Sucker for pain.

— С нами сегодня One Direction. Аудитория погрязла в гробовой тишине, не слышно ни одного хлопка, ни одного выкрика. Лишь тяжелое дыхание Джеймса заставляет Луи нервно дрожать, пялясь на свои переплетенные пальцы. Всё это время Корден скользит взглядом по лицам тех, кого жестоко прозвали руинами One Direction, задерживаясь на старшем парне, лицо которого становится бледнее с каждой секундой прямого эфира. Луи, который, казалось бы, от одного прикосновения готов рассыпаться по скользкой поверхности съемочной площадки. — Спасибо, что позвал нас, Джеймс, — Лиам берет контроль в свои руки, сильный и уверенный снаружи, но ослабленный и разбитый внутри. — Гарри был для нас не просто другом, он был братом, маленьким братом, улыбка которого решала любые проблемы. Джеймс кивает в знак согласия, перемещая взгляд на Найла, который нехотя поднимает глаза на собравшихся людей. Он так чертовски сильно ненавидит говорить обо всем этом на камеру, поэтому Хоран тихой сдавленной скороговоркой произносит: — Этот мир не заслуживал его. Взволнованный шепот проносится по аудитории с космической скоростью, когда Луи молчит дольше положенного, безостановочно борясь с разрывающей всё тело болью, очаг которой сосредоточен где-то в районе сердца. Он отчаянно хватает ртом воздух, держась за живот. Луи знает, что выглядит дерьмово после множества бессонных ночей, когда он руками рыскал по их с Гарри постели и скулил, не находя любимого рядом. Луи смотрит в глаза взволнованных фанатов. Он знает, что они волнуются о его здоровье, они скорбят вместе с ним, поддерживая Томлинсона в соц. сетях и обращаясь к ему со словами сочувствия. Они всегда знали, что Луи и Гарри больше, чем просто друзья, намного больше. Девушки крепко хватаются за ручки стульев, чуть ли не подпрыгивая на месте от напряжения, некоторые рыдают на плече у своих бойфрендов и матерей. Луи тоже хочет поплакать на чьем-нибудь плече. — Луи? — в глазах Джеймса сочувствие. Огромный океан сочувствия, который вряд ли что-нибудь улучшит. Пустая и бесполезная вещь. Луи кажется, что он никогда не почувствует себя лучше. — Да, — он прокашливается, сцепливая пальцы крепче и впиваясь ногтями в тонкую кожу до приятной боли. — Есть кое-что, о чем я жалею. Что-то, что нам нужно было сделать уже давно. — Под «нам» ты имеешь в виду… — Меня и Гарри, — говорит Луи, наблюдая за тем, как глаза фанатов и сидящих рядом парней становятся огромными. — Гарри — любовь всей моей жизни. И, думаю, это единственное, что я могу сказать сегодня. Простите. Но его извинения никого не волнуют. А в аудитории поднимается шум. Найл хватает Луи за руку и тащит с площадки, а тот едва переставляет ноги, борясь с отравляющим туманом в мыслях, он мешает ему контролировать себя. Луи оставляет кровавый след на стене, когда через удар кулаком выплескивает всю злость, все разочарование в несправедливо разрушенной жизни на ни в чем неповинной стене. Он не хочет говорить о том, что он чувствует, не хочет видеть других людей и выслушивать глупые слова сочувствия. Они ничего не знают, они не понимают, а поэтому всё это пустое и бесполезное дерьмо. Это не вернет его Гарри. Луи не может плакать, вся жидкость в организме словно испарилась, иссушая измученное скорбью тело, и Томлинсону остается лишь давиться воплями отчаяния и страха остаться одному. — Я не могу жить без него, — уже не кричит, шепчет Луи, когда Лиам крепко сжимает его в объятиях, лишая возможности двигаться и причинять себе физическую боль сильными ударами в стену. — Дайте мне сдохнуть, я же не многого прошу. Луи скулит, лбом прижимаясь к изгибу шеи Лиама и хватаясь за плечи парня так сильно, что тому приходится сдерживать болезненный стон. Найл просто наблюдает, подперев собой стену. Он мало говорит, хотя чаще всего Найла невозможно заткнуть. Просто Хоран понятия не имеет, что ему нужно сказать. Они все вместе едут домой, где уже около получаса должен терпеливо ждать Зейн, который был одним из тех, кто провел в доме Луи два дня после смерти Гарри, боясь предоставить друга самому себе. А