Последний фанат

Метания между сном и явью прекратились, старик приоткрыл слезящиеся полуслепые глаза, приходя в себя. Сознание нехотя возвращалось в едва держащееся за жизнь тело. Его слуховой аппарат, который не снимался даже ночью, уловил недовольные голоса за стеной, мол, опять старик возится там, скрипит старым диваном, который почти старше его, спать мешает, а завтра с утра на работу проклятущую. Это невестка – жена внука: она и в молодости была не подарок, а к пенсии совсем стала сварливой мегерой. Внук же пытается её успокоить: "Шевелится, значит ещё живой". Старик горько усмехается, из горла вылетает тихий хрип. Голоса за стенкой тотчас же притихают - а вдруг дед и тесть решил помереть, возни-то с ним будет, а денег-то сколько уйдёт. В 22-м веке кладбища оказались совсем переполнены, для постройки новых же места уже не было. С мёртвых же прибыли мало, потому всю землю отдали живым под застройку домов и торговых центров, совершенно не задумываясь о том, а где же они найдут свой последний приют. Крематории с нагрузкой не справлялись. В них выстраивались очереди, поэтому умерших на платной основе принимали различные дельцы, прикупившие мощные холодильники, чтоб хранить там тела до того момента, как подойдёт очередь на условно-цивилизованное погребение. Иные почившие граждане месяцами лежали в рефрижераторах, а денежки капали. Поэтому в родственниках старика боролись два чувства: с одной стороны они желали его скорейшей смерти - комната бы освободилась, с другой - жадность. Будь их воля - сожгли бы его сами вместе с мусором, чтоб деньги не тратить. Человечность и мораль в 22-м веке были понятиями устаревшими. Даже толковые словари, написанные современными учёными, указывали, что слова находились в активном лексиконе до 21 века. А позже отмерли и пропали, как ноги у рыб. В таком мире жил старик, порой удивлявшийся, мол, что-то задерживается он на земле. Прошлой весной он справил 115-летний юбилей. Старик едва ходил, передвигаясь с помощью двух тростей, слух пропал ещё лет 30 назад, устав от нагрузок, некогда сильные руки дрожали, с трудом удерживая ложку, холод сковывал каждую клеточку его почти угасшего тела. Тёплый халат, подаренный на юбилей, нисколько не грел. Смерть ходила рядом со стариком, обдавая того своим дыханием, принося с собой запах земли и нарциссов, но никак не решалась забрать его с собой. Казалось, костлявой и самой интересно, сколько он выдержит. Глаза его почти ничего не видели: отличали день и ночь, да и всё. Сильные очки давали возможность разглядеть очертания комнаты, в которой он прожил целый век. В ней он строго-настрого запретил что-то менять. Конечно, его дети и внуки кое-что убрали - рассохшийся от времени шкаф и съеденный жучками стол были давно унесены на помойку; на смену пожелтевшим бумажным обоям пришли флизелиновые. Большего родственнички делать не стали: ждали кончины старика, чтоб тогда уж заняться помещением вплотную и выкинуть всё, что было в комнате. Что представляло ценность - предполагалось продать, а мусор всякий, типа плакатов на стенах, - на свалку. Дрожащие морщинистые руки с трудом нащупали очки. Мир обрёл некоторую чёткость: старик увидел мертвенно-бледную луну, заглянувшую в комнату и осветившую её неярким сиянием. Серебристые лучи коснулись стен, пробегая по узорам обоев. В темноте старик неожиданно для себя различил на них цветные пятна - прибитые на ржавые гвоздики плакаты групп, любимых им ещё в далёкой юности. Его дети и внуки порывались выкинуть их, но он не дал - встал между стеной и родственничками, тяжело опираясь на палку и с трудом дыша. - Да ну его, - махнул рукой внук, - помрёт - обдерём да выбросим. Старик замахнулся на него тростью, но мужчина с лёгкостью увернулся, да ещё рассмеялся. - Хранишь чепуху эту. Кому нужны эти тени, канувшие в Лету? Неправ был внук. Изображенные на плакатах группы изучались в средних и старших школах, считались иконами музыкального стиля, поставленные в один ряд с классиками. Молодёжь чувствовала посыл, заданный песнями, через годы, задор, настоящую жизнь, струящуюся сквозь риффы и хитросплетения текстов. Экзальтированные