Гниль

Этот день не отличался от обычных. Йен, как и всегда, заходит в «Алиби», почти что умирая от желания почувствовать на языке хоть какой-то алкоголь. Если бы не тот факт, что алкоголь ему в принципе нельзя, таблетки же, а Кев слишком добрый, чтобы отказывать постоянному клиенту и другу. Особенно, если этот друг платит и оставляет неплохие чаевые. Йен, наверное, единственный в «Алиби», у кого более-менее нормальная работа, и Кевин просто не может его выгнать. Простодушный бармен стоит за стойкой, протирая стакан и напевая какую-то мелодию. Наверное, услышал по радио или типа того, Йен не знал. Сам он такую музыку не слушал. И в принципе музыку. Как-то не до того было раньше, а сейчас и подавно. Завидев Йена, Кев махнул ему рукой, прерывая свое занятие. Стакан остался стоять на стойке, став не менее грязным. Но мужчина хотя бы старался. - Как ты? – интересуется Кев, наливая в бокал (другой, слава богу) пива и протягивая рыжему. – Как там твоя работа медбратом? Много смертей уже видел? - Как ни странно, ни одной, - Галлагер улыбается. Старый добрый Кевин, как же хорошо, что он есть, а. Без него Йену было бы тоскливо. – Во всяком случае, мы всех успевали спасать. У нас довольно хорошая команда, сам понимаешь, все основано на доверии и прочая поеботень. Главная только об этом договорит, до сих пор мне не простила, что я... что я скрыл от нее биполярку. Еще повезло, что остальные поддержали меня, а ведь я обманывал и их тоже. - Готов поспорить, ты прочел им какую-то долгую лекцию, - хмыкает Кев. – Фрэнк тоже отлично читает лекции обо всем на свете, - остальной бар дружно рассмеялся, Йен улыбнулся. Все было как обычно. И могло бы так быть, черт возьми. Все было хорошо, просто замечательно, Йен не думал о будущем, потому что будущее было замечательно-светлым. У Йена есть лекарства, у Йена есть семья, даже крыша над головой. Парня, правда, нет, но Галлагер особо не переживал. В груди даже не болело, а вроде должно было. Видно, не так уж он Калеба и любил. Если любил когда-нибудь. Йен точно помнит момент, когда его жизнь пошла наперекосяк. В тот самый момент, когда дверь распахнула Светлана. Ей явно было все равно, кто сидит сейчас в баре, она просто перелезла за стойку и начала рыться в ящиках. Кев оторвался от несчастного стакана, повернувшись к женщине. - Что-то случилось? - Он голоден, - только и бросает она, отвлекаясь на секунду. – Дай мне какие-нибудь орехи или типа того, а еще пару литров алкоголя. У него снова болит грудь, я даже не представляю, сколько он еще протянет. - Бедолага, - и Кевин вытаскивает несколько бутылок пива с водкой наперевес. – Больше пока не найду. Сходи в магазин, окей? Ты знаешь, где лежат деньги. Быстрее. И Светлана ушла, оставив после себя только странное удивление. Йен внимательно посмотрел на Кевина, на свой бокал и снова не Кевина. Что-то во всем этом Галлагеру решительно не нравилось. Например, тот факт, что он не знал даже, о ком говорят. Так что стоило двери закрыться, Йен подполз к Кеву поближе, собираясь выпытать все. - У кого болит грудь? Кто он? – тут же налетает он с вопросом. Кевин шарахается, будто не они только что разговаривали. - Ты не захочешь этого знать. - Расскажи мне, - требует рыжий, почти перелезая за стойку. – Пожалуйста, Кев. Мы же друзья, да? Иначе я расспрошу Светлану, после того, как я нянчил Евгения, она лучше ко мне относится. - Йен, это такое дело, которое тебе будет сложно принять, - тянет Кев, явно не собираясь сдаваться. – Это действительно сложно, и Светлана тебе ничего