Сделать первый шаг

Тьелпэ с глухим стоном уперся лбом в ворота с восьмиконечной звездой, непроизвольно сжались кулаки. Как решиться? Уже месяц, как отец вернулся из Мандоса, и мать сразу же убежала к нему, он едва окликнуть её успел. А вот у него до сих пор не хватало духу прийти. Понимал, что необходимо, но не мог отважиться. А сегодня понял, что больше терпеть не сможет, ноги сами принесли его сюда. Вот только что делать дальше? Просто войти? Да, наверное. Но отец, что скажет он, когда увидит сына? Поверит ли? Простит ли? Только Эру знает, как часто сожалел он о словах, сказанных в Нарготронде. Тогда ему казалось, что он правильно поступает, но потом… Узнав о смерти отца, Тьелпэ чуть с ума не сошел. Ему не давало покоя то, что он расстался с Куруфинвэ в гневе. Да, то что сделал Атаринке, было трудно понять и невозможно простить. Но и он тоже оказался плохим сыном. Надо было бороться за него, бороться изо всех сил, а вместо этого он его оставил. А ведь окажись он рядом с ним в тот день, кто знает… Перед глазами стояло перекошенное болью родное лицо… Как он мог причинить ему столько горя? Как мог забыть об узах родства? Отец ушел в Мандос, а он так и не попросил у него прощения, не сказал, что любит его… Он сел на землю у ворот и уперся лбом в колени. И почему он сам не ищет его? Не хочет знать сына, по-прежнему считая его предателем? Что ж, если так, то он поймет и не осудит. А если нет? «Вдруг, — мелькнула шальная мысль, — он тоже боится поговорить со мной?» Эх, спросить бы у кого… Но к первому встречному не пойдешь с таким вопросом, а матушка еще ни разу не покинула стен этого дворца. Она, наверное, счастлива… Тьелпэ вспомнил, как целыми днями простаивала она у окна, глядя на море, как на олицетворение всех своих надежд, пусть и прошло уже слишком много времени с тех пор, как отец ушел в Чертоги Намо. Да, наверняка её желания сбылись теперь. Он снова оглянулся на восьмиконечную звезду на воротах. И он боится войти в свой дом! Боится узнать правду… Тьелпэ внезапно вскочил на ноги. Хватит, сейчас или никогда! Дольше так продолжаться не может! Он занес было руку, собираясь постучать, но тут ворота отворились сами. Высокий рыжеволосый эльда смерил его взглядом и улыбнулся, так тепло и по-родственному, что у того сжалось сердце… Может, его ждут здесь? В глазах мелькнула безумная надежда. — Ты решил стать стражем собственного дома? — улыбнулся Нельяфинвэ. — Здесь не Химринг, Тьелпэ. Входи. — Дядя Майтимо, он… как он? — одними губами прошептал Тьелпэ, жадно ловя каждое слово Нельо. Старший феанарион потер подбородок и внимательно посмотрел на племянника. — Ты знаешь, пожалуй, это первый раз, когда я действительно не хочу вмешиваться. Это только ваше дело, личное, отца и сына, и решить его можете только вы. Одно могу сказать наверняка — он ждет тебя. Так что иди, Тьелпэ, и… не верь глазам своим. Слушай сердце. И Мастер кивнул дяде и пошел. Пройдя по дорожке через сад, он ступил под родной кров. Где же искать отца? Впрочем, ноги уже сами несли его в гостиную, к камину, к любимому месту Куруфинвэ Атаринке. «Как тихо в доме… Интересно, где же все? Я ведь точно знаю, что они уже давно вернулись, все семеро». Он шел, и взгляд его то и дело останавливался на знакомых с детства предметах, в памяти всплывали картины далекого прошлого. Дом… всегда полон народу, шумный и веселый. Вот дядя Турко собирается на охоту вместе с Амбаруссар. А дядя Макалаурэ, как всегда, в саду, и оттуда доносится удивительно красивая