Мой мальчик

Вода в озере была черной. Вернее, казалась черной. Том, держась за корягу, торчащую из земли, потянулся и коснулся гладкой поверхности ладонью. Холодная… От касания по воде пошли мелкие ленивые круги, и в руку ткнулся потревоженный ярко-желтый лист. Том хихикнул, сцапал его за резной край и вытащил из воды. Подтянувшись, выпрямился, а потом плюхнулся прямо на землю, из которой еще кое-где торчала пожухлая трава, и принялся с интересом рассматривать добычу. Лист был весь в дырочках и темных прожилках. Том поднес его поближе к глазам и восхищенно замер, глядя на тончайшую, почти незаметную паутинку и крохотного паучка. Он смешно перебирал лапками, и Тому вдруг показалось, что он слышит, как ворчит старичок-паучок на холод, осень и воду, которая намочила его паутинку. Том рассмеялся и, сорвавшись с места, понесся в сторону большого дома. Опомнился и перешел на шаг, бережно прикрывая листик от ветра. Но в двух шагах от крыльца не выдержал и снова побежал, захлебываясь восторгом. - Дядя Кен, смотри, что я нашел!! – вихрем пересек холл и завертелся юлой. – Дядя Кен! - Я здесь, малыш, - спокойный, «улыбающийся» голос подсказал направление, и Том, добравшись до кабинета, толкнул дверь. Присмирев, переступил порог, чинно подошел к стоявшему у окна мужчине и протянул свое сокровище. - Смотри, что я нашел. – От удовольствия, незамутненного детского счастья и восторга его голосок дрожал, а светлые глазенки сияли. – Это паучок. Я нашел его на озере. Он замерз и теперь ворчит. - Ворчит? – дядя Кен присел на корточки перед малышом и осторожно взял желтый лист. Пару долгих мгновений разглядывал его с самым задумчивым видом, а потом улыбнулся. – И, правда, ворчит. Смешной такой. - Дядя Кен, а давай мы его у себя оставим? – Том возбужденно подергал его за рукав. – Я ему домик сделаю, и он будет у нас жить. - Хм… А давай, ведь скоро придет зима. – Кеннет коснулся губами его лба, отложил лист на край стола и, подхватив на руки малыша, закрутил, завертел его, изображая самолет-истребитель. Том заверещал от страха и восторга, вцепившись в его шею. Лист был забыт, и паучок, спустившись по паутинке на пол, быстро юркнул куда-то под ножку стола. Сухо и тепло. Значит, можно начинать плести новую паутину. *** Том раздраженно повел плечом, смахивая руку учителя, и отступил от него на шаг. Отросшие волосы лезли в глаза, и Кен только вздохнул, вспоминая их последнее сражение по этому поводу. Том наотрез отказывался отдавать свою изрядно увеличившуюся в объеме за последнее лето шевелюру на поругание парикмахеру, и сколько бы доводов Кен не приводил, все пропускалось мимо ушей. А в последнее время Том заимел привычку прятать за длинной волнистой челкой глаза, и Кена это начало по-настоящему беспокоить. Кроме того, что от этого Том мог изрядно испортить зрение, Бране начало казаться, что малыш начал от него закрываться. Хотя идею о частной школе с полным пансионом Том и правда принял без энтузиазма, уйдя в немой протест. Последнее Кен понимал очень хорошо, но потерять доверие мальчика боялся. - Том, - Брана улыбнулся учителю и потянул Хиддлстона в сторонку, пользуясь суматохой. Багаж Тома уже отнесли в его комнату, которую Кен лично проинспектировал и одобрил, и у них появилось немного свободного времени. Он еще мучительно подбирал слова для разговора, понятные десятилетнему мальчику, как тот заговорил сам. Впервые с того самого дня, как узнал, что отныне ему придется жить в школе. - Я тебе мешаю? – Они устроились на скамейке подальше от суеты, и Том с сосредоточенным видом принялся ковырять брюки на коленке. Кен невольно содрогнулся. Слишком