Рэмбо

Том улыбается, наглый рот растягивается, обнажая острые зубы: - А еще я хотел бы трахнуть Левински. Ну, ту, которая спала с Бушем. - Клинтоном, - Мыло хочет схватить подушку и придушить ублюдка. Или взять ножи и тонкими полосками срезать кожу. Начиная с сосков. – Придурок. - Да? Ну и похуй. А ты? – Толстый опирается острым подбородком на плечо. – Эй, повернись ко мне, а? Как то неудобно разговаривать с твоей спиной. - Рэмбо, - отзывается автоматически мужчина, вспоминая зазубренные ножи. Да, они оставят рваные раны на веснушчатом уроде. Красное и рыжее. Красиво. - Рэмбо? – Том молчит секунду. Потом смеется как жеребец. Высоко вскидывая голову, посылая куда-то вверх свой оранжевый хохот. Мыло развернулся, разглядывая, как дергается кадык тощей шеи. Ребра выпирают. Худые и очень сильные руки. Том делает просто охрененный массаж, от которого у повара, как бы он не устал, стабильно железный стояк. Лично он стесняется своих толстых пальцев рядом с длинными костлявыми пальцами Тома. - Съебал с моей кровати, - отчеканивает. - Чего? – Том хихикает, трет красные веки кулаками. - Подбирай свое барахло и свали! – рявкает тот, хищно прищуриваясь. Действует всегда безотказно. Особенно на Тома. - Давай, пиздуй отсюда! Осечка. Том продолжает валяться на крахмально-чистых простынях, как огромный отощавший кот. Как те, что повадились на кухню Мыла в поисках объедков. И глаза такие же – зеленые, блудливые, так бы и выковырял их. Том потягивается вдруг, хрустя суставами, раскидывая далеко руки и ноги. Задевая острыми локтями, коленками, ногтями спину, ноги, задницу Мыла. Потом просовывает руку под поясницу мужчины, обнимая за напрягшийся живот, привлекая к себе. Прижимает лицо к теплой, мягкой шее, вздыхает. - Не-а. И хватит уже материться. Рэмбо так Рэмбо.