Укротитель

Карл Простоватый завтракал в окружении ближайших придворных и вел непринужденную, веселую беседу, когда в зал для приемов, чеканя шаг не хуже дворцового алебардиста, вошла его дочь Гизела. Королю хватило одного взгляда на лицо принцессы, чтобы понять — она снова не в духе. Брови нахмурены, губы стиснуты, кулаки сжаты. Его Величество вздохнул и сделал знак рукой. Приближенные, раскланявшись с принцессой, удалились, лишь только в дальнем конце зала любимый шут короля продолжал кривляться, изображая побитую собаку. Гизела с позволения отца присела за стол. — Что омрачило ваш день, дочь моя? — вяло поинтересовался Карл, рассматривая переливающиеся перстни на своих пальцах. — Вся моя жизнь омрачена, она беспросветна, как могила. Хорошего муженька вы мне выбрали, Ваше Величество, — сквозь зубы процедила юная принцесса. — Чем же на этот раз провинился мой достопочтенный зять? — Не притворяйтесь, что вы не знаете. Все только об этом и судачат. Он предается разврату с половиной моих служанок, а другая половина, которая еще сохранила остатки приличий, доносит мне об этом. Я уже не упоминаю всех тех придворных дам и жен ваших подданных, побывавших в лапах этого... медведя, этого гнусного животного! Перед глазами Гизелы поразительно четко вспыхнула омерзительная картина, свидетельницей которой она стала вчера. Мужчина и женщина, сжимающие друг друга в тесной каморке под каменной лестницей. Торопливые, сопящие, ненасытные. Принцесса не видела лица женщины, она успела рассмотреть лишь высоко закинутое белое, округлое бедро, по которому с вожделением скользила мужская рука. Это была рука ее мужа. Она безошибочно узнала ее по металлическому витому браслету, нелепой безделушке с которой он ни за что не желал расстаться... Гизела тряхнула головой, чтобы прогнать неприятное видение, и снова впилась взглядом в отца. — Вас это удивляет, дорогая? Вы уже давно замужем, а продолжаете вести себя так же несговорчиво, как в день венчания. Не подпускаете к себе мужа, а теперь дивитесь, что он ищет... хмм... утешения у других женщин? С момента заключения брака Гизела без конца жаловалась на супруга, не желая смириться с судьбой и своей новой ролью. Короля это начало порядком утомлять. Слезы, капризы, увещевания и просьбы повторялись изо дня в день, поэтому сегодня Его Величество не выдержал. У принцессы перехватило дыхание от возмущения. — Не могу поверить, что слышу от вас эти жестокие слова, отец! Вы отдали меня этому мерзкому язычнику, но я никогда не признаю его своим мужем! Если вы не изгоните его из Парижа, то я напишу самому Папе... — Думать об этом забудьте! Даже не мечтайте! — прогремел вдруг Карл, вскакивая со своего места. — Ноги папских легатов здесь не будет и развода тоже! Когда вы, наконец, перестанете упиваться этой бесконечной жалостью к самой себе и подумаете о долге перед подданными, о будущем Парижа и Франкского государства? От Роллона зависит наша безопасность, и я не допущу, чтобы из-за ваших капризов он отказался защищать столицу от набегов с Севера. Утрите слезы, улыбнитесь, станьте милой, ласковой и обаятельной, как полагается жене, и я уверен, что тогда вам не придется жаловаться на мужа! Сейчас король ни капли не припоминал того вечно расслабленного, недалекого человека, заслуженно носившего прозвище «Простоватый». Его глаза сверкали от гнева, а руки тряслись. Последние слова он кричал вслед Гизеле, которая покидала зал с осознанием, что на отца больше нет надежды, а от ненавистного мужа ей не избавиться. *** Поздним вечером принцесса шла по коридору в сопровождении двух фрейлин. Решение хоть немного сблизиться с мужем далось ей нелегко, но девушка смирила гордость: одна попытка — и ее совесть может быть спокойна. Поняв, что не мил молодой жене, Ролло не стал ломиться в закрытую дверь и начал наслаждаться тем, ради чего он, собственно, и принял предложение франков: почетом, богатством, роскошью, пирами, битвами на мечах и, разумеется, очаровательными обитательницами королевского дворца. Он совершенно перестал обращать внимание на Гизелу, и поначалу это было только на руку принцессе — до тех пор, пока она не узнала о масштабах его похождений. Бессовестные, жадные до сплетен придворные разве что пальцами не тыкали в принцессу, кланялись и выражали почтение в лицо, но стоило ей отвернуться, как потоком лились сальные шуточки и насмешки, которые гордая девушка уже была не в силах терпеть. Возможно, гневная и обидная речь отца содержала в себе зерно истины, поэтому, собираясь на