взрослым был вопрос. - Нет. Ты никогда мне не мешаешь. – Он еле подавил порыв придвинуться ближе и обнять невесть что напридумавшего себе мальчика. Не время. - Тогда почему? Я что-то сделал не так? Кен вздохнул. Как объяснить ребенку, что уроки на дому – это хорошо, но ничто не заменит ему общение со сверстниками? - Я не могу быть все время с тобой, малыш. Я практически запер тебя в четырех стенах. А тебе нужно дружить, играть, драться, мириться и обижаться. - Я не понимаю, - Том нахмурился, вскинув голову и устремляя на него неожиданно тяжелый взгляд. – Я скучаю, когда ты уезжаешь, а теперь вообще увижу тебя только на Рождество. Кен отвел глаза. Было немного стыдно перед Томом, но врать было нельзя. - У меня большой проект. Долгий и тяжелый. Мне придется уехать из страны на некоторое время. Том сдвинул брови, став похожим на маленького взъерошенного и сердитого воробышка. - Почему ты мне не сказал? Я ведь не маленький. - Для меня ты всегда будешь моим солнечным мальчиком, - Кен мягко улыбнулся и пригладил торчащие в разные стороны вихры. Том мотнул головой, уходя от прикосновения. - Я не маленький! - Конечно, нет, - Брана повернулся в сторону возвышающейся над долиной громады школы. – Ты уже взрослый. И я надеюсь, ты не сильно будешь на меня сердиться. - Я не сержусь, - Том опустил голову и принялся выводить узоры носком туфли. - И не думать, что ты мне мешаешь или типа того. - Я не думаю, - буркнул Том, но заалевшие щеки выдали его с головой. – Я не люблю, когда ты уезжаешь. И я не знаю, что отвечать, когда меня спросят где мои мама и папа. На лицо Кена легла тень. - Правду, Том. – Он привлек мальчика к себе и обнял за плечи, надеясь, что тот его не оттолкнет. Погладил мягкие кудряшки, и Том наконец расслабился. Выдохнул, приник к нему, пряча лицо на груди. - Я боюсь остаться один. – Почти безразлично шепнул он, и Кен только стиснул зубы, чувствуя, как сильно колотится сердце мальчика. Тому страшно. По-настоящему, по-взрослому страшно. - Прости. – Кен прижался губами к его макушке, зажмурившись. – Я не подумал. Прости, Том. – Комок стоял в горле и мешал говорить. А когда Том легко, почти невесомо погладил его руки, Брана еле слышно застонал от вины и боли. – Ты – все, что у меня есть, малыш. Важнее всего на свете. И знаешь… к черту проект. Том вскинулся, отстранился, заглядывая в глаза, словно не веря. Пару долгих мгновений они смотрели друг на друга, а потом мальчик улыбнулся. – Спасибо. Я тебе верю. Но не надо. Просто обещай, что будешь звонить. Кен покачал головой. И кто из них взрослый? И когда Том успел стать таким серьезным? Или это он просто недооценивал десятилетних мальчишек? - Обещаю. Буду звонить и даже писать письма. И приезжать, как только смогу. Том вздохнул и снова ткнулся лицом в его грудь. - Я буду по тебе скучать. Я буду очень-очень скучать… *** Стрелка подползала к одиннадцати, и Кеннет начат нервничать. Поезд Тома должен был прибыть на вокзал полчаса назад. А он все еще торчит в «пробке». Небо решило подарить им настоящее Рождество и со вчерашнего утра сыпало и сыпало снегом. Мягкие, пушистые хлопья укрывали город, но сейчас Кен скорее предпочел бы голые ветки деревьев и чистый асфальт. Дорожные службы не справлялись со снегопадом, и город встал в одной большой «пробке». Кен выдохнул, заставляя себя расслабиться. В конце концов, ничего особо страшного не происходит. Тома встретит шофер, просто он приедет раньше, чем сам Кен. Брана покосился на лежащий на пассажирском сидении подарок для Тома. Пусть последний год они и не виделись, Кен регулярно звонил в школу, и теперь искренне надеялся, что увлекшемуся