музыка. «Вот только съем немного варенья, и сразу пойду послушать», — проносится в голове маленького шалуна мысль. Еще сегодня дядя Морьо собирается идти к родителям леди Эльорэ — наконец-то он решил жениться! Там дядя Майтимо что-то пишет у окна, но к дому уже подходит Финдекано, поэтому, чем бы он ни был занят, времени у него осталось мало. А отец и дедушка Феанаро снова заперлись в мастерской. «Надо обязательно попросить их взять меня как–нибудь с собой», — успевает подумать он. А вот мама и бабушка Нерданэль — пытаются навести в доме порядок, впрочем, как всегда безуспешно, учитывая количество мужчин под одной крышей. Сам же он в это время активно путается у всех под ногами и пытается успеть сразу всюду, до тех пор, пока его не изгоняют в сад играть. А сегодня такая удивительная тишина… зловещая. Тьелпэ поёжился. Неужели все разошлись специально? Из-за него? «Но, в любом случае, пути назад нет. Надо разобраться с этим раз и навсегда, так почему не сейчас?» И он решительно распахнул дверь залы. И замер на пороге. Темная макушка виднелась из-за спинки кресла, в руке Атаринке был зажат чеканный кубок, инкрустированный рубинами. Он сделал его еще до Исхода. «Слишком крепко, пожалуй», — подумалось ему мельком. Краем сознания заметил, как в боковой двери метнулась и исчезла светлая голова. «Это он меня не хочет видеть, или ушел, чтобы нам не мешать?» — невольно подумал Мастер. Ответ на этот вопрос вдруг стал для него очень важен, но узнать его не было решительно никакой возможности. Тьелпэ глубоко вздохнул и подошел к креслу, и, не решаясь посмотреть отцу в глаза, встал у него за спиной. Повисло тягостное молчание. Куруфинвэ ничем не дал понять, что заметил появление сына, а сам он отчего-то не решался заговорить первым. Наконец, когда тишина уже начала давить, неожиданно раздался голос Атаринке, сухой и резкий: — Ну? Ты, видимо, что-то хочешь мне сказать, Тьелперинквар? Зачем ты пришел? Мужчина дернулся, как от пощечины. Никогда еще отец так с ним не разговаривал, и дело было даже не в резкости тона, уж в чем в чем, а в чрезмерной нежности по отношению к сыну он никогда замечен не был, но это «Тьелперинквар»… Раньше обычно он называл его просто Тьелпэ, иногда «горе моё» или, в крайнем случае, «маленькое чудовище», когда, бывало, он что-то набедокурит. И только однажды отец назвал его полным именем, там, в Нарготронде… «Неужели он настолько зол на меня? До сих пор?» — от охватившей его глухой тоски захотелось взвыть. — Атар… — попробовал начать Тьелпэ, но голос его предательски задрожал и оборвался, — я… На большее его сил не хватило. Как объяснить все отцу, чтобы он понял? Как сказать ему о своей любви? «Милостивые Валар, помогите мне подобрать нужные слова». — Что ты? — спросил Куруфинвэ, по-прежнему не глядя на сына. — Сколько раз я тебя учил в прошлой жизни, что выражать свои мысли надо четко и уверенно, или не говорить вовсе? Ты внук Феанаро, ты уже сам был правителем. Что с тобой? «Не верь глазам своим», — прозвучали у него в ушах слова Майтимо. И Тьелпэ понял. — А еще я твой сын, атаринья, — ответил он, на этот раз уже громко и внятно. — Ты пришел, чтобы сказать мне об этом? — Да. — Но ты ведь уже отказался от меня однажды, разве не так? Ему показалось, или в голосе отца он и вправду услышал горечь? — Нет, атто, я никогда не отказывался от тебя. Я сказал тогда, что не хочу иметь ничего общего с твоими делами, но у меня и в мыслях не было отрекаться от родства с тобой. Потому что ты мой