не расскажет. Никто тебе не расскажет, хотя бы потому, что знаем только мы с Ви и Светланой. Но Ви тебя любит, так что тоже будет молчать. Йен, просто забудь. Но Йен слишком сильно завелся, чтобы сдаваться. Он целый день сидит в «Алиби», ничего не покупая и раздражая Кева. Постоянно спрашивает его о таинственном «комто», говорит сам с собой и выдвигает различные догадки. Знает же, что терпение у Кевина не вечное. Так что спустя два часа бармен сдается, трет переносицу и говорит: - Я предупреждал, что будет не очень приятно. Микки вернулся. - Что? И тут Йен понимает, что действительно лез зря. Сердце у него на какое-то время останавливается, ладони предательски потеют, в горле наоборот сухо. Вернулся? Что? Почему Йен не узнал об этом первым? По всем законам жанра Микки должен был сначала прийти к Галлагеру, сказать, что скучал, что... - Ты его бросил, вот он и не пришел к тебе, - говорит Кев вслух. – Если уж ты все равно в курсе, то слушай дальше. Милкович же твое имя – неправильно, кстати, - на груди набил. Вот ему и попала какая-то зараза в кровь. Он скрывал это ото всех, хрен пойми почему, а вот пару недель назад его отпустили из-за здоровья, так что... - Микки... умирает? Йену кажется, что что-то идет не так. Не по тому сценарию, который Йен когда-либо планировал. Микки не должен был умирать, он должен был выйти из тюрьмы, появиться у Галлагеров на пороге, сплюнуть Йену под ноги и просто пройти мимо. Словно он и не уходил никогда. Это же правильно, да? Микки же говорил, что любит, так почему... - Где он? *** Не сказать, что Йен удивлен. Микки любит это заброшенное место, очень любит. Кажется, будь его воля, он бы жил тут всегда. Хотя сейчас так, наверное, и есть. Ему же податься больше некуда. Нет, можно было к Йену, но какое там. Галлагер переступает через огромное количество банок из-под пива, через старую пиццу и окурки, прежде чем видит Микки. Три года прошло, а единственное, что в нем изменилось, – похудел. И мешки под глазами четче. Йену кажется, что он может видеть вены на тонких теперь запястьях. Остро хочется прижаться к ним губами, но рыжий теперь даже с места сдвинуться не может. Микки делают затяжку, после чего заходится в приступе кашля, но сигарету не тушит. Словно хочет, чтобы его убило. Йен понимает, что не хочет, чтобы Микки умирал. Жить было легко, зная, что он в тюрьме, что с ним все более-менее хорошо. Его хоть чем-то кормят, там нет избивающего его отца. О Микки хоть как-то бы заботились. А еще там не было биполярного Галлагера, который в любой момент мог впасть в депрессию на несколько месяцев, а потом снова радоваться жизни. Расставаясь с Микки, Йен искренне верил, что делает Милковичу лучше. Галлагер был обузой, которую невозможно тянуть. Нужно было следить за таблетками, упрашивать, едва ли не умолять не делать чего-либо, но разве биполярник слушает? В том-то и дело, что нет. Расставаясь с Микки, Йен искренне верил, что отпускает Милковича на волю. Встречаясь с Калебом, Йен просто хотел заглушить боль. Он? как долбаный суицидник, причиняет себе боль в надежде, что однажды станет легче. Но легче не становилось, Калеб и сам это чувствовал. Хороший он парень все-таки. Даже истерик не закатывал. Йену так жаль его, на самом деле. - Микки, - тихо зовет он. Брюнет сидит с закрытыми глазами, так что не видит и вряд ли слышит. Рыжий набирает в грудь воздуха: - Мик. Брюнет вздрагивает, шипит что-то сквозь зубы, а потом открывает глаза. Йену чудится, что зрачки у него расширяются, затопляя всю радужку, и что дышит