фотографией парню понравится его выбор. Ему бы, он, например, понравился. Машины впереди чуть сдвинулись, Кен повторил их маневр и снова встал. Сложил руки на руле и опустил на них голову. Как летит время… Еще совсем недавно он с жалостью и болью смотрел в испуганные глазенки крохотного малыша, а теперь ждет не дождется встречи с шестнадцатилетним подростком. Забавная штука жизнь. Но шутки у нее странные. В двадцать один мысль о детях приводила его в ужас. В двадцать пять он стал опекуном сына своего погибшего друга, заменив ему отца и всю семью. В тридцать он не мыслил свою жизнь без Тома. Он никогда не просил мальчика называть его отцом, раз и навсегда решив для себя этот вопрос. Он станет Тому другом, поддержкой, стеной. Но отец был и останется один. Конечно, без проблем не обходилось, но все это было такой мелочью по сравнению с той радостью, которую Том привносил в его жизнь одним своим существованием. Даже когда они были далеко друг от друга. Любознательный, открытый, он, вопреки всем опасениям, быстро нашел общий язык со сверстниками в школе и «пустился во все тяжкие». Проделки с каждым годом становились все изощреннее, мастерство сарказма и тонкой шутки росло вместе с Хиддлстоном, и учителя жаловались Кену на то, что совершенно не способны справиться ни с ним, ни с его обаянием. Брана смеялся, но изменить ничего не пытался, полагая, что Том сам должен повзрослеть и понять. Он помнил себя в шестнадцать. Это было прекрасно и страшно. Машина впереди мигнула габаритными огнями, тронулась с места и, Кен, заметивший впереди просвет, облегченно перевел дух. Кажется, у него есть шанс приехать почти вовремя. …Дом ходил ходуном. Стекла в окнах жалобно дребезжали, а уши закладывало от басов, сотрясавших пол и стены. Кеннет, сдерживая смех, захлопнул за собой дверь, даже не надеясь, что Том услышит стук. Похоже, ставить в его комнату стерео-систему было несколько… опрометчиво. - Том! – без надежды перекричать ревущую музыку, Кен снял пуховик и стряхнул с волос влажные от растаявших снежинок капли. Ну да, как же… Скинув туфли, он поднялся по лестнице и поморщился от слишком громкого звука, который здесь был гораздо сильнее. И как Том еще не оглох? Решив, что стучать все равно бесполезно, Кен просто повернул ручку и толкнул дверь комнаты Тома, в которой совсем недавно сделал перестановку, заменив детские вещи их взрослыми аналогами. Переступил порог и закусил губу, оглядывая бардак, в который успела превратиться комната. Посредине стояла открытая сумка, вещи валялись в самых неожиданных местах, шкаф был открыт, а на кровати сидел Том в наушниках и нетерпеливо ерзал, читая какую-то книгу и накручивая на палец длинный локон. Видимо, почувствовав взгляд, он поднял голову, и книга тут же упорхнула куда-то в угол кровати, а сам Том, содрав наушники с головы, метнулся вперед. Зацепился за край покрывала, нелепо взмахнул руками и упал прямо в объятия Кена, успевшего подхватить его в последний момент. - Добро пожаловать домой, мой мальчик, - Кен крепко прижал его к себе, обнимая и отмечая краем сознания, что Том уже почти сравнялся с ним ростом, но все такой же худой, как щепка. - Привет, Кен. – На щеки Тома плеснуло румянцем от смущения, но выбираться из сильных рук он не спешил. Наоборот, обнял сам за плечи и затих. - Прости, что не встретил сам, - Кеннет, не разжимая объятий, дотянулся до музыкального центра и выдернул шнур, погружая их в тишину, от которой зазвенело в ушах. – В городе «пробки» с самого утра. - Я понимаю, - Том напрягся, отстраняясь и пряча глаза. – И был рад видеть старину Сэма. - Эй, все в порядке? – Кен слегка