ведь Томлинсон действительно был готов на непоправимые глупости, но вместо этого ему пришлось терзать себя сладкими воспоминаниями, которые вызывали боль страшнее, чем физическую. — Многие из них будут расстроены из-за того, что правда не всплыла раньше. Но всё уляжется, я уверен. Мы начнем новую жизнь, — говорит Зейн, ласково поглаживая ладонь Луи. Тот хочет вырваться, запереться в комнате и утонуть в собственных мыслях. Зейн старается успокоить всех, он изо всех сил притворяется, что все поправимо, нет боли, с которой нельзя было бы справиться. Но публичное признание в любви к Гарри и, соответственно, в своей ориентации — это самая малая проблема из всех, если смерть любимого человека вообще можно отнести к проблеме. Это, как минимум, катастрофа, которая поставила жирную точку в жизни Луи. Две половины сердца держатся на одной потертой ниточке. Найл падает на диван рядом с Лиамом, и оба неотрывно смотрят на мелькающий экран телевизора, не обращая ни малейшего внимание на крики фанатов за окном. Луи тихо проскальзывает в их с Гарри спальню и без сил падает на кровать, лицом утопая в маленькой подушке, которая впитала в себя аромат его мальчика. Гарри всегда пах лесом, ягодами и свежестью. Луи был с ним под струями горячей воды в душе, выбирал гель и шампунь для него, растирал крепкое тело и намыливал прекрасные кудрявые волосы, которые так приятно скользили между его пальцами. Луи наслаждался видом расслабленного бойфренда, который с удовольствием доверял всего себя его умелым рукам. После этого они занимались нежной любовью, шепча друг другу всякие глупости, которые заставляли обоих краснеть до кончиков пальцев на ногах. Тихие хриплые и громкие молящие о большем стоны ласкали слух, слова любви и сладкие обещания заставляли сердце пробивать дыру в груди. Луи цепляется за края подушки и кусает собственные пальцы, чтобы не заплакать или не закричать от поглотившего его отчаяния, от бессмысленности, в которой погрязла его жизнь. Он сжимается до размеров песчинки и жмурится, чувствуя дрожь в теле. В комнату кто-то заходит, и Луи чувствует приятный запах ягодного чая. Зейн ставит поднос с тремя чашками на тумбу и садится на край кровати, заставив Луи увеличить расстояние между ними. Лиам ложится рядом, подпирая голову ладонью. — Мы решили устроить чаепитие, — бархатный голос Зейна и дождь за окном создают идеальную гармонию. — Но Найл почему-то предпочел чаю пиво. Давай, братец, поднимайся. Луи чувствует, как рука Лиама касается плеча и слегка сжимает его. Нет никаких сил двигаться, говорить, хоть как-то реагировать на озабоченных его состоянием друзей, но Томлинсону удается зафиксировать свое едва функционирующее тело в сидячем положении. Подушка, к которой он усиленно прижимался, впитывая любимый аромат, покоится у парня на коленях. Сейчас Луи кажется, что они с Гарри были недостаточно близки, хотя казалось, что ближе быть фактически невозможно. — Выглядишь, как дерьмо, дружок, — Лиам хихикает, взъерошивая волосы Луи. — Было бы странно, если бы я выглядел иначе, — голос Луи хриплый и низкий, отчего улыбка на лице Лиама превращается в чистое беспокойство. — И спасибо за комплимент, Лимо, я тронут. Неожиданно Зейн лбом прижимается к виску Луи, обхватывая его плечи руками и прижимая податливое тело ближе к спасительному теплу тела Малика. Они всегда были достаточно близки, чтобы понимать друг друга без слов. — Мне казалось, что невозможно любить так же сильно, как вы любили друг друга, — произносит Лиам, переводя взгляд на Зейна и нежно улыбаясь ему. Луи любит Гарри до сих пор, сильнее с каждой секундой, пока Гарри живет в его сердце, и он точно знает, что это никогда не изменится. Зейн подносит одну из чашек к Луи, и парень осторожно обхватывает ее ладонями, пропуская под кожу ее тепло. — Нам всем его не хватает, — почти шепчет Лиам, и они делают несколько глотков чая, пока Луи стеклянными глазами смотрит на темную жидкость в своей чашке. Только что он позволил себе принять, что не он один скорбит по Гарри. Не веси мир крутится вокруг Томлинсона, и есть