Милкович через раз. Микки кашляет, задохнувшись едким дымом. Долго кашляет, и теперь Йену кажется, что это не только от дыма. «Вот ему и попала какая-то зараза в кровь», - слышит Йен в голове и делает неловкий шаг вперед. - Какого хуя, Галлагер? – интересуется Микки, и рыжему приходит в голову, что голос у парня дрожит. – Какого хуя ты тут делаешь? - Кев сказал, у тебя что-то со здоровьем. Я испугался за тебя. Отчего-то Микки громко смеется. Это даже немного пугает, потому что смеется он, как безумный. Безумный до какого-то странного ужаса. Йен сглатывает и делает еще один шаг вперед, когда Микки вдруг успокаивается. Взгляд у него ужесточается, будто Йен не любовник, а какой-то незнакомый приебавшийся мудила. Галлагеру это не нравится. И вряд ли понравится когда-нибудь. - Кевин со Светланой два уебка, - выдыхает Микки, после чего сплевывает. – И бесят оба. Просил же их не рассказывать, но пошла просьба Милковича в жопу, он же Милкович, с ним как угодно поступать можно. Пошло все на хуй, найду себе новое место, и пусть ищут, мудозвоны. Микки честно пытается встать, но морщится, стоит ему сделать движение. А Йен... Йен даже не знает, имеет ли он право хоть как-то помочь, потому что Мик его явно видеть не хочет. Галлагер, конечно, понимает, почему это происходит. Он ведь даже не приходил, пока Милкович отбывал срок в тюрьме. Только один раз, и то за деньги. - Мик, прости меня, дай я помогу, - просит Йен, все же пододвигаясь вперед. – Я могу найти деньги тебе на лечение, скажи, сколько. Пожалуйста. - Съеби от меня, вот и будет вся помощь, - огрызается Микки и отворачивается. Встать у него так и не выходит, так что он просто забивает на это. Или ему слишком больно, чтобы сдвинуться. – Заебал меня уже. *** И Йен действительно уходит. Но только для того, чтобы зайти в дом Светланы, не глядя на препятствие в виде Евгения. Он ведь действительно похож на отца, черт. Было бы намного проще, если бы они были абсолютно разными, но единственное, что досталось пацану от Светланы, – волосы. В остальном он просто долбаная копия отца. Йен удивлен, что он еще не ругается матом так же. - Что ты здесь делаешь? – Светлана хмурится. Несмотря на то, что они как бы помирились, это не означает, что она каждый раз рада приходу Галлагера. Кажется, единственные, кого она по-настоящему любит в этом семействе, это Лиам и Карл. Хрен пойми почему. – Эй, я тебя спрашиваю. - Я видел Микки, - Йен считает, что этого достаточно, и оказывается прав. Светлана замирает на мгновение, после чего хмурится еще сильнее. Евгений, услышав имя отца, поднимает голову от игрушек. - Иди поиграй в другую комнату, хорошо? – просит русская. Пацан кивает, неловко встает на ноги и ковыляет в сторону лестницы. – Ты слышал, когда я забегала в «Алиби» за выпивкой, верно? - Да, - Йен сглатывает. – Ему нужна операция, я это уже понимаю. Сколько денег нужно? Я сумею достать, честное слово. Просто дай мне время, и я... - Он не хочет. - Что? – кажется, мир Йена немного трескается. – В смысле, он не хочет? - Он не хочет видеть тебя, он не хочет жить, - отвечает Светлана, будто это обычное, блядь, дело. – Вот только я не хочу, чтобы мой сын рос без отца. Милкович отвратителен, конечно, но лучше это. И еще... – тут лицо Светланы немного смягчается. – И еще я знаю, что он нужен тебе. У меня есть некоторые сбережения, в конце концов, я знала о болезни раньше всех. В этот момент Йену кажется, что он ее обожает. Обожает эту Светлану, которая так много перетерпела из-за Микки и Йена, но все равно хочет