коснулся его подбородка. Том послушно поднял голову, и Брана ухнул в его глаза. Прозрачные, такие… странные. Серые? Голубые? Зеленые? Такие родные и такие чужие. Слишком взрослые. - Да, - одними губами выдохнул Том, кивнул головой, и Кен, нахмурившись, провел пальцем по тонкому шраму на лбу. - Откуда это? Том замер под этим касанием. Облизнул губы, а потом отшатнулся, снова заливаясь краской. - На тренировке получил. Случайно. Шрама бы не осталось, но я сам виноват. – Засуетился, убирая вещи и запихивая сумку под кровать. – Только не ворчи, мне и так за это влетело. - Мало влетело, - Кен сложил руки на груди. – И почему ты мне ничего не сказал? - Ты был занят, - Том только отмахнулся и снова плюхнулся на кровать. – У тебя как раз были какие-то важные переговоры. - Малыш, мне казалось, что мы об этом уже говорили. Для меня нет ничего важнее тебя. - Не называй меня так. – Том сверкнул глазами из-под челки. – Мне уже шестнадцать. - Хорошо, мой мальчик. – Кен фыркнул, а Том почему-то промолчал. Отвернулся, затеребил покрывало. В комнате повисла неловкая тишина, сердце гулко стукнулось о ребра, словно напоминая о себе, и Брана мягко улыбнулся. – Как насчет того, чтобы нарядить елку? Или ты для этого слишком взрослый? Том кинул на него сердитый взгляд из-под ресниц, но Кен только сцапал его за руку и потащил за собой, усмехаясь про себя. Подростки… Так торопятся стать взрослыми и так бояться признаться в том, что хотят остаться детьми. *** - Растяпа, - почти нежно проворчал Кен, замотал шарф потуже, заправив концы под пуховичок, и поднял воротник повыше. Том фыркал, но стоял смирно, терпеливо снося заботу Браны. – Губы синие, волосы мокрые, рукавицы, конечно, дома оставил. Ну что за чудо… - Я не чудо, - Том шмыгнул носом. – Мне не холодно. Мне хорошо. - Это тебе сейчас хорошо, - Кен отбросил от его лица мокрые колечки волос. – А потом с температурой будешь валяться. И конец всем каникулам. – Кен не выдержал и улыбнулся. Ему тоже было хорошо, просто хорошо. И кто бы мог подумать, что игра в снежки, в которую превратилась обычная прогулка, вдруг принесет такое удовольствие. – Пошли домой, малыш. - Кеееен, - простонал Том. – Ну хватит, а? - А что такое? – Кен сжал его пальцы, грея, и повлек в сторону виднеющейся из-за пригорка крыши. Вчера они развесили всю рождественскую иллюминацию, которую нашли, и теперь дом переливался яркими огнями. В ответ Том только фыркнул и замолчал. Его пальцы в ладони Кена лежали расслабленно и доверчиво, но напряжение, идущее от парня, усиливалось с каждой секундой. А когда до крыльца осталась какая-то пара шагов, Том аккуратно вытянул руку и тут же сунул ее в собственный карман, мило краснея. - Спасибо. Я уже согрелся. Кен с озабоченным видом потрогал его нос, провел ладонью по щеке и покачал головой. - Марш переодеваться. А я пока глинтвейн сделаю. - И ты дашь алкоголь «малышу»? - Том дерзко вскинул голову. - Нет, я его дам своему мальчику. Ужасно вредному замерзшему мальчику, - Кен рассмеялся неописуемому выражению, появившемуся на лице Тома. – И волосы высуши! – Но это он уже кричал в спину унесшемуся в дом парню. …Нескладный, угловатый, чуть неуклюжий, не знающий, куда деть свои конечности и отчаянно этого стесняющийся Том удивительным образом умудрялся помещаться даже в самое маленькое пространство. Совсем как сейчас. Свернулся клубочком и заснул в узком кресле, сладко посапывая и чему-то улыбаясь во сне. Сначала Кен хотел просто накрыть его пледом, а потом решил, что парня надо все-таки разбудить и отправить в кровать. Но разморенный теплом и вином, Том просыпаться не желал. - Малыш, - почти нежно