девушки, ударившиеся в пору первой любви, хранили затёртые фотографии под подушкой. Их счастье зависело от того, откроется или нет старинный RAR или ZIP-архив, с забитыми туда фотографиями и видеозаписями на современном компьютере. В последний год к творчеству коллективов было приковано особое внимание - как-никак в 2115 году отмечался 130-летний юбилей основания "заводской проходной, что в люди вывела" - группы Ария, ставшей кузницей кадров для десятка легенд отечественного металла да и в целом оказавшей большое влияние на развитие тяжёлого рока в стране. В нынешнем 2116-м году, объявленном годом тяжёлого рока в России, празднования продолжились. Арии, как самой известной из старейших хэви-коллективов России, уделялось пристальное внимание. Всё шло в одну строку: и 131-ая годовщина - дата некруглая, но величественная; и про 110-летие самого противоречивого арийского альбома "Армагеддон" вспомнили; и про 125-летие самого кровавого альбома "Кровь за кровь"; и про 130-летие, раз уж подбирали круглые даты, одного из главных хитов группы "Воли и разума". Из архивов вытаскивались диски со старыми записями, на различные тв-программы приглашались потомки музыкантов, молодые поклонники, никогда не видевшие выступлений живьём, но проникшиеся арийским творчеством до глубин души. Но старику это всё было безразлично: историю, как водится, переписали, что-то забыли, что-то придумали. Кто-то, ссылаясь на то, что видел легендарный коллектив живьём, рассказывал небылицы, путаясь в именах, датах и местах действия. На самом деле этот древний старик был единственным из ныне живущих, кто ещё видел Арию на сцене. Его тело отказывало ему, но мозг оставался довольно крепким и здравым, помнившим до минуты знакомство с группой, первый концерт, последний... Для старика было невыносимо слушать ложь, выливающуюся на молодых поклонников с экрана. Те верили, удивлялись, негодовали совсем не в то, и не тому, что было на самом деле. Бороться с этим сил у старика уже не было, хватило его лишь на то, чтоб не слушать, не смотреть. Он жил в своём собственном мире, один-одинёшенек, компанию ему могли составить разве что постеры и плакаты. Долгими вечерами старик, вжавшись в них почти вплотную, разглядывал длинноволосых молодых и не очень молодых людей, скользил пальцами по истёртой за годы бумаге, тихо плакал полуслепыми глазами, вспоминая-вспоминая-вспоминая... Он был действительно последним фанатом, знакомым с Арией очно - через живой концерт, даже жал руку её основателям, будучи сопливым подростком. Много лет назад в интернете был организован клуб поклонников группы, заставшим её сценическую деятельность. Так многие пожилые люди обрели возможность общаться с единомышленниками, пронесшими любовь к року через всю свою жизнь. В качестве доказательства того, что они видели группу наяву, а не во сне, необходимо было предоставить фотографии, видеозаписи с концерта, снятые лично, свидетелей, автографы, селфи. Старики собирались вместе по знаковым датам, устраивали вечер воспоминаний с игрой на гитарах, с пением. Кто мог - добирался до бывшей арийской студии, давно перестроенной, до Олимпийского, Зелёного театра - концертных площадок, где частенько выступал легендарный коллектив, до мест жительства музыкантов, давно ушедших за радугу. Крепкий чай с таблетками от давления на закуску, чуть поскрипывающий от времени диск, разговоры за жизнь и про музыку - вот, что наполняло жизнь старика смыслом. Но шли годы, люди один за другим умирали от болезней и возраста. Наконец, остались двое - старик и некая бабуля под анонимным ником. Но и эта тонкая ниточка оборвалась полгода назад. Старушка вышла в сеть, отправила ему сообщение, что её кладут в больницу, даст бог, выйдет и отпишется. Не вышла... Сначала старик ждал - ну всякое могло ж быть: в их годы немудрены осложнения после операции. Каждое утро он поднимался ещё до рассвета и, не глядя, нащупывал телефон, мечтая увидеть синеватый значок нового сообщения. Придумывал тысячу причин, почему та могла не написать ему. Но ни через неделю, ни через месяц, ни через полгода старушка не вышла на