вечернюю встречу с мужем, Гизела как можно старательнее позаботилась о своем внешнем виде. Служанки уложили волосы принцессы в красивую прическу, которую увенчала маленькая, изящная диадема, а платье из светло-золотой парчи освежило лицо девушки. Эти типичные женские приготовления придали Гизеле отваги, хотя в душе она чувствовала полное смятение. Стараясь побороть все сомнения, принцесса сделала глубокий вдох и толкнула дверь в покои, но внутри ее ждал неприятный сюрприз. Ненавистный муж, тоже тщательно одетый и причесанный, явно намеревался куда-то уйти. Торжественный вид Гизелы изумил его, но не заставил изменить планы на вечер. Отвесив дежурный поклон, Ролло направился к двери. — Куда-то собираетесь, Ваше Высочество? — холодно спросила принцесса. — Неужели вас и вправду это интересует, Ваше Высочество? — с усмешкой обернулся Ролло, и Гизеле показалось, что он нагло передразнивает ее. — Надо же, впервые за полгода... — Меня не интересует, куда вы направляетесь, тем более, что назначенная вами встреча и так не состоится. Вам придется остаться здесь и выслушать меня. Гизела долго обдумывала, что и как будет говорить, ей хотелось быть спокойной, миролюбивой и благородной. Но муж настолько выводил ее из себя одним своим видом, что все благие намерения сразу улетучивались. Эти слова прозвучали так резко и безапелляционно, что заставили Ролло убрать руку с дверной ручки. — Вы желаете, чтобы я остался? — спросил он, не веря собственным ушам. — Я приказываю вам остаться! Нетрудно догадаться, какова цель вашего вечернего выхода, однако я здесь для того, чтобы воззвать к вашей совести. Надеюсь, что она у вас есть. Хотите вы этого или нет, но вам придется меня выслушать. Ролло сделал несколько шагов к Гизеле, медленно расстегнул узорные застежки плаща и отбросил его в сторону, а затем впился в жену взглядом, в котором одновременно читались и любопытство, и, как ей показалось, насмешка. Принцесса вдруг представила себя на месте одной из тех многочисленных женщин, с которыми он ей изменял на протяжении последних месяцев. Посмел бы он так уничижительно смотреть на них? О, нет, для других у него наверняка были припасены совсем другие взгляды, она же для него была просто невзрачной девчонкой с вечно кислой, обиженной миной, которая путается под ногами на пути к славе и почестям, обещанными франкским королем. Гизелу затрясло от злости, и она начала на повышенных тонах: — Милостивый государь, вот уже несколько месяцев вы ведете себя совершенно недопустимым образом, забыли о своем христианском долге, позорите не только Его Величество, но и, прежде всего, меня, свою жену. О ваших гнусных похождениях мне все известно. Да что там, о них известно каждой собаке в Париже, ведь вы даже не думаете скрываться! Знайте, что в навязанном браке с вами для меня нет ничего приятного, но я больше не допущу, чтобы... — Ничего приятного, Ваше Высочество? — произнес Ролло, и в его голосе принцессе послышалось что-то опасное. — Поверьте, наш брак мог бы стать для вас очень приятным, я бы позаботился об этом, если бы вы с самого начала не начали трактовать меня как грязного пса, недостойного даже взглянуть на дочь короля. Вы при каждом удобном случае демонстрировали свое презрение и ненависть ко мне, но я был терпелив, очень терпелив. Я никогда не причинил вам зла, не навязывал свое общество, старался принять ваши странные обычаи, выучил ваш гнусавый язык. Ба, под моим командованием отстроили укрепительные сооружения, расширили рвы, обучили войско, выковали сотни новых мечей и топоров, чтобы отразить атаки людей с Севера. Но для вас я по-прежнему значил не более, чем грязь, прилипшая к сапогам. Удивительно, что все-таки нашелся способ привлечь ваше внимание... с помощью других женщин. Поначалу Гизеле стало стыдно, но улыбка Ролло, которой он сопроводил последние слова, показалась ей весьма злорадной и издевательской. — Не спорю, что ваши заслуги перед жителями Парижа в самом деле значительны, и вы оправдали доверие Его Величества... Но ваше поведение абсолютно недопустимо. Вы уже не полудикий язычник с Севера, а зять франкского короля. И я не позволю... Я запрещаю вам посещать других женщин! Запомните это! — А иначе что? — дерзко поинтересовался Ролло, вскинув подбородок и криво усмехаясь. — Иначе я... Все равно найду на вас управу! Я ваша жена! — в бессильной злобе воскликнула принцесса. — Совершенно верно, вы моя жена, поэтому значительно лучше для всех будет, если вы дадите мне то, что дают другие женщины. Гизела покраснела