позвал его Кен, надеясь, что так нелюбимое Томасом словечко возымеет свое действие. – Давай в кроватку. – Склонился, коснулся руки и вдруг оказался в теплых сонных объятиях. Том потерся щекой о его плечо, выдохнул куда-то в шею и затих, шепнув что-то про «вредного Кеннета». - Том… - ошарашено выдохнул тот, придерживая его. – Завтра все тело болеть будет. Тебе надо перелечь. - Не хочу, - капризно шепнул Том в шею Кена, породив тысячу мурашек и заставив вздрогнуть от неожиданно острого удовольствия. Кончики ресниц щекоткой коснулись кожи, и Брана почти силой отодрал от себя Тома. Отстранил, заглянул в еще сонные, но уже открытые глаза и резко произнес: - Иди к себе. Том распахнул ресницы, глядя на него с недоумением и начавшей закипать обидой, а потом с потрясающей ловкостью вывернулся из его рук, слетел с кресла и исчез за дверью гостиной. Кен медленно выдохнул, потирая лоб. Плохо. Он почти никогда не кричал на Тома. И в таком тоне тоже разговаривал редко. Но в любом случае, для подобного всегда была причина. А сейчас ее не было. Ничего, кроме собственного смущения и странной неги от объятий Тома, которая привела его почти в ужас. Черт знает что… Нужно извиниться. Но заставить себя встать из кресла и подняться по лестнице на второй этаж оказалось неожиданно трудно. Он словно прирос к мягкому сидению, глядя на уже почти потухший огонь в камине. В голове водили хоровод обрывки мыслей, но ни за одну из них Кен не мог уцепиться. Он пришел в себя, когда порыв ветра распахнул окно. Вскочил, закрыл раму и замер, опершись на подоконник и вглядываясь в ночь за стеклом. Снова снег идет. Завтра Рождество и надо бы не забыть положить подарок Тома под елку. Кен повел плечами и направился к лестнице, надеясь, что Том еще не спит. Завтра все перегорит, и извинения будут казаться пустыми. А вот осадок между ними останется. - Том? – тихо позвал Кеннет, проворачивая ручку и открывая дверь комнаты. Подождал немного, но, не дождавшись ответа, рискнул переступить порог. Свисающее на пол одеяло, оставленная на стуле одежда, включенный ночник, в рассеянном свете которого спящий Том казался почему-то слишком взрослым и красивым. Мягкие черты лица заострились, стали выразительней, ярче. Он спал на животе, подобрав под себя подушку, на приоткрытых губах лежал провод от наушников, и Кен недовольно покачал головой. Ну что за ребенок. Сколько раз говорить можно… Кен, осторожно ступая, бесшумно подошел к постели, поднял одеяло и принялся распутывать провод, искренне радуясь про себя, что тот не обвился вокруг шеи Тома, а всего лишь сплелся с несколькими прядями. Выпростав тонкий гибкий шнур из волос, Кен осторожно потянул его на себя, осторожно перебирая пальцами. Случайно коснулся приоткрытых губ и замер, чувствуя горячее дыхание Тома и мягкость кожи. Сглотнул, выдохнул шумно, и Том пошевелился. Мурлыкнул что-то во сне, чуть сдвинулся и Кен испуганно отшатнулся, в последнюю секунду успев удержать собственную руку от рывка. Вытащил провод до конца, стараясь ни о чем не думать, вытянул плеер из-под руки и сложил все это на прикроватную тумбочку. Выключил ночник и стремительно вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь с еле различимым стуком. Пальцы тут же задрожали, и Кен, поджав губы, мотнул головой. Он чуть не разбудил Тома. И эта мысль была единственной, волю которой Кеннет дал, отправив все остальные к черту. И, пожалуй, в первый раз в своей жизни не сожалел о том, что Рождественские каникулы так коротки. *** Том упорно не желал смотреть в его сторону. Закинув ногу на ногу незнакомым Кену движением, он разглядывал что-то за окном и делал