Семья

Лгать во благо — удел лишённых. Уцухо так себя убеждал. Будучи оным, он шёл по своему пути в одиночку — планировал идти. Пока не встретил Читчорину, Якуму, Нею… всех. Пока не нашёл семью, новую, конечно, ни в какое сравнение со старой… но семью. Бесценную, дражайшую. Азако смотрит на Якуму — пристально, почти пробирающе, словно сквозь одежду, кожу — всё. Якума не обращает внимания, лишь латает себя и окружающих, слегка шпыняя Узуме по голове. Цукумо мельтешит рядом — слегка паникует и кривится от запаха крови Коширо. Уцухо тоже терпеть его не может. Совсем. Кровь у Якумы пахла совсем по-иному, чем любая другая. Именно этот запах сводил с ума, дурманил. Но больше — злил, до безумия, до черноты в глазах. И Уцухо смеялся — вымещал злобу на Якуме, но доктор упорно не отвечал. Терпел. Улыбался. И, за что-то, извинялся. Чоза пару раз настаивал — прекратить всё это, Цукумо в открытую защищал, Нея галдела и даже Узуме, самый глупенький, отрицательно качал головой, утверждая, что Кодзю надо беречь. Кодзю — один такой на всём свете. Ох, как же он прав. Азако готов с этим согласиться, готов подписаться под каждым словом — доктор, Якума, он такой один, никого похожего, даже близко, не существует, существовать не будет, о, кому как не Уцухо это знать! Но Уцухо лгал во благо — только не понимал, во благо кого? — и смеялся: - Якума — семья, а в семье так принято, шпынять друг дружку! Да и ладно вам, не помрёт! Якума не помирал. Упорно был рядом. За руку держал — крепко, не позволяя упасть. Не позволяя упасть. И Азако смотрит — на эту самую руку, которая ласково треплет залатанного Узуме по голове. Смотрит. Пристально, по привычке пробирающе. И Нибио смеётся: - Всё видно. Уцухо вздрагивает. Оглядывается. Улыбается с уверенностью. - Видно что? - Всё, — прикрывает глаза Нибио, — я живу больше твоего. И всё вижу~ Азако не понимает. - Якума — семья. - Семья. Только роль его не путай. Нибио уходит к принцессе, но попадет под раздачу — проспиртованной ваткой прямо в израненный лоб. Слегка шипит от боли, но замолкает, смотря на Якуму — обеспокоенного и слегка отрешенного. Ведь каждая их рана — отзывается в нём с большей болью. И Нибио это понимает. - Только это, поскорее лечи~ - Тебя — быстрее ветра, — Коширо улыбается, доставая антисептики. Азако смотрит. Смотрит. Смотрит. Слегка касается его волос — когда-то длинных. И улыбается, видя, как он скривился в лице от неприятных — или приятных? — ощущений. Якума спит чаще всего чутко, но сейчас — крепко и безропотно. Тяжёлый выдался день, тяжёлый бой, тяжёлые раны — и всё на нём. А ещё забота о детях, Цукумо и Узуме, помощь Чозе с его проблемой, помощь Нее, которую он сам вызвался оказать. Азако мало что понимает в Якуме. Точнее, не понимает его, живущего для других, вообще. Хотя должен понять — сейчас должен, ведь поклялся тоже жить для других, лгать для других, для блага других. Быть как Якума, только умнее и лучше. И хотя часть «умнее» присутствует, «лучше» всё никак не показывает себя. Но Азако её показать — отчего-то так отчаянно — пытается. - Якума — семья, — шепчет он тихо, а ветки неяркого костра потрескивают. Следующий на дозоре Чоза, будить его только через два часа. Времени — слишком много. В то же время — чертовски мало. - Драгоценная семья, — уверяет Уцухо прежде всего себя. Отчего-то ему кровь из носу надо уверить в этом себя, как мантру повторять в голове злосчастное слово семья, убеждая себя в своей правоте. Якума дёргается, и Азако едва сдерживает себя, чтобы не ударить — по привычке уже. Синие глаза приоткрываются, а заспанный вид доктора совсем не внушает доверия — непривычен, почти чужд. - Уцухо?.. — полушёпот звучит громче положенного, а голос ещё не окреп после спокойного сна. Якума слегка улыбается. — Хочешь спать? Мне сменить тебя? - Ты ж после Чозы, — нарочито важно ворчит Уцухо, забыв на мгновение, что сам разбудил доктора. Якума приподнимается, смотрит на костёр — позволяет глазам привыкнуть к свету. - Я помню, однако… - Спи давай. Всё равно, глядишь, опять напоришься на какого-нибудь разбойника, который тебя обведёт вокруг пальца, и ты выле- - Это было всего несколько раз! — огрызается Якума и плюхается на землю. Тяжело вздыхает. — Прости. В последнее время я довольно плохо спал. Вина укалывает почти сразу же — а из-за кого? Из-за Уцухо, кретина, втянувшего их в очередную гонку за жизнь. - Вот и спи дальше. - Уцухо? - Что ещё? — фырчит Азако недовольно — и отчего-то счастливо. Ведь давно — давно-давно — они не разговаривали по душам. Что уж говорить о времени после появления Чозы и Цукумо, казалось бы полностью завладевших вниманием Коширо. - Спасибо, — Якума улыбается, поворачиваясь к нему. Волосы лезут в лицо, но доктору, кажется, совсем плевать. — За… всё. Просто спасибо. - Оу, как мило, какие сантименты пошли! Я аж сам растрогался! — язвит ицуварибито. - Да ну тебя! — доктор зевает. Даже зевает — тихо, чтобы никого не потревожить. Азако смотрит. Смотрит. И смотрит. Якума — семья. Якума — драгоценная семья. - Ложь во благо меня, — фырчит Уцухо, утыкаясь лбом в дерево. И крепче сжимая забинтованную руку спящего доктора. Якума — семья. И роль его — роль возлюбленного. - Нибио, чёртов кошак, — рычит Азако и улыбается. Завтра он снова будет лгать во благо себе и остальным. А по ночам — вот так вот смотреть на Коширо и понимать. Уцухо — бесконечный идиот, влюблённый в своего хорошего друга.