Левой, левой, чётче шаг...

Студеный ветер трепал и пригибал к земле пламя костров. Ледяные порывы забирались под полы шинелей, проникали в прорехи в камуфляжных куртках. Холодили уши и щеки, замораживали душу и мозг. Солдаты жались к кострам, бездумно смотрели в ночь. Кто-то думал о своем, кто-то нервно курил, другие доедали остатки ужина или перебирали письма из дома. Один пытался играть на гитаре. Неудачно. – Эй, Вилли, кончай терзать струны и сыграй что-нибудь веселое! – крикнул один из солдат. Шарфюрер Вилли Айзангер устало вздохнул и отложил гитару. Он уже пытался сыграть что-нибудь для поднятия настроения, но ни «Эрика», ни «Хорст Вессель», ни другие солдатские песни так и не смогли разорвать уныние. Мелодии глохли, распадаясь на отдельные ноты. Ночь пила звуки, словно вампир. Гренадер обвел взглядом немногочисленные костры. Их осталось всего сто двадцать человек. Сто двадцать из целого полка. Уставшие, голодные, с боями прошагавшие через половину Европы солдаты 4-го панцер-гренадерского полка СС «Дер Фюрер» находились далеко за гранью человеческих возможностей. Всем им полагалось сейчас спать, набираться сил перед предстоящим наступлением, но сон не шел. Тревога, усталость и безнадега оттесняли его, впивались в сердца тысячами острых коготков. Обессиливали. Чья-то тень заслонила костер. Вилли прищурился, чтобы рассмотреть подошедшего, но проблески костра вырывали из темноты только черную танкистскую форму и петлицы гауптштурмфюрера. Айзангер дернулся было, чтобы подняться и поприветствовать офицера, но тот молча покачал головой и протянул руку к гитаре. Шарфюрер пожал плечами и передал инструмент танкисту. Тот бережно прижал ее к себе, опустился рядом с Вильгельмом на поваленный ствол дерева. Теперь шарфюрер узнал офицера, это был один из танкистов танковой роты. Роты, что сейчас состояла всего из трех танков. Вилли подавил непроизвольное желание отодвинуться подальше. Этого офицера, равно как и его напарницу, солдаты полка «Дер Фюрер» старались сторониться. Ни у кого не сложились с ними теплые дружеские отношения. Потому что, хоть они и имели человеческое обличье, хоть и были одушевленными, для людей все равно оставались машинами. Железными зверями. Генрих сделал вид, что не заметил движения сослуживца. Пальцы Виттмана сжали гриф, коснулись струн. Гитара зазвенела, разрывая ночь, сбрасывая безвольное оцепенение. Запела. А следом за ней запел Тигр: Сумрачный ветер рвётся в небо, Сумрачный ветер будит костры, Воздух, до боли пропитанный бредом, Теснится в моей груди. Кто будет мёртвым, кто будет первым? Я или ты, или кто-то из них? Солнце, оскалившись, лупит по нервам, Вставай, надо идти! Голос Генриха был звучный и сильный. Уверенный. Гордый. Гренадеры поднимали головы, прислушиваясь. Некоторые уже подсаживались ближе к костру Вилли. В глазах солдат горело ожидание. Чего-то, что хоть на миг разорвет цепи бессилия. Левой, левой, чётче шаг, Сдохни – и пусть боги смеются! Где ты видел путь назад? Очнись, нам уже не вернуться... Песня гремела в ночи. Гремела безудержной удалью отчаяния. Отчаяние было тем, что владело сердцами и умами немецких солдат. Песня пестовала его, натирала до яркого блеска. – Какого черта… – молодой гауптштурмфюрер шагнул было по направлению к костру, но был остановлен другим офицером. – Оставь, – бросил Гейнц Ламердинг, командующий 2-й танковой дивизией СС «Дас Райх». – Пусть поет. – Но эта песня разлагает дисциплину! – Оставь, – оберфюрер задумчиво глядел на темнеющую фигуру Виттмана. – Ничего лучше этой песни сейчас и быть не может. Словно в подтверждение его слов к пению Тигра добавился еще один голос. Женский. Боги забыли о нашей судьбе, Счастья нет, но мы ещё живы. Шаг вперёд – и это ответ, А позади наши могилы. Они смотрели друг на друга. Смотрели неотрывно. Пламя костра плясало в их глазах. Гренадеры встрепенулись. В глазах «зверей» не было страха. Только огонь. Мы разучились смотреть назад, Поздно, всё осталось вчера Шаг вперёд... Я вижу, брат, Звёзды в твоих глазах... Музыка гремела в ночи. Эсэсовцы, сгрудившись у костра, подпевали Тигру и Пантере. Пел Вилли Айзангер, пел молодой гауптштурмфюрер, пели остальные бойцы полка. Из темноты возникали солдаты других подразделений, подходили ближе, прислушивались, пели. Даже оберфюрер Ламердинг беззвучно повторял слова неизвестной песни, простые и понятные, как солдатская судьба: Жилы стянуты в узел, Каждому – своя судьба, Помни – за зимою будет Ночь, а там – снова зима. Эх, жить бы! Да времени мало, И даже умереть не успеть, Осталось опустить забрало – Кровь за кровь, смерть за смерть! Ночь больше не казалась чужой и холодной. Ночь жила звуками и огнем. Ночь, огонь и песня вошли в сердца и души, вытесняя страх. Ночь, огонь и песня дали новую надежду. Левой, левой, жизнь – дерьмо, Так зачем за неё цепляться? Выживут те, кому повезло, А мы умеем лишь одно – Не сдаваться...* А потом пришел рассвет. И ночь закончилась, оборвавшись громким криком Ламердинга: – Приготовиться к маршу! Грета стояла на пригорке рядом с Генрихом, глядя, как остатки дивизии «Дас Райх» сворачивают привал и готовятся к выступлению. Перед ее глазами… …звенели кольчуги, бряцали по доспехам, закинутые за спину шиты. Снежная пыль оседала на шлемах, покрывала наконечники копий. Справа неспешной рысью устремились вперед конные рыцари… Майер помотала головой. Перед ее глазами… …гулко топали по промерзшей земле гренадерские ботинки. Снежная пыль оседала на касках и камуфляжных куртках. Справа медленно устремились вперед оставшиеся в строю танки. Боевая группа «Дас Райх» вместе с остальными частями 6-й танковой армии СС выдвигалась на позиции. Арденнское наступление началось. Пантера сжала руку Генриха, никого не стесняясь, прильнула к его плечу. Тигр не отодвинулся как раньше. Он тоже никого не стеснялся. Теперь. – Все так и будет? – тихо спросила Грета. – Как в песне? Им не на что надеяться? Виттман пожал плечами, не отрывая взгляда от марширующих солдат. – Надеюсь, они найдут свое место на небесах. Молчаливый кивок. – А мы? – она глубоко вдохнула зимний воздух, взглянула в хмурое небо. – Как думаешь, нам с тобой найдется место в раю? Тигр поднял голову, прищурился на восходящее солнце. И улыбнулся. Легкой, едва заметной улыбкой. – Узнаем истину вместе, – сказал Генрих и повел ладонью перед лицом. Словно опуская невидимое забрало. * Инсульт – Марш смертников