вид, что его здесь нет. Впрочем, возможно, так и было. Ни оправданий, ни объяснений. Только упрямо поджатые губы. Но эта тонкая складочка сказала Бране все лучше любых слов. Том не считает себя виноватым. И не видит причин для этой встречи. И разговаривать с ним бесполезно. -…прошу прощения, что вызвала вас сюда, заставив так волноваться. – Сидящая по другую сторону стола учительница мучительно подбирала слова и отчаянно краснела, боясь поднять взгляд. – Понимаете, я в этой школе не давно и… еще не совсем привыкла к ее специфике. Но вам не о чем волноваться. Наш психолог объяснила мне, что мужской коллектив, возраст и гормоны… В общем, это вполне нормально и все пройдет само собой. – Она покосилась на Тома и тут же отвела взгляд, словно обжегшись об его профиль. – Простите за беспокойство. Кеннет потер виски, вежливо улыбаясь. От желания придушить эту дамочку разболелась голова. Он сорвался с работы, пролетел чуть ли не полконтинента... И все только для того, чтобы узнать о том, что целующийся с каким-то парнем Том – «вполне нормально»? Но ссора ему сейчас не нужна. Да и вряд ли он этим что-то добьется. - Все в порядке, - он обаятельно улыбнулся и встал. – Я даже благодарен вам, что вытащили меня сюда. Иначе я увидел бы моего мальчика еще очень нескоро. Женщина облегченно перевела дух, отразила его улыбку и кивнула, желая удачи и рассыпаясь в извинениях. Но расшаркиваться дальше Кен не стал, и уже спустя пару минут они с Томом стояли на крыльце школы. - Прогуляемся? – ровным тоном предложил он и первым спустился с лестницы. Несколько долгих минут они молча шли по усыпанной красной кирпичной крошкой дорожке школьного парка, думая каждый о своем, а когда угрюмая тишина стала совсем невыносимой, Том с безразличием в голосе спросил: - Презираешь? - Нет. – Кен мотнул головой. – Думаю, где я ошибся. Наверное, стоило отправить тебя в обычную школу. - Так ты поверил этой… - усмешка, которую так ясно услышал Кен, была ему незнакомой. Как и Том, который сейчас смотрел на него странным, тяжелым взглядом. За эти месяцы, что они не виделись, он вытянулся еще больше, раздался в плечах. Ушла неуклюжесть и появилась плавность движений. Скулы заострились, глаза, кажется, потемнели. А еще он привел в порядок свою шевелюру и теперь меньше всего походил на того маленького мальчика, которого Кен хранил в своей памяти. Сейчас перед ним стоял незнакомец с такими родными и чужими глазами. Кеннет смотрел на него, с отчаянием ища знакомые черты. Находил, но не узнавал. И все это за пару каких-то месяцев? Кен отвел взгляд, зацепился за пальцы, почему-то мелко подрагивающие, и Том тут же убрал руки в карманы. Как спрятал. - А разве она не права? – глухо спросил Брана, напоминая себе, что парню уже семнадцать. - Нет. – Том снова развернулся и пошел по дорожке вглубь парка. Кен хмыкнул и, догнав его, пошел рядом. - Тогда объясни мне. - Нечего объяснять. Мне захотелось попробовать. - Попробовал? - Попробовал. - Понравилось? - Да. - Лучше, чем… с девушками? - Я понял, что мне все равно, девушка или парень, если он или она мне нравится. – Голос Тома был странным. Напряженным. Чуть подрагивающим. Словно весь этот разговор значил для него гораздо больше, чем он хотел показать. И Кен растерялся, впервые не зная, что делать и что сказать. Ругать его? Кричать? За что? За то, что сделал то, чему учил его сам Кеннет, говоря, что лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделать? За откровенность? За доверие? Никогда! Или убеждать, говорить о том, что так нельзя или что все изменится, когда он повзрослеет? Тому семнадцать, а по развитию он гораздо старше