до ушей и совершенно растерялась. Она давно заметила, что Ролло привлекателен, а некоторая неотесанность, грубоватость, которые не сгладились на франкском дворе, непостижимым образом добавляли ему неповторимости. Хоть он и одевался теперь по местной моде, но по-прежнему решительно отказывался отрезать свои длинные «языческие» волосы — и они, и многое другое выделяли его среди прочих мужчин при дворе. Сила и стать Ролло притягивали к нему взгляды. Гизела приходила в бешенство и проклинала саму себя за то, что порой тоже не могла оторвать глаз от своего ненавистного мужа. Женским, первобытным чутьем юная принцесса понимала, что в этом дикаре привлекает других женщин, но из упрямства продолжала сопротивляться и отрицать, что испытывает те же чувства. Противостоять этому сейчас, когда Ролло был так близко, было особенно трудно. — Вы готовы дать мне это, Гизела? Его голос был таким уверенным и властным, что девушке вдруг стало страшно и в то же время так горячо и сладко, как никогда в жизни. Этот вопрос Ролло мог задать лишь той, в которой видел женщину, с которой хотел быть, а не навязанной капризной девчонке. «Я сама виновата в том, что столько времени он предпочитал мне других,» — подумала принцесса и вдруг вспомнила их ничем не закончившуюся первую брачную ночь. Бесконечную ночь, которую она провела, сидя в углу спальни и рассматривая мирно спящего, полунагого Ролло, его могучее тело, покрытое шрамами, скользя взглядом по витиеватой татуировке... — Готова... Но не сегодня, в другой раз, — смущенно пробормотала девушка и бросилась к выходу, но норманн оказался проворнее и, опередив жену, навалился на дверь спиной, полностью перекрыв путь к отступлению. — Почему же? Сегодня вполне подходящая ночь, — со смехом ответил Ролло, надвигаясь на принцессу, как огромная гора. — Не забывайтесь! Перед вами дочь короля франков, вы не имеете права меня принуждать... — Я вас ни к чему не принуждаю, — норманн все продолжал сокращать расстояние между ними, так, что Гизела была вынуждена попятиться и упереться в некстати подвернувшийся сзади стол. Ролло сжал губы, чтобы не позволить им растянуться в улыбке. Девушка понимала, что вела себя глупо, но она не могла вынести этой насмешки в его темных, неподвижно смотрящих на нее глазах. — Вы смеетесь надо мной! Как вы смеете... — в отчаянии воскликнула она. — Нисколько не смеюсь, — Ролло внезапно провел рукой по скуле жены, а затем, запустив пальцы в волосы Гизелы, приблизил ее лицо к своему и поцеловал. С непривычки принцесса дернулась назад, но затылок уперся в огромную ладонь Ролло. Вторая рука крепко обвилась вокруг талии Гизелы, не давая пошевелиться, хотя она предприняла еще несколько безуспешных попыток вырваться из этой медвежьей хватки. Поняв, что теперь сопротивляться бесполезно, девушка уступила поцелуям Ролло, но по неопытности не отвечала на них, лишь замерла, как испуганная пташка, и прислушивалась к новым для себя ощущениям, которые вскоре полностью захватили ее. Норманна не смущало отсутствие реакции со стороны жены, он знал, что делает, и вскоре почувствовал, как руки, яростно упиравшиеся в его грудь, скользнули вверх к плечам, обвились вокруг шеи и начали неуверенно гладить его волосы. Тело своенравной принцессы перестало быть напряженным и подалось к нему навстречу. Гизела сама не заметила, как оказалась на кровати. Когда муж навис над ней, она уже не испугалась, просто последний раз подумала, правильно ли делает, что уступает ему, и тут же приглушенно ойкнула, почувствовав на себе тяжесть Ролло. Его пальцы проворно развязывали тугую, сложную шнуровку, постепенно высвобождая Гизелу из ее нарядного платья. «Я сама не в состоянии сделать это настолько ловко и быстро, где он только научился?» — подумала принцесса, и в ее затуманенной голове промелькнула мысль о всех тех женщинах с королевского двора, на которых муж, вероятно, оттачивал свои «умения». Но вместо того, чтобы с отвращением оттолкнуть от себя Ролло, Гизела еще сильнее прижалась к нему, словно боясь, что он исчезнет, уйдет. Руки мужчины скользили по ее телу уверенно, умело, но не похотливо, как она того боялась. Под напором сильных, не испытанных ранее чувств девушка утратила способность рассуждать, управлять собой, позабыв о том, что она — франкская принцесса, а он — навязанный ей муж-дикарь. Она хотела этого дикаря. Резкая мгновенная боль быстро прошла, уступив совсем другим ощущениям. Гизела крепко зажмурила глаза и не открывала их до самого конца — сейчас было важно только то, что