помочь. Мысленно рыжий обещает самому себе, что если кто-то посмеет ее обидеть, он лично всех побьет. И остальных Галлагеров позовет на подмогу. - Я коплю уже где-то год, - продолжает женщина. – У меня есть около сорока тысяч, но нужно сто пятьдесят. Это очень много, сам понимаешь. Где ты возьмешь столько за короткий срок? - У меня есть одно место. *** Йен не хотел сюда возвращаться примерно никогда. У него была отличная работа медбрата (он остался, даже когда разошелся с Калебом), хорошие друзья, семья. К чему нужна была долбаная «Феюшка»? Правильно, что ни к чему. Но Йену срочно нужны были деньги, как можно больше денег. Он выгреб все свои сбережения, даже выпросил у Карла с Липом немного, но этого все равно не хватало. И как бы то ни было, в клубе платили куда больше. Может, Йен не будет спать по ночам, но он спасет Микки. Плевать, какими средствами будут добыты деньги. - Кертис? – все в мире меняется, и только бармен в «Феюшке» остается прежним. – Господи, я сто лет тебя не видел! Какими судьбами? Развлечься решил? - Нет, просто... – Йен выдыхает. – Одному очень близкому мне человеку срочно нужна операция, а денег у меня нет. Я понимаю, что это очень эгоистично, я ведь уволился, но если вдруг у вас есть место, могу ли я поработать тут пару недель? Пожалуйста. - Хм, - мужчина прикрывает глаза. – По идее, я мог бы выбить тебе место, ты так и остаешься самым привлекательным для клиентов. Даже после того, как ты ушел, некоторые спрашивали, не заболел ли ты. Думаю, многие будут тебе рады. Если у тебя еще осталась подводка, то... - У меня есть сестры, я могу брать косметику у них. - Я позвоню, как только разузнаю. Не убирай телефон слишком далеко. *** Если и есть наверху какой-либо всемогущий дедушка, то сейчас он определенно решил сжалиться над Йеном. В клубе действительно есть одно место, за которое боролись три человека в течение гребаного месяца. Однако досталось оно Йену. И теперь он делает себе ровные стрелки, собираясь сбежать из дома через окно. Все как и раньше, если подумать. Йен так давно не был в клубах, что по ушам неприятно бьет музыка. Дерьмовая, надо сказать, музыка. Смысла нет, только ненужный никому вой. Внутри Галлагера поднимается отвращение к самому себе, потому что он так и не смог найти другой способ быстрого заработка, но Микки нужны деньги. Микки нужно спасти. Микки заслуживает большего. Йен улыбается какому-то старому извращенцу, садится к нему на колени и шепчет в самое ухо, едва ли не касаясь мочки языком: «Я станцую только для тебя, если дашь мне немного денег. Ты ведь хочешь этого, правда?» И подается бедрами вперед. У мужчины перехватывает дыхание, он облизывается и послушно вытаскивает из бумажника несколько купюр. В темноте и возбуждении он не видит, что достал слишком много, но Йен его не останавливает. У Йена кружится голова, а на языке мерзкий привкус, но он все равно танцует перед кем-то, царапая собственную грудь. Раньше ему льстило подобное внимание, грело самолюбие. Ну а кому не было бы приятно чувствовать, что тебя любят таким развязным? Раньше Йен напивался чуть ли не до потери сознания, окончательно теряя остатки самообладания. Сейчас он надеется, что не вскроется после всего этого, потому что чувствовать прикосновения – мерзко. Слишком мерзко. Но иначе Йен не может, так что он закидывает в себя бокал ядовито-розовой жидкости, проводя языком по губам и сводя с ума половину своих зрителей. Возвращение выходит триумфальным. Йен залезает в комнату где-то в пять часов утра, сонный и невероятно