своих сверстников. Он отлично понимает, что делает. И за свои поступки давно привык отвечать сам. - Может, тебе просто нужна девушка? – с тоской предположил Кен, ляпнув первое, что пришло на ум. Они никогда не говорили с Томом на тему «взрослых» отношений, и теперь он чувствовал себя неловко, впервые жалея, что отдал школе на откуп сексуальное воспитание. - Я не страдаю из-за отсутствия секса, если ты об этом. – Том пнул камешек и с преувеличенным вниманием проследил за его полетом. – Так что это мой… сознательный выбор. Мне нравится тот парень. Он простой. И надежный. Кен поджал губы и взъерошил растерянным жестом собственные волосы. Под сердцем запекло, и Брана опустил глаза, изучая землю под ногами, которая сменила кирпичную крошку. Ревность. Злая, острая ревность. И тяжелый непонятный взгляд Тома ощущается как нечто за пределами сознания. - Вряд ли я одобрю твой выбор. – Сказал и сам передернулся от холода в собственном голосе. - Я и не надеялся, - Том дернул уголком губ. Кен резко выдохнул и остановился, придержав его за локоть. - Прости. - За что? – Тоска в потемневших до цвета грозового неба глазах Тома была почти осязаемой. – Это не катастрофа и не конец света. И это, в конце концов, моя жизнь. – Он повел плечом, освобождая руку. - Да, твоя, - Кену хотелось закрыть уши руками, чтобы не слышать, как рушится его жизнь. – Познакомишь меня с ним? – К черту ревность, все к черту. Он не может потерять Тома. - С кем? – Хиддлстон недоуменно сморгнул. - Со своим парнем, - Кен улыбнулся. – Должен же я знать того, на кого запал мой мальчик. - Я не твой мальчик! – Том отшатнулся, губы скривились, а в глазах заискрилась непонятная боль. Сильная, всепоглощающая. Кончики ресниц Тома задрожали, и Кену на мгновение показалось, что он сейчас расплачется. – Я не твой, слышишь! Не называй меня так! Никогда больше! – Том отступал все дальше и дальше, а потом сорвался с места и кинувшийся к нему Кен схватил воздух, беспомощно глядя вслед убегающему парню. …«Прости. Я вел себя, как идиот». Телефон пиликнул смс-кой и Кен слабо улыбнулся. Тяжесть, лежавшая на сердце после последнего разговора, уменьшилась, но исчезать полностью никуда не собиралась. «Все в порядке, Том. Я вел себя не лучше». Кен отправил сообщение и откинулся на спинку сидения, поворачиваясь к окну. Самолет приземлился почти час назад, впереди ждала работа, но все, о чем мог думать Кеннет – это о том, что жизнь изменилась, и надо с этим что-то делать. Том вырос, а вот он оказался к этому не готов. Между ними всегда существовала дистанция. Крохотная. Вполне комфортная. Частица «не» перед словом «отец». Кеннет не был отцом Тома, никогда не претендовал на эту роль и даже обрадовался, когда перешел из разряда «дяди Кена» в просто «Кена». Том знал правду всегда, но это только сближало их. Не смотря ни на какие дистанции и частицы, они доверяли друг другу, заботились друг о друге, скучали… Кен уже не представлял себя без Тома и никогда не винил его в том, что забил на собственную личную жизнь ради него. Слишком хорошо помнил тоскливый и обреченный взгляд восьмилетнего Тома, которым тот смотрел на первую и последнюю женщину, которую Кен однажды привел, решив, что его одного для воспитания ребенка недостаточно. Она была хорошей, доброй и любила детей. Но Том… Нет, он был безупречно вежлив. Только страх в глазах еще скрывать не научился. «Пожалуй, я не буду требовать с тебя извинений. Мне хватило твоего признания )))» Телефон погас, оповестив о приходе сообщения, и Кен рассмеялся, прочитав смс. Тяжесть уменьшилась еще чуть-чуть, но проблема никуда не делась. Или поверить школьному