       — Да, — честно ответил он, но в следующую секунду вдруг накрыл её руку своей ладонью, прижимая ещё сильнее и не давая отстраниться. — Но главное, что ты рядом.       Мариан не успела ничего понять, как он дёрнул её к себе, обнял, крепко прижимая к груди. Девушка испуганно вскрикнула, только представив, скольких линий коснулось её тело, сколько вспышек боли, подобных удару наотмашь, сейчас почувствовал эльф.       — Фенрис?..       — Заткнись, — проворчал он, утыкаясь лицом ей в плечо и полной грудью вдыхая запах.       Мариан замерла на несколько секунд, нерешительно опустила руку, обнимая его за плечи. Фенрис снова вздрогнул от этого прикосновения, но не отстранился. Наоборот. Вдруг прижался губами к её шее, шумно выдохнул, прижался снова, беспорядочно целуя шею и плечо, прихватывая в порыве нежной страсти пульсирующую в такт ударам сердца жилку; задрожал всем телом, со стоном целуя крепче, буквально впиваясь губами, гладя по спине трясущимися руками, прижимая к груди.       — Мариан… — задохнулся её именем, с нечеловеческой осторожностью прикасаясь к уху. — Спасибо.       — За что?.. — Она, опустив голову ему на плечо, обводила пальцами светлые узоры на смуглой коже, не веря в происходящее. — Я ведь делаю тебе больно.       — Пусть. Зато я теперь знаю, зачем раньше всё это терпел.