связь. Её аккаунт замер, дата последнего обращения к сайту не менялась. И старик понял, что больше никогда он не напишет ей "вечер добрый, моя дорогая", не обсудят они последние новости, всё равно сводимые к воспоминаниям о любимых музыкантах. Один, абсолютно один, зачем же теперь ему жить? Старик уже мечтал умереть: и родственникам легче, и самому - надоело так жить, влачить жалко существование угасающего существа. Рука непроизвольно схватила телефон. Нет, конечно же, нет сообщений. Хрипучий динамик тихо назвал дату. "Надо же!" - удивился старик, - "31 октября - день рождения Арии. Я думал, что завтра. С праздником, родные мои", - шепчет он, поглаживая постеры, и слезы непроизвольно стекают по его щекам, а в горле встаёт ком. Сколько же лет назад их не стало? Память отказывалась подсказать чёрную дату. Рука старика самопроизвольно сложилась в рокерскую "козу", взметнувшись вверх, но тут же упала, повисая плетью. - Надо что-то сделать, надо куда-то идти, - довольно громко проговорил старик и, вооружившись тростью, медленно вышел в коридор, а затем на лестничную клетку. - Ты куда, старый дурак? - крикнула жена внука, собирающаяся погулять с собакой. Не было сил ответить: старик тихо сошёл по ступенькам, выходя во двор, тихий, пустынный, омытый ночным холодным дождём. Транспорт ещё не ходил. Тот путь, который бы в молодости занял минут десять, сегодня был преодолён стариком за два часа. Он шёл, подволакивая ногу и едва разбирая очертания обгоняющих его людей. Никто не остановился и не поинтересовался, мол, почему этот дряхлый старик в ночном халате идёт по улице совершенно один, куда он идёт, зачем? Недобрый октябрьский ветер трепал согбенную фигуру, но старик упорно хромал вперёд. Остановился он около концертного зала Стадиум, в котором впервые увидел Арию живьём, было это сотню лет назад. Перед глазами пробежали картины давно минувших дней: давка в очереди, заветные билеты, озлобленная на весь мир быковатая охрана, толпа фанатов, и они - кумиры и герои его юности, настоящие, в метре от него. Старику вспомнилось, как после концерта он под покровом ночи ободрал афишу, а затем, вытащив припасённый маркер, написал на стене Стадиума, что Ария - вечна. Почти на ощупь он добрался до заветного местечка, где когда-то оставил свой след. Неожиданно старик почувствовал аромат свежего маркера - спирт с краской, коснулся пальцами стены и схватился за сердце - на его подушечках остались синие пятна. Но такого не могло быть просто физически - надпись стёрлась через пару лет - перманентный маркер не выдержал испытание погодой. Да и саму стену давно перелицевали. Тем не менее, сильно сощурившись, старик увидел начертанные готическим шрифтом буквы, давно напечатанные на его сердце. Где-то за спиной раздались басовитые юные голоса. - Дедушка, вам плохо? Старик обернулся и увидел троих молодых ребят, едва ли старше его самого, когда он впервые увидел Арию живьём. Облаченные в чёрные балахоны с хорошо узнаваемым Жориком на груди парнишки обступили деда, заметив на его запястье полу расплывшуюся татуировку "Ария". Даже полуслепые глаза видели благоговение и уважение, исходящее от ребят. - Мне было годиков как вам, - заговорил он, часто моргая от набежавших слёз, - я был здесь, эту самую стену раскрашивал арийскими лозунгами. - Вам об Арии ваш отец рассказал? - тихо поинтересовался один из мальчишек. - Да нет, - печально усмехнулся старик, - я так стар, что видел их живьём. 2015 год, 30-летний юбилей, я ж был школьником-выпускником, примчался сюда из другой страны, через границу прошёл на коровьих копытах, - вспомнил он древнюю шутку, которую действительно услышал от своего отца. Ребята даже перестали дышать, молча взирая на свидетеля событий столетней давности. Для них даже их сорокалетние родители были доисторическими ископаемыми. - Приходите завтра, - предложил один из мальчишек, - здесь будет концерт, посвящённый 131-ой годовщине основания группы. - Спасибо, ребятки, но нет. Слишком тяжело мне вспоминать, а вы слушайте эту музыку, следуйте за ней и помните, что вас спасёт только воля и разум. - Сильнее всяких войн, - не