Reminiscentia

У нас есть шрамы, Которые наполнены воспоминаниями, воспоминаниями, сожжёнными тьмой, Попытайся увидеть Слезы, которые мы прячем, Прячем напрасно, потому что боль всё равно разрывает нас на части, Попытайся увидеть… Пусть начнется исцеление, Огонь наших ружей Останется в нашем сердце. Мы пылаем ярко, как тысяча солнц, О, да, каждый день, постепенно, мы осмеливаемся любить снова, И если мы ослабим хватку, я встречу тебя в конце нашего пути. Я знаю, твои шрамы так глубоки, Что ты ощущаешь их даже во сне. Что не убило, сделало нас сильнее, На нашей коже начертаны истории, Не прячь их, Что не убило, сделало нас сильнее. (Tove Lo — Scars)

Время близится к полуночи. В центральном полицейском участке №12 в Сеуле до сих пор в одном из кабинетов на третьем этаже горит настольная лампа. Поблескивает золотая табличка на столе. «До Кёнсу. Прокурор НПК*». Молодой человек отодвигает с неприятным скрипом стул, откидывает тёмную шевелюру на спинку стула, потягивается до хруста позвонков и устало оттягивает галстук, который, словно удавка, мешает вдохнуть полной грудью и создаёт чувство дискомфорта. Как же он устал! В голове начинает звенеть от слишком громкой тишины. Неизвестность утомляет не только физически, но и высасывает, как вампир, внутреннюю энергию. Парень протирает лицо влажной салфеткой и делает глоток кофе из бумажного стаканчика на столе, тут же морщась: напиток остыл и потерял свой бодрящий эффект. Глухие шаги в коридоре замолкают возле двери кабинета. Стук по дереву, будто молотком по черепу. Слишком громко. Звук разрывает тишину, и в ушах слышится дребезжание отголосков её немого крика. Юношу передергивает, и он вновь трет лицо кулаками до покраснения. — Простите, сэр, — стоящий в двери парень снимает фуражку и кланяется, прося разрешения войти. До Кёнсу коротко кивает и приподнимается, с прищуром глядя на предмет в руках младшего по званию. — Главный комиссар просил доставить вам лично в руки дело номер 614, — офицер протягивает папку с делом прокурору. — Спасибо, офицер О Сехун, — Кёнсу считывает вышитое на кармане рубашки имя светловолосого юноши и забирает из его рук долгожданные бумаги. — Интересное дело, сэр, — вспоминает молодой работник полицейского управления, не торопится уходить и наблюдает, как прокурор открывает папку и вытаскивает пожелтевшие документы. — Мне рассказывал о нём отец. — И чем же оно столь занятно? — Кёнсу знал заранее, что случай весьма запутанный и неординарный, но пока ещё не был до конца осведомлён во всех мелочах. Благодаря другу он вновь почувствовал жажду раскрытия истины. — Тем, что до сих пор не раскрыто. Даже, когда в этом кабинете двенадцать лет назад находился ваш отец, следователи пребывали в полной растерянности. — Отчего же? — Кёнсу прошёлся взглядом по первым страницам. — Убийца найден, хотя… Прокурор вникает в показания, и с каждым предложением на его лице всё больше вырисовывается крайняя степень озадаченности: — После тех майских разборок, когда вырезали всех членов клана Ли, его лицо облили кислотой, и пострадали глазные яблоки, поэтому он не мог передвигаться без посторонней помощи. Как он мог вообще зарезать троих? Бред! Как такое возможно? Молодой человек трёт глаза, чтобы понять, что всё, о чём он только что прочёл, действительно стоит в рапорте дела, а не является проказами полудрёмы, в которую он погрузился до прихода офицера. — Есть свидетели, которые утверждают, что видели его неподалёку от места убийства, — Сехун помнит этот случай в мельчайших подробностях без необходимости заглядывать в отчет очевидцев и допросы подозреваемого. — Уж поверьте, сэр, его ни с кем невозможно было спутать. Импозантный молодой человек с чёрной тростью с золотой ручкой в форме дракона.  — Но это не означало, что он убийца, — нервно постукивает пальцами по крышке стола Кёнсу. Он поклялся избавиться от вредной привычки и бросить курить, но отчего-то в данный момент его просто тянуло к «запретному плоду» в нижнем выдвижном ящике стола. — Означало, сэр, — Сехун мотает головой. Он не хочет показаться грубым, чтобы прокурор, не дай бог, не решил, будто младший по званию с ним спорит, и тут же прикрепляет факты к своим словам. — Если его кровавые отпечатки были найдены на месте преступления, а на его одежде присутствовали следы крови убитых. Посмотрите на результаты экспертизы. Кёнсу тут же переворачивает несколько страниц, пока не доходит до нужного документа с подписью и печатью криминальных экспертов, датированную двенадцатью годами ранее. — Но он был слеп, поэтому вполне вероятно, что тогда он вошёл в дом к друзьям, не понимая, что те мертвы, наткнулся на труп у своих ног и неосознанно потянуться к трупам — вот вам и его отпечатки. — Так он и утверждал: пришёл в гости к друзьям, поскользнулся на луже крови, упал, наткнулся на тело госпожи Бён, не понимая, что это оно, начал ощупывать холодный труп женщины, после чего испугался и убежал. — Тогда почему он до сих пор числится как убийца? — массирует указательными пальцами виски Кёнсу. Из-за недосыпа мысли бегают и никак не хотят сложиться в логическую кучку. — Потому что после допроса он исчез, — Сехун до сих пор помнит весь тот хаос, что царил в участке на следующий после кровавой резни в доме Бён день. Одно из самых громких и странных дел города, которое почему-то очень быстро замяли. Его отец даже как-то обмолвился о том, что ко всему мог приложить руку Интерпол. — Люди не могут взять и раствориться в воздухе, — фыркает Кёнсу, понимая всю абсурдность показаний жильцов дома, где проживал главный подозреваемый. — Да, возможно, он сбежал, — соглашается офицер полиции. — Но его до сих пор не могут найти. Как и, словно канувшее в воду, орудие преступления. — Настоящий убийца мог замести следы и расправиться с калекой. — Или же он сменил лицо, — подмечает Сехун.  — Тоже верно, — кивает Кёнсу, тяжело вздыхает и старается переварить полученную информацию. Он косится на стоящего перед столом офицера полиции и подмечает то, как парень нервничает, кусая губы и хмуря брови, глядя на фото слепого мужчины, прикрепленное к делу об убийстве четы Бён.  — И ты склонен полагать, что твой вариант ближе к правде, так? — спрашивает его До и захлопывает дело. Сехун с пару секунд просто смотрит в упор на прокурора, после чего его голос звучит крайне уверенно и твёрдо: — Так точно, сэр.