ㅤ
14 июня 2016 г. в 06:49
Через две недели после инцидента со Сланцем, Ята пригласил Фушими в бар Хомры. Позвонил на телефон, говорил торопливо, но вполне уверенно. Фушими не мог отказаться, да и не хотел, он даже признался себе, что все это время ждал звонка Мисаки. Мунаката сказал, что это справедливо — прийти на территорию Хомры, как доказательство действительно серьезных намерений Фушими. Он тогда не ответил, но с Мунакатой согласен не был. Мисаки не нужны такие доказательства или что-то подобное, все, что было нужно, уже было доказано и сказано.
Во взгляде Мисаки легкая неловкость, в движениях нервозность, все жесты слишком преувеличены, раскованы, словно он пытается доказать всем и самому себе, что все в порядке, все под контролем. Фушими мог бы назвать его поведение до отвращения нелепым, но молчит. Он сам ведет себя подобным образом, он знает. Пытается ехидничать, но все слова и колкие придирки имеют кислый привкус горечи – как невысказанные застаревшие шутки, которые уже давно потеряли актуальность. Они сидят в баре, в чертовом баре, где можно выпить, отпустить себя, расслабиться наконец. Фушими даже заказывает себе что-то, но не пьет — понимает, что алкоголь все усугубит, сделает все происходящее еще более картонным и тупым. Неуместным.
Общаться — нормально, полноценно — тяжело, разговор выходит скомканным, неповоротливым. Обыденно-неважным. Не потому, что Ята до сих пор держит обиду — они все выяснили еще тогда, в штабе Зеленых — дело в нем, в чертовом и безжалостном времени. Порознь прошли слишком долгие, важные годы. Настолько важные, что отбросить их и вернуться к «прежнему» не получается.
«Что нового, Сару?», — спрашивает Ята, после долгой паузы. Фушими не смотрит на него, отвечает сухо и коротко. На автомате, для галочки. Рассказывает о каких-то глупостях, но потом замолкает.
Нового — до одури. Но еще больше старого, такого… у сердца. И оба они такие же — узнанные друг другом до мелочей, до мозга костей, но при этом страшно незнакомые. Фушими хочет уйти: его тошнит, хотя он совсем не пил.
Ята улыбается уголком губ, тряхнув головой. Фушими не помнит этот жест, такого просто не было раньше. Не у «его» Мисаки. И это понимание настолько внезапное и очевидное, что он невольно повторяет жест.
Потом — все же — проходят эти мучительно долгие десять-пятнадцать минут привыкания к себе и друг к другу. И когда, наконец, чертовы смотрины кончаются, Фушими осознает, что дышать становится легче, и мутить его перестало. А Ята перестал украдкой озираться кругом, словно в поисках слов или ободрения. Улыбается уже открыто, во весь рот, размахивая руками все так же размашисто, но без прежней напряженности.
Фушими, наконец, переводит взгляд со своего стакана на Мисаки, слушает, слегка склонив голову и не понимает, когда сам начинает улыбаться — легко и как-то излишне мягко. Ята это замечает, прерывается на полуслове и внимательно смотрит на него. Фушими недовольно кривиться, поправляет очки. Ему хочется сказать что-нибудь ехидное и резкое, как он привык, но Ята откидывается на спинку стула и начинает негромко смеяться, все еще смотря прямо ему в лицо. Ерошит волосы, а следом признается — неожиданно-откровенно, вдруг.
«Я скучал по тебе больше, чем признавал. Больше, чем мог представить».
Фушими давится своим недовольством и обидными придирками, хрипло выдыхает.
«Я тоже, Мисаки».
Ята возмущается, напоминает о запрете на свое имя, но Фушими не вслушивается. Он чувствует себя уязвимым, слабым после своих же слов. Он просто подставился, открывшись и признав что-то личное, то, что никто не должен был знать. Ему хочется уйти и больше никогда не говорить с Мисаки.
Ята почувствовав его замешательство, легко касается рукой его плеча, обеспокоено заглядывает в лицо.
«Сару, ты чего завис?»
Фушими выдыхает носом, прикрывает глаза и старается расслабиться. Он чувствует себя идиотом и недовольно бурчит, что все в порядке. И тут же приходит ужасное осознание — он отвык от Мисаки, отвык от доверия. Отвык от себя.