сдержавшись, грянули подростки. Старик тихо пошёл прочь, его даже не думали останавливать. Когда он свернул за угол, мальчишки подумали, что надо было бы остановить его, но было уже поздно - тот уже скрылся в метро, решив добраться до дома транспортом. В подземке прямо у входа красовался огромный плакат "Ария: 131 год". Яркие всполохи пламени ореолом венчали тени музыкантов с гитарами, на переднем плане виднелся силуэт вокалиста с развевающимися волосами и микрофоном у бедра. Внизу мелким шрифтом указывались знакомые фамилии, но имена были совершенно другие - потомки арийцев, бережно хранившие знаменитые фамилии и дело предков, должны были отыграть живой концерт. Повинуясь внутреннему толчку, старик подошёл к плакату и сорвал его, а затем попытался рвануться прочь с места преступления. Попытка была заранее обречена на провал: ноги подкосились, он едва не упал. Зевавший милиционер подскочил к нему, предложил вызвать скорую, но тот отказался. Дома старик целый день слушал знакомые с детства песни, негромко подпевал, перебирал на персональном компьютере старенькие фотографии. Возвращение родных с работы и учёбы он попросту не заметил. Да и они сами не больно-то поинтересовались, чем занят старик. Так, заглянули на минутку, убедились, что живой, вздохнули да ушли. Им было некогда - сегодня вечером показывали премьеру какого-то телемыла, сделанного в технологии 7D - герои запросто вылезали из экрана и усаживались на диван рядом со зрителями, тут же начиная обсуждать дела свои насущные и драмы личные. Незаметно на город спустилась ночь: словно какой-то великан разбил чернильницу, и пятна потекли по небосклону, затемняя его до черноты. Старик так и задремал под убаюкивающий стрёкот компьютера, уложив седую голову на испещрённые пигментными пятнами руки. Часы методично отбивали минуты, вот, стрелки прошли один оборот, второй, третий. После лёгкого щелчка четыре раза крикнула кукушка-робот. Совсем рано, четыре утра, чаще всего именно в это время люди уходят на небеса, расставшись с земной жизнью. Перед рассветом чернильная мгла сгустилась особенно мрачная, ни звёзд на небе, ни месяца, ни даже фонарей за окном было не видать. В этой кромешной тьме неожиданно зазвучала бравая мелодия, отточенный ритм, и надрыв электрогитары начал подбираться к слуховому аппарату старика. Постепенно звуки нарастали, вот, в ней уже угадывались риффы "Воли и разума" - одного из первых арийских хитов. - В глубокой шахте который год таится чудище-змей, - голос Кипелова поначалу звучал издалека, откуда-то сверху, но приближался и креп с каждым словом. Старик, хоть и крепко спал, но проснулся, чувствуя, как бешено колотится сердце, а по вечно мерзнущему телу стекает липкий пот. Этот голос, эта песня... Она звучали совсем не из самсунговских наушников. Да и сам компьютер оказался выключенным - неужели внуки обеспокоились? Старик прислушался: родные за стеной крепко спали, хотя песня исполнялась довольно громко. Никто не прибежал и не закричал, мол, выключай свою полуночную шарманку. Пытаясь найти источник музыки, старик щурился по сторонам, вглядываясь в мрачную комнату, в которой невозможно было увидеть практически ничего. Вдруг пространство озарилось неярким сиянием, точно в окно заглянула луна или лучистый фонарь. При трепещущем свете можно было различить, что постеры со стен почти пропали - остались готические буквы, а самих музыкантов на них нет. Но плакаты казались нетронутыми - никто из злодейских побуждений не вырезал с них фигуры людей. Их просто не было, растворились, а, может, сошли с них? Может, технологии 7D дошли до такого, что действуют даже на фотографиях? Двигаясь почти на ощупь, старик добрался до окна, попутно натянув очки. Увиденное потрясло его до самой глубины души: откуда-то с фиолетово-чёрного небосвода прямо на него летела яркая огромная звезда. Именно её свет проникал в комнату, и от неё доносились риффы "Воли и разума". Небесное тело вдруг вспыхнуло ярче тысячи солнц, ослепляя старика. Тот зажмурился, отступил, роняя очки, и глухо застонал от рези в глазах. - Сильнее всяких войн, - высоченный голос взрезал сознание. Старик