отец. Потому что я люблю тебя! — почти выкрикнул последнюю фразу Тьелпэ. Куруфинвэ отставил кубок и встал, наконец, чтобы посмотреть на сына. И столько боли и внезапной надежды было написано на его лице, что в глазах молодого нолдо заблестели непрошенные слезинки. — А ты хочешь знать, почему я все-таки создал те проклятые Кольца? — Да, вот сделай такое одолжение, расскажи пожалуйста. Мне и вправду очень интересно, что это на тебя нашло. Как ты мог поверить ученику Моргота? Ведь тебя же предупреждали. На губах Тьелпэ мелькнула на миг горькая усмешка. — Быть может, всему виной наша семейная гордыня? Или же я сам хотел быть обманутым, кто знает. Куруфинвэ показалось, что весь груз прожитых лет, много больший, чем у него самого, лёг внезапно на плечи сына. На дне глаз его промелькнула такая тоска, что отцу вдруг захотелось оборвать его, чтобы не дать воспоминаниям причинить боль. Но он должен был услышать ответ. Между тем, куруфинвион продолжал. — Это случилось потому, что я самому себе хотел доказать, что я по-прежнему твой сын… атаринья. Что я способен на большее. И чего стоит, скажи, весь мой прошлый опыт, если в итоге я подвел мой народ и своими руками пустил в дом Врага? Я оставил когда-то тебя, чтобы самому выжить, но даже этого сделать, увы, не смог. Тьелпэ перевел взгляд на окно, но вряд ли он там видел что-то. Прикрыл на миг глаза, собираясь с духом, и, наконец, снова обратил взор на родителя. — Я не могу взять назад однажды сказанные слова, но я прошу у тебя прощения. — Речь его вновь звучала спокойно, а глаза смотрели решительно. — Я… я люблю тебя, отец, и мне без тебя очень плохо. Ты думаешь, что я все забыл, но ты ошибаешься. Я все отлично помню, каждый прожитый вместе день, и, поверь, это самые дорогие для меня воспоминания. Я помню, как маленьким полез сквозь заросли кустарника за подарком маме и весь исцарапался, а ты меня лечил. Помню, как ты утешал меня, когда я первый раз потерпел поражение в драке. Я помню, как ты учил меня ездить верхом, и все минуты, до единой, проведенные с тобой в мастерской, все твои уроки. Да, и не смотри на меня так. И Исход я помню тоже… Мне пришлось выбирать тогда между тобой и мамой. Но матушка оставалась дома, в безопасности, а тебя я не мог отпустить одного — без меня ты бы пропал. Ата… Ты нужен мне, ты мне очень нужен… И, закончив говорить, он опустил голову, ожидая приговора родителя. Теперь он действительно все сказал. Но минуты текли, а Тьелпэ так ничего и не услышал в ответ. И тогда он поднял взгляд и увидел в прежде холодных глазах Атаринке… Любовь? «Неужели мне это не кажется?» — взволнованно подумал он и сделал первый нерешительный шаг вперед. И тут же сказался в объятиях отца, таких крепких и таких родных! — Ох, горе ты мое, что же тебя нельзя одного-то оставить? — прошептал он срывающимся голосом и ласково взлохматил вихры сына. Поцеловал в висок. — Весь в меня… Мастер. Этого Тьелпэ вынести уже не мог, слишком велико было душевное напряжение и слишком сильна разрядка, и он, словно маленький ребенок, а не давно уже взрослый нолдо, умерший и возродившийся, расплакался прямо на груди отца. Тем временем тихо подошедшая сзади мама обняла их обоих и, поцеловав по очереди каждого из них, с легким упреком в голосе произнесла: — Ну наконец-то вы помирились. Два несносных упрямца. Я уже начала бояться, что вы заставите меня выбирать между мужем и сыном. Этого бы я вам никогда не простила. ___________________ Атар — отец Атто — папа Атаринья — отец мой