Ята отстраняется, но руку убирает не сразу, будто чувствует, что Фушими готов позорно сбежать. Потом рассказывает ему про стычку с двумя бугаями, размахивает руками, корчит гримасы, говорит слишком громко, смеется чересчур неприлично. И только тогда у Фушими получается унять свою паранойю.
Чуть позже, чувствуя себя достаточно спокойно и уютно, он обнаруживает, что уже не просто молча слушает Мисаки давая ему возможность выговориться. Они обсуждают — сначала их силу, силу Сланцев, что медленно покидает мир, потом — резко, без переходов — музыку. Ята называет какие-то группы, дает Фушими свои наушники, включает песни без разбору, не давая дослушать до конца и тут же включая следующую. Фушими слушает, комментирует с какой-то жадностью, подмечает что раньше у Мисаки был немного другой вкус. Потом они говорят о кино, Ята возмущенно кричит на весь бар, что Фушими ни черта не понимает в фильмах про супергероев.
Под конец они даже слегка напиваются. Легкий, едва заметный дурман алкоголя кружит голову, действительно расслабляя. Фушими в открытую смеется над несуразными шутками Мисаки перестав обращать внимание на других из Хомры. На часах почти десять, когда они начинают собираться домой.
«Мы здесь почти три часа, Сару! Я даже удивлен», — улыбаясь, говорит Ята, когда они выходят из бара. Он тянет Фушими за собой, предлагает прогуляться — как в старые добрые.
Фушими молча соглашается, идет следом и глупо улыбается. Если бы он выпил еще чуть-чуть, то признал для себя, что в некоторой степени счастлив. Может быть даже, рассказал об этом Мисаки, если бы был пьянее. К счастью, Фушими еще в достаточной мере себя контролировал.
Но ленивое и благостное настроение Фушими кончается сразу, как они выходят к перекрестку. Вновь чувствуя напряжение повисшее между ними, Фушими останавливается. Мисаки встает рядом, но смотрит в сторону, не на него и ставит скейт у ног. От всего этого у Фушими щемит где-то в груди, около сердца.
Все уже не будет так как раньше, как бы они не старались. Это знает Ята, это знает Фушими, нет нужды говорить вслух и обсуждать. Очевидные вещи. Им не вернуть прошлых себя. Бывшие лучшие друзья, бывшие одноклассники, бывшие соклановцы. Им остаются лишь подобие отношений — встречаться раз в полгода, выпивать вместе, с легкой грустью вспоминать былое, подчеркнуто вежливо интересоваться делами, чтобы потом опять разойтись. Точно как сейчас. Стандартные взаимоотношения, без трагедий и обид, без вспышек чувств и эмоций. Ровное ничего, безвкусная тоска.
Это было невыносимо. И не в меру правильно, так, как должно. Привычно до омерзения и злой безысходности.
Фушими, к сожалению, никогда не был правильным. И не обладал достаточной чуткостью чтобы как-то сгладить ситуацию. Нахмурившись, он начинает без предисловий, старательно глядя только на светофор.
«Ты хотел, чтобы я тебе объяснил».
Ята косится на него, слегка хмурится, выглядит на удивление серьезно и собрано.
«Мы можем…», - торопясь, продолжает Фушими. Он опасается, что Ята скажет что-нибудь, что спугнет все его желание и смелость.
«Я хотел бы нанести ответный визит. К тебе, да. В ваше общежитие», — зачем-то уточняет Ята и тут же широко улыбается. Словно бы с облегчением. Он тоже никогда не был правильным.
На светофоре загорается зеленый свет, но Ята не двигается с места, смотрит на Фушими, будто чего-то ожидая. Фушими растерянно и коротко улыбается ему в ответ, кивает. И только тогда Ята встряхивается, резким движением перехватывает скейт. Проходя мимо Фушими он хлопает его по плечу и добавляет:
«Я позвоню сегодня, Сару. Бывай!»
Фушими смотрит ему вслед, отчаянно пытаясь понять за каким чертом нужно звонить ему непременно сегодня. Тем более, сразу после встречи. Но против ничего не имеет.
Пожалуй, если бы он выпил чуть-чуть больше, то позвонил бы первым.