уставший, но в кармане у него почти полторы тысячи, так что его все устраивает. Только вот он царапает себя мочалкой, в надежде содрать кожу. Йен думает, что он ненавидит себя. Он слишком слабый. Вот только денег нужно еще больше. Так что он спит около четырех часов, встает, выпивает почти три кружки кофе и идет на смену медбрата. Все спрашивают, все ли с ним хорошо. Йен отвечает, что да, а потом едва ли не засыпает, пока они едут на вызов. Галлагер хочет, чтобы об этом не узнала Фиона, у нее и так проблем слишком много. *** Спустя неделю Йен набирается смелости. У него как раз выходной, так что он кидает в рюкзак несколько банок пива, пачку сигарет и идет в сторону заброшки. Он знает, что Микки там. За все время, что они встречались (если так можно назвать три-четыре года секса без обязательств и год более-менее нормальных отношений), это место было для Милковича любимым. Насколько он вообще мог назвать что-либо любимым. Он просто возвращался сюда чаще, чем куда бы то ни было еще. - Съебись, - вяло огрызается Микки, когда Йен садится рядом. – Я уже послал тебя на хуй один раз, сделать так еще раз? Так вот: иди на хуй. - Я просто принес пива, - Йен вытаскивает пару бутылок. – Просто выпей со мной, как раньше. У меня и сигареты есть. - Съебись, - повторяет Микки еще раз и поворачивает голову. – Ничего не будет, как раньше, неужели ты настолько, блядь, тупой, Галлагер? Просто... просто свали отсюда, ладно? Дай хоть подохнуть без тебя. - Мик... - Съебись. - Я люблю тебя. Где-то спустя секунду Йен понимает, что сказал это зря. Микки мрачнеет, снова смотрит на рыжего в упор и замахивается. Галлагер мог отодвинуться в сторону, оборониться, сделать хоть что-нибудь, чтобы защитить себя. Но он сидит там, где сидит, и кулак Милковича бьет куда-то в скулу. У Йена в глазах мерзкие звездочки, скулу мерзко жжет, но он ничего не делает. Просто пытается прийти в себя, пока Микки, собирая все остатки сил, избивает его. Йен думает, что заслужил. Что Микки имеет право выместить весь свой гнев. Он только надеется, что сможет замазать все тональником. Никто не хочет платить избитому, а день без прибыли – плохо. Микки будет плохо. - Как же я тебя ненавижу, сука, Галлагер, - шипит Микки сквозь зубы. – Как же я ненавижу оранжевый, и тебя, сука, терпеть не могу. Ты выкинул меня из своей жизни, так дай же мне, блядь, сделать с тобой то же самое! - Я люблю тебя, - говорит Йен тихо, зная, что Милкович все слышит. Микки тихо матерится сквозь зубы, откидывает рыжего в сторону и садится на место. – Я виноват перед тобой, но я могу все исправить. Я верну твое доверие. - Попытайся, блядь. *** Йен спит четыре часа в сутки, если повезет. Йен катается на машине скорой помощи, засыпая там же. Йен проводит у себя по груди ногтями ночью, заталкивая в себя лишние бокалы алкоголя, потому что после этого не так больно думать. В любом движении есть Микки. Йен думает, что он полнейший идиот и надо бы забить на это все, но в любой свободный день он приходит в гребаную заброшку. Раньше Микки бил. Раньше Микки проклинал. Раньше Микки просил уйти. Сейчас у него уже не осталось сил, он просто курит предложенные сигареты и пьет пиво, которое приносит Йен. В какой-то момент он даже перестает разговаривать, и что-то Галлагеру подсказывает, что дело тут не только в обиде. С каждым днем Микки дышит все меньше. И хрипит чаще. Йену до боли кажется, что он не успевает. Светлана пытается как-то помочь, беря со своих клиентов больше денег, чем раньше, но сути дела это не меняет. У Йена чертовски