люди, которым Гарри был близок, не настолько, как для Луи, но все же чертовски близок. Луи нужно время, много времени, чтобы расставить все по полочкам и понять, что все было не зря. — Нет, Гарри, нет, — шипит Луи, но Гарри затыкает его очередным влажным поцелуем. — Да, Луи, о да, — его губы растягиваются в шаловливой улыбке, прежде чем они яростно начинают срывать одежду друг с друга, не обращая внимания на еще не успевшую захлопнуться дверь общей гримерки. — Если сюда зайдут и увидят, чем мы занимаемся... — говорит Луи, стараясь звучать серьезно, но он слишком возбужден и счастлив для этого. Гарри толкает его в грудь, прижимая к холодной стене. И Луи совсем не обращает внимание на легкую боль, скользнувшую по спине от трения о штукатурку. Стайлс грубо обхватывает лицо возлюбленного ладонями, яростно припадая к тонким губам, что выглядели так соблазнительно на сцене, когда Луи прижимался ими к своему микрофону. Гарри жадно сминает и облизывает их, больно кусает и оттягивает, наслаждаясь любимым вкусом и легким запахом сигаретного дыма, которым пропиталась одежда парня. В комнате становится так душно, что Луи едва хватает воздуха. Или же Стайлс тому причина. — Скоро соберется персонал, ты, чертов сексоголик, — шепчет Луи, когда Гарри начинает стягивать джинсы со своего парня. — Это плохая идея. Гарри выгибается так, что его теплая грудь тесно соприкасается с грудью Луи, их сердца бьются в унисон. Томлинсон откидывает голову, позволяя влажным губам Гарри изучить тонкую кожу шеи, оставив на ней несколько обязательных пятен винного цвета, которые потом кому-то придется усердно прятать. Стайлс слегка покусывает участок рядом, вызывая легкий болезненный стон, а затем прикрывает рот Луи ладонью. — Так нас точно спалят, — говорит он, глядя в помутневшие от черной похоти глаза. — Я отсосу тебе прямо сейчас, ясно, детка? Он ласково гладит тонкий торс, пробегаясь дорожкой поцелуев по выпирающим ключицам, пальцами играет с сосками, что заставляет Луи умолять о большем, и жадно вылизывает тонкий животик, стараясь насытиться вкусом каждой клеточки любимого тела. — Быстрее, — срывается с языка парня, когда Гарри опускается на колени и зубами стаскивает боксеры, заставляя Луи дрожать от возбуждения. — Ты сегодня не в том нижнем белье, что я подарил тебе, — произносит он, после оставляя несколько дразнящих поцелуев на шелковистых бедрах и поглаживая возбужденную плоть. — Оно не понравилось тебе, принцесса? — Милый, я предпочитаю, чтобы люди не знали о наших с тобой странностях, когда перед концертом мне придется стоять перед ними полуголым и выбирать одежду, — говорит Луи, прерываясь на сдавленный стон, когда Гарри вбирает член в рот и скользит по нему языком. Луи автоматически запускает пальцы в волосы Гарри, двигаясь навстречу, так, как он сам любит, быстро и грязно. Они стараются действовать тихо, и иногда Луи вздрагивает, слыша громкие шаги за дверью. — Трусишка, — произносит Гарри, когда отстраняется, чтобы набрать воздуха. Гарри сосет быстрее, периодически заглатывая член и ладонями сжимая упругие половинки Луи. Его задница услышала на своем веку достаточно комплиментов. Луи растворяется от удовольствия после каждого нового толчка в теплый рот Стайлса, от всепоглощающей любви к парню. — Нет времени, — прерывисто говорит Луи, мазнув расфокусированным взглядом по циферблату настенных часов. — Гарри, время… — Так кончай уже, сладкий. Он проводит языком по стволу, задевает уздечку и двигается еще пару раз, прежде чем Луи взорвется, как атомная бомба, а вязкая жидкость исчезнет во рту Гарри. Он хватает со стола влажные салфетки и приводит их обоих в порядок, затем заботливо натягивает на Луи джинсы и одновременно оставляет на его бедрах поцелуи-бабочки, отчего Луи светится ярче солнца. — Мой ангел, — они лениво целуются, стоя на том же месте, пока в комнату не влетает смущенный Найл и не отправляет парней в руки стилистов, крича что-то о потерянном времени и желании хорошенько пожрать перед шоу. Луи просыпается посреди ночи из-за грома за окном, отдавшимся болью в