происходило внутри. — Это... все? — ошарашенно спросила она осипшим голосом, когда Ролло тяжело рухнул на подушку рядом с ней. Принцессе казалось, что она стала перышком: в теле чувствовалась невероятная легкость, а из головы стерлись все мысли. И не было сил, чтобы осмыслить произошедшее: всплеск энергии, который сотряс тело девушки, утих и теперь плавными волнами растекался по рукам и ногам, которые приятно покалывало. — Разумеется, нет. Но для первого раза вполне достаточно, — раздался у нее над ухом довольный голос Ролло. Он впервые прозвучал удивительно близко, без вынужденной дистанции, которая все это время существовала между супругами. К Гизеле постепенно вернулась способность различать предметы вокруг, и она уставилась на узорчатый балдахин, растянутый над головой. То, что казалось ей унижением, отвратительной брачной повинностью, на деле оказалось чем-то совершенно иным, а муж-норманн вовсе не был животным. Зачем она так долго терзала и его, и себя? Гизеле было трудно осмыслить свое недавнее упрямое поведение, собрать в кучу доводы, которыми она защищалась от сближения с Ролло, да ей и не хотелось это делать — теперь все это не имело никакого значения. Принцесса прислушалась к дыханию мужа — оно было глубоким и равномерным. Ролло закинул могучую руку над головой Гизелы, как будто желая окружить ее своей силой и защитой этой ночью. От него вовсе не несло конским потом и другими неприятными, «варварскими» запахами, как она себе воображала, лишь шла волна осязаемого, приятного тепла. Подумав о своих недавних мучительных страхах, Гизела хмыкнула под носом. Мерное дыхание Ролло успокаивало и постепенно погружало в сон принцессу. Девушка наслаждалась ощущением покоя, легкости, безопасности, и немного жалела лишь об одном — что от смущения и неопытности почти не отвечала на ласки Ролло, сосредоточившись на своих переживаниях. Ничего, у нее скоро будет возможность вознаградить его за терпение. Совсем скоро... *** Принцесса нашла своего мужа на высоком выступе крепостной стены, откуда он руководил работами по восстановлению оборонных сооружений, частично разрушенных во время набега викингов. Гизела легко и быстро взбежала по истертым каменным ступеням, подошла сзади к Ролло и обняла его, никого не стесняясь. Возившиеся рядом мастера из приличия отвернулись, усмехаясь себе в усы: они уже привыкли к тому, что принцесса часто навещала здесь мужа и открыто проявляла чувства к нему, хотя еще недавно ходили слухи, что она и глядеть на него не хотела. Ролло улыбнулся и приподнял тяжелый край своего плаща, чтобы Гизела могла спрятаться под ним от накрапывавшего неприятного дождя. Девушка сразу же воспользовалась этим немым приглашением и тесно прижалась к мужу. — Как продвигаются работы, Ваше Высочество? — Близятся к завершению. Стены должны выдержать любую осаду. Надеюсь, что мой брат Рагнар не додумается вернуться сюда, чтобы испытать их на прочность. — Пусть это будет головной болью других, — отмахнулась Гизела. — Мы сделали для Парижа все, что могли, и теперь наконец-то отбываем в свои владения. Служанки уже собирают сундуки, отправимся в Нормандию при первой же возможности. Мне нужно срочно увести вас подальше от здешних вздыхающих и льющих слезы дам. Впрочем, теперь они не смеют на вас и глаз поднять, всем известно, что вы принадлежите только своей жене. Герцог усмехнулся и покрепче прижал к себе принцессу. Гизела оказалась не только страстной, но и очень ревнивой. Его никто и никогда так не ревновал, и Ролло это было даже приятно. Служба и Гизела поглощали все его время, поэтому о бывших пассиях он почти не вспоминал. — Там все придется начинать заново, — задумчиво произнес Ролло, глядя куда-то вдаль. — Это дикий край, необжитой, довольно суровый. Нас ждет много трудностей. Но мои люди не могут дождаться, когда же получат свою землю и начнут ее обрабатывать. Ведь именно за этим викинги прибыли сюда. — Неужели вчерашние головорезы с Севера в одно мгновение превратятся в мирных землепашцев? — хмыкнула Гизела. — Люди меняются, если происходит что-то хорошее. Например, я очень изменился, а вы, Ваше Высочество — еще сильнее. — Верно. Теперь я ничего не боюсь, — уверенно ответила принцесса. — Нормандия будет принадлежать только нам, и там мы напишем новую историю. Ролло с удивлением и восхищением взглянул на жену. С самого начала он предчувствовал: несмотря ни на что, в душе она именно такая — смелая, благородная, решительная, но до сих пор не мог поверить, что ему удалось укротить эту женщину.