I'm gonna dance with my princess By the light of a magical moon…
Марк смотрит почти немигающим взглядом в стену, будто видя на ней нечто скрытое от чужих глаз. Голос его тоже слегка дрожит, как гитарная струна, и Микки замечает, что он звучит совсем иначе, чем на тех записях, что Марк раньше ему ставил. С причудливой психоделикой на фоне, голос был тогда насыщенным, довольно низким и отстранённым, словно он читал мантру. Сейчас же Микки удивлённо слушал нечто лёгкое, воздушное и поистине волшебное, отмечая про себя, что тембр стал гораздо выше и мягче. За этот недолгий промежуток времени Микки успел близко узнать Марка — даже как-то слишком уж близко, — и всё равно он продолжал оставаться для него загадкой. Не меньшей загадкой было появление Марка в его судьбе — внезапное, неожиданное и совершенно необъяснимое. В нём был какой-то особый, неземной магнетизм, противостоять которому не представлялось возможным. Микки и вообразить себе не мог, что связь с мужчиной может означать для него не эксперимент из числа тех, что случались у него в дыму и сумраке вечеринок после употребления должного количества спиртного, а нечто серьёзное. И, как ни странно, ему это не казалось чем-то противоестественным. Марк явно был гораздо опытнее в вопросах однополой любви, но Микки старался об этом не думать. Главное — Марк занял важное место в его жизни, потеснив собой всё остальное. Марк всего лишь чуть наклоняется к грифу гитары, а сердце Микки на мгновение дёргается, словно тот боится, что Марк ускользнёт. Это секундное беспокойство, вероятно, заметно по его внешнему виду, потому что Марк молниеносно оборачивается, сверкая глазами из-под кудрявой чёлки. Микки замирает, почти не дыша, зачарованно наблюдая за тонкими пальцами Марка, легко скользящими по струнам. Пусть он не Хендрикс, не Клэптон и даже не Пейдж, но какое это имеет значение? Он кажется Микки истинным чародеем гитары. Игра превращается в его исполнении в магический ритуал, а слова песни — совсем простые, без подтекстов и подсмыслов — звучат для Микки как заклинание. Марк, видимо, улавливает его выражение лица и с озорным смехом трясёт перед ним рукой: «Ну что ты застыл? Всё в порядке?». Марк будто открыл ему дверь в иной мир — как в сказках или фантастических рассказах. Вроде не знаешь, что ждёт тебя за этой дверью, но чувствуешь, что нужно смело ступать туда и не медлить, иначе волшебство исчезнет. Иногда Микки начинало казаться, что всё происходящее — просто невероятно реалистичный сон, — да, осознанное сновидение, в котором ты совершенно свободен в своих поступках и волен делать что угодно. Но Микки твёрдо знал одно: он не хотел бы, чтобы этот сон заканчивался. Вспоминался Льюис Кэрролл:Если мир подлунный сам Лишь во сне явился нам — Люди, как не верить снам?
Словно желая убедиться, что это всё-таки не сон, Микки дотрагивается до плеча Марка, двигаясь к спине. Через тонкую ткань рубашки ощущаются острые лопатки. Микки приближается вплотную, пытаясь поймать его губы, и Марк со смешком вскрикивает: «Ай, ну ты же колешься!». Но тут же он обвивает руками его шею, и Микки удаётся вырвать у песни поцелуй. Гитара падает на пол, растворяя в воздухе последний звук случайно задетой струны. Наконец отстранившись, Марк внимательно рассматривает лицо Микки, словно видит его впервые в жизни, и слегка касается пальцем его подбородка. — А не отрастить ли тебе бороду? — задумчиво предлагает он. Микки посмеивается: — Бороду… Как у Гендальфа, что ли? — Ну-у, не обязательно… Достаточно просто как у Стива… — Марк раздражённо машет рукой. — Чёрт бы побрал этого Стива! В общем, как-то так, — он отмеряет ладонью расстояние от щеки примерно в сантиметр. — Но зачем мне борода? — любопытствует Микки. — А вот представь себе… Ты же знаешь, что мои люди раньше носили небо в волосах, а теперь носят звёзды в бровях?.. А ты будешь носить звёзды в бороде. Микки улыбается, прижимаясь щекой к щеке Марка, и ощущает, как пульсирует жилка у него на шее. Копна кудрей Марка касается волос Микки, таких же длинных и тёмных, только волнистых. Противоположности притягиваются. Какая затёртая, какая пошлая фраза. Да и такие ли они, в сущности, противоположности? Они любят одно и то же: рок и блюз, фэнтези, абстрактную живопись, фильмы Феллини… Но ведь, в конце концов, увлечения человека определяются во многом временем, в котором он живёт. Жили бы они в том самом шестнадцатом веке — любили бы пение менестрелей и публичные казни, жили бы в двадцать первом — любили бы космические полёты, — или что там ждёт человечество в следующем столетии?.. Но главное осталось бы неизменным — их натуры. Он, Микки — обычно тихий, непритязательный и порой застенчивый — и Марк, самолюбивый, энергичный и привыкший действовать, а не размышлять. И всё равно, в любую эпоху их непреодолимо тянуло бы друг к другу, невзирая на все общественные запреты. Наверное, судьба, — странная штука, кажущаяся ещё более таинственной и несбыточной, чем динозавры. Марк оглядывается на окно: — Ты смотри-ка, дождь прекратился. И даже солнце пробивается… Микки напускает на себя заговорщический вид: — Кажется, я догадываюсь, в чём тут причина. Вернее, в ком. Марк хитро стреляет глазами, склоняя голову набок. — Не хочешь ли ты сказать, что я, как шаман, способен прекратить дождь? Хотя дождь же обычно вызывают… — Голос у тебя какой-то… не такой. Странный, — как бы между делом замечает Микки. — Всё страньше и страньше, — отшучивается Марк словами Алисы, тряхнув шевелюрой. Вот чудак. Вроде и не врёт никогда — не умеет, но недоговаривает виртуозно. Положив подбородок на плечо Микки, Марк сцепляет руки у него на поясе. Игриво заглядывая Микки в глаза, он вкрадчиво шепчет ему в самое ухо, обжигая горячим дыханием: — Теперь можно мне поиграть на твоих бонгах?.. И никаких больше мыслей…