голове. Он чувствует себя разбитым, как никогда, как будто кто-то невидимый распиливает его на маленькие кусочки, собирает воедино и повторяет процедуру снова и снова. Луи обнимает подушку, прижимаясь к ней щекой. В комнате душно, футболка прилипла к влажной спине, а на лбу собрались капельки пота. На часах почти три ночи. Кровать пуста, и Луи хватает воздух, когда тянется к левой ее стороне, где обычно спал Гарри. Дверь приоткрыта, и Луи заглядывает в гостиную, замечая свет от телевизора на паркете и часть белобрысой макушки Найла, которая покоится на подлокотнике дивана. Он переводит взгляд на фотографию, стоящую на тумбе. Луи проводит пальцами по деревянной рамке с невероятной нежностью, словно боясь навредить части его воспоминаний и прошлой лучшей жизни. Теперь все делится на до и после смерти Гарри. Он такой красивый с подвязанными банданой волосами и одетый в удлиненную рубашку, расстегнутую на груди, все его внимание приковано к Луи, который держит на руках малышку Дорис и с счастливой улыбкой смотрит в объектив камеры Лотти. Тогда Томлинсон думал, что это Рождество станет лучшим в его жизни, пока не наступит следующее. Тогда он даже представить себе не мог, что то Рождество окажется последним для него. Гарри бережно держит его за плечи, боясь оставить даже на мгновение. Сейчас Луи понимает, что ценить каждую секунду, проведенную вместе, было бы не такой уж и плохой идеей. Парень, преодолевая боль в мышцах, передвигается в сторону шкафа и рыщет в полной темноте в поисках той смой рубашки с фотографии. Это достаточно трудно, учитывая, что громадное количество их общей одежды перестало помещаться в большой по объему шкаф. Луи вряд ли когда-нибудь выбросит или отдаст что-то из вещей Гарри. В конце концов он нащупывает рубашку и подносит ее к лицу, утопая в гладкой шелковистой ткани, ласкающей кожу лица, и в запахе Гарри, сладком и дурманящем. Стянув с себя мокрую футболку, Луи накидывает на плечи найденную одежду, не застегивая ее, и возвращается на кровать, закрыв половину лица тканью и поджав под себя ноги. Его сердце быстро бьется, когда он представляет мягкие прикосновения Гарри на своей коже, его тихий шепот и дыхание, опаляющее кожу и душу Луи любовью. Луи чувствует приятную усталось в ногах и сильную сонливость, когда они с Гарри заваливаются в их дом, подвыпившие и счастливые после сыгранного на пять с плюсом концерта. По крайней мере, крики толпы были лучше слов благодарности. — Я не пойду в душ, мне слишком лень, — капризничает Луи и, стянув с себя кроссовки, плетется в сторону спальни. — Мне тоже. Тогда не жалуйся, что от меня пахнет, как от обезьяны, — говорит Гарри и идет вслед за своим парнем, по пути прихватив стоявшую на столе и манившую глаз бутылку дорогого вина. — Не буду, потому что от меня пахнет не лучше. Было бы не честно по отношению к тебе, милый. Гарри снимает с Луи одежду, между этим оставляя на его губах маленькие дразнящие поцелуи, а Луи в свою очередь мстит ему тем, что случайно (вовсе нет) задевает ладонью его пах и заставляет скулить своего нетерпеливого бойфренда. Парни расслабленно падают на мягкую широкую кровать, вдыхая свежий аромат улицы, скользящий по полу из открытого окна, за которым несколько фанаток по-прежнему пытаются докричаться до них. — Боже, они разве не собираются спать? — бормочет Луи и хмуро кидает взгляд на распахнутое окно. — Обними меня, малыш, — произносит Гарри своим теплым и чуть хриплым после концерта голосом, который всегда согревает Луи изнутри, превращая его в нежный и податливый комок счастья. — Ложечки? — Ложечки, — восторженно отвечает, почти пищит, Гарри, прижимаясь спиной к возлюбленному, а тот бережно обхватывает его руками, накрывая живот небольшими ладошками. Луи думает, что он пахнет не так плохо, как ожидалось. — Что, если мы поженимся? — спрашивает Гарри, после чего брови Луи ползут вверх. Его горло пересыхает, а запас слов уменьшается до минимума характерного для годовалого ребенка. — Ну, — он пытается связать свои мысли воедино, правда пытается, — тогда нам придется уехать на