с удивлением осознал, что боль прошла, и, что открыв глаза, он видит как в молодости: картинка стала ясной и чёткой. Но даже мыслей разглядывать окружающее пространство не было: внимание полностью заняла звезда, уже не обжигающая, а мягко мерцающая прямо за окном квартиры, где жил старик. Да и не звезда это была вовсе: светящиеся лучи образовывали широкую лестницу, ведущую куда-то в небо. Первая ступенька начиналась от подоконника, последняя терялась за облаками. Что это? Дорога в рай? Сон или реальность? По лестнице медленно спускалась гибкая фигура. В ярком свете её было невозможно разглядеть, но старик интуитивно почувствовал кто это. За ней показались ещё два кудрявых силуэта в модных лосинах и с гитарами на плечах. Старик попытался вспомнить, как же надо креститься, но от страха религия вылетела из его головы. Он распахнул окно, во все прозревшие глаза глядя вверх, откуда спускались молодые арийцы. Секунду поколебался и шагнул навстречу им. Лестница приятно пружинила под ногами, чуть поскрипывая, и просто притягивала к себе восхищённый взгляд. Полупрозрачная, светящаяся изнутри золотыми звёздами, она подрагивала и слегка перемещалась в пространстве. Обернувшись, старик увидел, что первые ступеньки, начинавшиеся от подоконника его квартиры, пропали - рассыпались на тысячи мельчайших искорок, осевших на пожухлой траве. - Костыли-то забыл, - вдруг прошептал старик, ощущая слабость в коленях. - Как я без них подниматься буду? Но поддерживающие устройства были не нужны: с каждым шагом мышцы крепли, наливались силой, движения становились всё энергичнее, старик легко взобрался по ступеням к лёгким облакам, чуть затянувшим небо. Он ожидал увидеть луну, но этой ночной гостьи не было вовсе. Вместо неё ещё одним источником света была небольшая дверь, чуть приоткрытая, точно приглашавшая старика войти. Последний раз он обернулся уже на самой последней ступени: город остался далеко внизу, его дом и вовсе был неразличим, потерялся из виду. Замешкавшись на миг, старик ступил в полосу света у двери, мир вокруг него растворился. Ощущение пространства пропало, белый-белый свет и грохочущая музыка. Неужели так выглядит рай для старых металлистов? И где музыканты, почудившиеся на лестнице? Это был шаг в неизвестность, но старик был готов к чему угодно: в любом случае будет лучше, чем при жизни, точнее при жалком существовании в умирающем теле. Свет вокруг пропал, сменившись на угольно-чёрный мрак. Куда двигаться - было неясно совершенно. Но кто-то, наблюдавший за замершим стариком, точно знал. Потому, не мучая и без того напряжённого человека, некто зажёг лучи софитов, высвечивая растерянную фигуру старика. Нет, это уже был не старик: в растянутом потрёпанном халате, явно не по размеру, стоял парнишка лет 15. - Следуй за мной, - кипеловский голос резанул по ушам бывшего старика и подтолкнул вперёд. Тот послушно сделал несколько шагов и... оказался в огромном зале, до боли напоминавшем величественный "Олимпийский". Впереди бушевала толпа молодёжи, разодетая самым причудливым образом. Затертый стариковский халат был ещё не самым впечатляющим нарядом. Слева виднелась девушка в платье, явно снятом со своей матери, а то и бабушки - рюшки и оборочки, нашитые на какое-то подобие чехла от электрички. Рядом с ней в буйном неистовстве тряс головой её ровесник в армейских галифе, растянутых так, что ширинка оказалась под коленями. В толпе выделялись шляпки, украшенные искусственными цветами и стразами, павлопосадские платки, лихо завязанные на манер банданы. То тут, то там взметались в воздух "козы", подлетали интимные детали гардероба - чьи-то панталоны и маечка. Звучали песни, которые знал и подпевал весь огромный зал, коверкая английские и немецкие слова каждый на свой лад. Венчала это безумие огромная сцена, заставленная аппаратурой. Казалось, один миг, и вылетят музыканты с инструментами, и начнётся концертное действо. Позади барабанной установки, поблёскивающей от софитов, подрагивал чёрный "арийский" задник с Жориком, сквозь который отчётливо просвечивал профиль вождя мирового пролетариата и лозунг "Коммунизм - есть