мало времени, чертовски мало часов в сутках. *** - Я смог, - шепчет Йен. Он сидит в гостиной, рядом со Светланой. По столу раскиданы деньги, и ему еще везет, что дома никого сейчас нет. – Я смог, понимаешь? - Говори яснее. - Сто пятьдесят одна, - говорит Йен одними губами. – Сто пятьдесят одна тысяча. Я собрал. Я сделал это. Я смогу спасти Микки. Йен врывается к Микки, по пути раскидывая всех. Ему глубоко плевать, что кто-то падает и что кто-то материт его в спину. Единственное, на что ему сейчас не плевать, – Микки. Он же сидит там, среди мусора, думая, что доживает последние дни. Но теперь это не так благодаря Йену, и Галлагер готов разреветься от счастья. - Мик! – голос раскатывает эхом по всему помещению. – Мик, я сделал это! Я смог, понимаешь? Идем быстрее, пошли, я смог! - Какого хуя ты разорался? – интересуется Микки тихо и сплевывает. – Я никуда не пойду. Дай сдохнуть. - Нет-нет-нет, ты не понимаешь! - кажется, у Йена снова маниакальная фаза, потому что мир вокруг куда ярче, чем раньше. Он хватает Микки за руку, не замечая, что тот перестает дышать из-за этого. – Я нашел деньги тебе на лечение! Светлана понеслась в больницу, чтобы записать тебя, идем! - Я. Никуда. Не. Иду, - Йену думается, что голос у Микки ломается. – Я не хочу жить, ясно тебе это или нет? - Но почему, Мик? – Галлагер немного успокаивается, садится рядом, все еще не отпуская бледную руку. – Все будет отлично! Да, не так, как было раньше, но отлично! Пошли, Мик, пошли-пошли-пошли... - Я не хочу. - Ну почему? - Потому что ты снова уйдешь. Йен смотрит на Микки. Микки молчит. У Микки глаза блестят, словно он готов разрыдаться, но он же Милкович, они не плачут. Но Микки всегда выделялся, так что ничего страшного не произойдет. Во всяком случае, так кажется Йену. - Смотри, - выдыхает Микки одними губами и стягивает с себя грязную майку. У Микки на груди фиолетовый смешивается с желтым. Гниль расходится почти по всему пространству, огибает все, до чего может дотянуться. Даже сердце, наверное. Посередине чернеет татуировка с фамилией Йена. Он не может оторвать взгляд и представить себе не может, насколько это, наверное, больно. Микки издает странный полувздох-полувсхлип. У Йена глаза тоже слезятся, он ведь и не знал даже, что так далеко зашло. Он ничего не знает, а Микки не рассказывает по каким-то своим причинам. Йен осторожно касается груди кончиками пальцев, замирая на месте. - Мик... - Чего тебе? – голос у него надломлен. Йен поднимает глаза и видит, что Микки плачет. По-настоящему, блядь, плачет. – Не смотри на меня так, уебок сраный. Съебись. - Нет, - шепчет Йен, пододвигаясь к Микки поближе, не отрывая от него пальцев. – Я никуда не уйду, боже, Мик, с чего ты это вообще взял, долбаный ты Милкович, - у Йена глаза покалывает, он жмурится, а потом по щекам что-то течет. - Ненавижу тебя, Галлагер, - выдавливает Микки, вразрез со своими словам приближаясь к Йену ближе. - Делай, что хочешь, живи только, - бормочет рыжий, проводя пальцами по тяжело вздымающейся груди. Микки рвано дышит, прижимаясь к шее Йена. – Мик, прости, я просто... Я просто так не хотел делать тебе больно, биполярка - это та еще жопа, но ты.. Блядь... Микки не дает договорить. Он просто целует Йена в приоткрытые губы, и на душе у него больно-сладко. Йен просто прижимает Микки к себе ближе, скользит руками у него по груди, целует в ключицы. У Йена такое чувство, что он вернулся домой. Йен даже готов разделить эту гниль на груди на двоих. Йен абсолютно по-пидорски влюблен, и это даже взаимно.