какой-нибудь остров, где никогда не ступала нога человека. По крайней мере, там мы точно не найдем людей с камерами. — Я серьезно, идиот, — Гарри поворачивается лицом к парню и ласково обводит контур его губ большим пальцем, при этом облизывая свои собственные. Луи кажется, что он растекается чистой нежностью по матрасу. — Гарольд, дорогой, я люблю тебя больше всего на свете. Но мы даже из шкафа не можем выйти, поэтому идея с женитьбой — это глупо в данный момент, — Луи касается носом его щеки, плавно двигаясь к губам Гарри, ладони скользят к оголенным бедрам, поглаживая кремовую кожу Стайлса. — Согласись, свадьба была бы эффектным выходом из шкафа, — Гарри улыбается и сминает тонкие красноватые губы Луи ленивым долгим поцелуем. — Гарри, ты же знаешь, что я бы женился на тебе. Женился бы уже давно, если бы не все это дерьмо. Гарри кивает и крепче прижимается к телу Луи, как маленький котенок, которому необходима ласка. Томлинсон знает, что он расстроен, это очевидно по поджатым губам и зажмуренным глазам, которые пытаются скрыть слезы обиды за длинными ресницами. Пальцы Луи медленно движутся по бедру парня, переходя на ладонь. Он подносит ее к своему лицу, оставляя мягкие извиняющиеся поцелуи на длинных пальцах, мечтая, чтобы когда-нибудь ему удалось надеть самое красивое кольцо на безымянный. От поцелуев Луи переходит к легким покусываниям, и смех Гарри — это то, чего он добивался. — Хочешь съесть меня? — хихикает Гарри, наблюдая за тем, как Луи губами и языком сосредоточенно изучает его пальцы. — Нет, ты единственный, кто может терпеть меня. — Мы оба терпим друг друга, я ведь тоже не ангел, — Гарри больно кусает губу, когда кончик языка Луи проходится вдоль его пальцы. — Малыш, это чертовски смущает. — Ты мой ангел, — Луи тепло улыбается, прикладывая ладонь Гарри к собственной щеке, и закрывает глаза. Луи испытывает что-то странное, и это определенно больше, чем любовь. Они переплетают ноги, прижимаясь друг к другу близко и крепко, словно пытаются слиться воедино, превратившись в два кусочка головоломки. Дыхание Гарри приятно щекочет губы Луи, иногда он тянется к ним за новыми поцелуями, как будто они — глотки воды посреди горячих песков пустыни. Томлинсон мечтает засыпать с ним каждую ночь и встречать рассветы за чашкой чая. Как жаль, что его мечты не волнуют никого, кроме него самого. — Хей, братишка. Кто-то толкает Луи в плечо, возвращая в реальность, и его это злит. Он с трудом открывает глаза, чувствуя острое и навязчивое желание поскорее сдохнуть и ничего не чувствовать. Перед ним стоит Найл, и это странно, потому что за все эти дни Найл контактировал с Луи куда меньше, чем остальные парни. — Мы собираемся на пикник, поэтому поднимай свой аппетитный зад и попробуй привести себя в порядок. Я понимаю, что эта задача трудновыполнимая, но она теоретически возможная, — он оценивающе скользит взглядом по Луи, который прячет лицо за рукавом рубашки. — Это принадлежало Гарри? Луи ничего не может с собой поделать. Каждый раз, когда он слышит его имя, хочется неистово кричать до раздирающей боли в горле. — Вы рехнулись? Какой, к черту, пикник? — бормочет он. — Оздоровительно-развлекательный. Будем учить тебя жить заново. — Я никуда не еду, — голос Луи звучит твердо. — Я тебя вообще-то и не спрашивал. Одевайся и выходи из своей пещеры. Луи знает, что, что бы они ни задумали, у них все равно ничего не выйдет. Рана слишком глубока, чтобы временно прикрыть ее напускным весельем. Он натягивает на себя треники, старую футболку и ветровку, после чего прячет волосы под серой бини Гарри. — Твою мать, Лу, никто не учил тебя закрывать окна во время дождя? — вскрикивает Зейн. — Весь паркет в воде. Тебя нельзя оставлять в доме, иначе от него ничего не останется. Зейн просит Лиама принести половую тряпку, пока Луи пораженно смотрит на большую лужу у стены, совсем рядом с кроватью. Он чувствует, как горячие горькие слезы собираются в уголках глаз, но парень прогоняет их, часто моргая. — Меня нельзя оставлять одного, — разбито произносит он, переводя взгляд на фотографию