неизбежность". Старика, а ныне юношу, замутило от непонимания происходящего. Что здесь происходит? - Эй, парень, чего стоишь? Проходи! - от толпы отделилась девушка в косухе на голое тело. Старик был готов отдать голову на отсечение, что это та самая бабуля, с которой он переписывался долгими вечерами, и которая вообще-то по его разумению уже умерла. - К-к-куда? - Вот деревянный! - рассмеялась она лёгким хрустальным голоском. - К сцене, концерт сейчас начнётся. Расступитесь, вы, дети металла, дайте дорогу последнему... Редко когда безумная концертная толпа дает пройти припозднившимся слушателям, стремящимся подобраться поближе к сцене. Но сейчас народ расступился, перешёптываясь между собой. Старик ловил отдельные фразы: "Что, и в самом деле последний?", "Теперь точно все собрались!" Девушка, орудуя локтями и поругиваясь, протащила спутника в первый ряд. - Держись, а то упадёшь, - посоветовала она. Как только руки старика-юноши коснулись железных перил, высокие своды зала огласили гулкие одиночные удары по барабанам. В такт им мелодично звякали тарелки. Воздух загустел, стал почти как желе. Пронзённый вспышками софитов, он дрожал, предчувствуя, что сейчас случится. В один миг вся разношёрстная толпа в едином порыве вскинула "козы", взревев сакраментальное: "Ария!" Кто-то, заметив высунувшихся из-за кулис музыкантов, тыкнул туда пальцем, радостно визжа. - Что тут происходит? - крикнул парень, пытаясь перекрыть рёв толпы. - Концерт, - лаконично ответил бритоголовый мужчина, годящийся ему в отцы. - А ты последний? Ответа он не дождался, да и не услышал бы. Зал вздрогнул, по стенам вихрем пролетела вибрация, всколыхнув светильники и плохо приклеенные плитки. - Ура-а-а-а-а!!! - под мощные риффы на сцену выбежали те, кто зажигал сердца миллионов поклонников по всему миру. В свете софитов парень различил густую смоляную гриву Грановского, затянутого в полосатые лосины, накрашенные синими тенями глаза Большакова, как всегда похожего на выходца из преисподней, красную повязку, перехватившую высокий лоб Холстинина, витающего в облаках, где-то сзади мелькали палочки Молчанова и его причёска-ананас. Такого парень точно не ожидал: на сцене играли арийцы, но образца 1986 года. Сглотнув, он с замиранием сердца ждал появления вокалиста и дождался. На сцену вылетел Кипелов с взбесившейся причёской, точно он чинил розетку под напряжением. Прожекторы высветили его поблёскивающую футболку и цепочку от собачьей будки на поясе. Приветственно взмахнув рукой, Кипелов запел тем самым почти мальчишеским голосом, знакомым поклонникам группы через старинные записи московского фестиваля 1986 года. Поднимая протест против ядерного оружия - тысячеглавого убийцу дракона, вокалист размахивал сжатым кулаком, сверкал глазами, пытался двигаться в такт музыке. Финальная нота стала причиной временной контузии фанатов, расположившихся у колонок. - Привет, друзья, - крикнул Кипелов, - сегодня необычный концерт. Мы приготовили особенную программу. Не буду долго говорить, утомляя вас. Скажу одно - добро пожаловать в рай! *** Тело старика тихо съехало со стола, грузно обвалившись на пол. На шум прибежали заспанные родственники. - Ну что он там опять, что ещё натворит? - недовольно ворчала жена внука - сварливая старуха. - Кажется, больше уже ничего, - правнук коснулся шеи неподвижного родственника - пульса не было. - Отмучился, - пожилая женщина от неожиданности потеряла всю свою злость. В абсолютной тишине была слышна музыка из оброненных наушников. - Я свободен с диким ветром наравне, - звучало из них. Праправнук с интересом поднял старинные вкладыши, вслушиваясь в тихий певучий голос, летящий оттуда. Вдруг тело старика чуть двинулось. Родственники уже приготовились ругаться - напугал же, старый хрен! Но они не смогли и слова сказать, увидев, как от тела поднимается тонкая голубоватая нитка света, постепенно расширяющаяся и превращающиеся в человеческий силуэт. Безликая светлая тень махнула рукой на прощанье и исчезла за окном, куда-то в звенящую даль, откуда нет возврата на эту грешную землю. Да и нужно ли возвращаться? Точка невозврата пройдена.