в рамке. Зейн замирает, с беспокойством глядя на лицо друга, которое перекосилось от страха и тревоги, накрывших его сокрушительной волной. — Эй, — уже тихо произносит брюнет, расставляя руки для объятий, но Луи упрямо мотает головой. — Иди сюда, это не обсуждается. Он позволяет сильным рукам Зейна обхватить свои плечи, тихо скуля в его шею и сжимая цепкими пальцами края черной футболки друга. — Мы справимся, дружок, — говорит Зейн и ласково целует Луи в макушку, мягко поглаживая его предплечья, — Сейчас нужно просто отвлечься, хотя бы попробовать. Я взял выпивку и много сигарет. Он ведет Луи из комнаты, по пути встречаясь с озадаченными парнями, которые держат в руках по одной спортивной сумке. В машине Лиама Зейн садится рядом с водителем, взяв на себя почетную роль штурмана. Найл и Луи устраиваются на заднем сидении, прижавшись друг к другу плечами. На протяжении всей поездки они стараются не нагружать друг друга лишними разговорами. Лишь пару раз на Найла находит странное вдохновение, и он пытается привлечь внимание парней забавными историями, которые когда-либо происходили с ними в турах. Зейн и Лиам тихо посмеиваются и заполняют пробелы в приятных воспоминаниях Найла, тем временем как Луи отсутствующим взглядом пялится на кожу сидения перед ним, даже не пытаясь избавиться от странного наваждения в виде зеленых океанов глаз Гарри. Он думает о том, что если бы Гарри был с ними, его смех звучал бы ярче для Луи, он был бы самым прекрасным из всего, что могло бы коснуться слуха Томлинсона. Вскоре Найл затыкает уши наушниками и поворачивается к окну, наблюдая за скользящей мимо плотной полосой голых деревьев. Луи тошнит, он хочет закрыть глаза и уснуть. Томлинсон всем телом ощущает, как колеса машины погружаются в песок, и она словно плывет вдоль пустого пляжа, который только начинает согреваться красноватыми лучами солнца. Они выходят из машины, и ступни Луи тонут в теплом песке, отчего парень выпускает тихий стон наслаждения и прикрывает глаза. — Кажется, Луи нравится, — шепчет Найл Зейну, и тот слегка улыбается, наблюдая за шатеном, который подставляет лицо под солнечные лучи. Они ставят сумки на расстеленное полотенце, Лиам вытаскивает пару бутылок коньяка и завернутые в фольгу сендвичи, один из них Найл хватает с особым рвением. Зейн подходит к парням с стопкой из одежды в руках и кладет ее перед босыми ногами Луи, встречаясь с его озадаченным взглядом. — Я считаю, что нам стоит выбрать по одной футболке Гарри, а все остальное отвезти Энн и Джемме, — говорит Лиам и протягивает Луи рубашку, в которой он спал сегодня. Его руки дрожат, когда пальцы пытаются застегнуть маленькие пуговицы рубашки. Найл оказывается в широкой футболке с надписью Rolling Stones. Зейн и Лиам а свою очередь выбрали себе черную и белую полупрозрачные футболки без рисунков и надписей. Луи роняет слезы, смотря на рассвет, и чувствует, как его легкие сжимаются от недостатка кислорода. Он громко всхлипывает, случайно привлекая внимание парней, и в следующее мгновение оказывается в центре групповых объятий. Томлинсон плачет, как не плакал никогда, потому что его окружает запах Гарри и друзья, которых он ценит больше собственной жизни. — Мы так сильно пахнем им, — в конце концов выдыхает он. Они вместе встречают рассвет, выпивая коньяк и выкуривая сигареты, и больше нет никаких запретных тем. Луи задыхается в дыме, но это единственное, что помогает ему не теряться в воспоминаниях и оставаться здесь, среди людей, которым он не безразличен. Алкоголь подавляет слезы, а друзья отвлекают от внутренних терзаний. Может быть, Гарри никогда не признается Луи в любви, а тот больше не ответит ему взаимностью, никогда не прижмет к сердцу, не прошепчет слова успокоения и поддержки и не наденет золотое кольцо на палец перед алтарем. По их дому не будут бегать маленькие детские ножки, а Луи никогда не увидит, как Гарри кормит ребенка с ложечки и балует их дорогими покупками. Но он всегда будет жить в сердце Томлинсона, потому что не может быть только половины сердца. Всегда будут Луи и Гарри.