психологу и подождать, пока Том перерастет гормональный всплеск и свое извечное любопытство? Неплохая идея. Вот только Том слишком хорошо отдает себе отчет в том, что делает. И с контролем у него все в порядке. Хотя что он, Кен, собственно, может сделать? Посадить парня под замок? Врачу показать? Бред, какой же все это бред… Кен потер лоб и выдохнул. Пусть все идет, как идет. И если Том вдруг решит, что ему все-таки нравятся мужчины… Так тому и быть. Ломать его Кен не будет, да и другим не даст. *** Кен сел в постели, грязно ругаясь и пытаясь отдышаться. Снова. Влажная простынь прилипла к телу, и его передернуло от отвращения. Содрав ее с себя и откинув в угол, он сполз с кровати и поплелся в душ. Встал под холодную воду и зашипел сквозь зубы от неприятных ощущений. Кожа была слишком горячей и слишком чувствительной для острых струй, но Кеннет только добавил напора. Чем быстрей он замерзнет, тем быстрей уснет. До утра осталось не так много времени, стоило хоть эти часы провести с пользой. Нет, он не страдал бессонницей и обычно засыпал, как только голова касалась подушки. Засыпал и видел сны, от которых даже сейчас начали гореть щеки и тяжелело дыхание. В этих снах был Том. Всегда Том. Не тот малыш из его памяти, а юноша, которого Кен видел последний раз и почти не знал. Сначала все было почти невинно. Они разговаривали, Том смеялся, а потом приходил парень, лица которого Кеннет разглядеть не мог, и тогда начиналось это «почти». Том и этот парень целовались у Кена на глазах, а тот смотрел на это и не мог пошевелиться, словно парализованный. Как и когда незнакомец исчез из снов, Брана не знал. И как случилось, что он и Том оказались в одной постели – тоже. Но всю последнюю неделю они занимались любовью, и это было… восхитительно. Проснувшись, Кен сходил с ума от ужаса, стыда, непонимания, но не мог не признать, что почти ждет этих снов. Что стоит только памяти подсунуть ему картинку-кадр с выгибающимся под ним Томом, как тело бросает в жар. С ним что-то было не так. Что-то сломалось. Или это… всегда было в нем, но проснулось только сейчас? Кен отключил воду и прислонился лбом к кафельной плитке, закрыв глаза. Мысль о том, что это – только сны, больше не успокаивала. Совсем скоро Том приедет домой. И вот эта мысль приводила в ужас. Его бросало в дрожь только от одного голоса Тома, льющегося из телефонного динамика. А что будет, когда сам юноша будет рядом? Кен выдохнул и попытался взять себя в руки. Из двух зол надо выбрать меньшее. *** - Прости его, милая, - Кеннет с виноватой улыбкой поцеловал кончики пальцев заплаканной женщины и выпрямился. – Не знаю, что с ним такое. - Я просто ему не нравлюсь, неужели ты не видишь? Он же меня ненавидит! – Анна поджала губы, вытирая платочком слезы. - Это не так, - Брана погладил ее по плечу, чувствуя себя ужасно. Том никогда не был пай-мальчиком, но сегодня перешел все границы. И даже у него, Кеннета, не нашлось для него оправданий. – Наверное, у него просто что-то случилось, и ты попала под его плохое настроение. Со всеми бывает. - Кеннет, мне надоело «попадать под его плохое настроение», но другого у него для меня нет. Я понимаю, почему ты его защищаешь, но… Позавчера вы рыбачили на берегу, и настроение у него было отличное, пока не пришла я. Он смеялся, пока не увидел меня. А потом сказал, что мое платье слишком короткое для женщины моего возраста. А вчера? Ты помнишь, что он сделал вчера? Он дал мне номер телефона какого-то косметолога, который якобы поможет мне справиться со старением кожи! Кен, он бьет в самые больные места! Я знаю, что мне не восемнадцать и даже не двадцать, но это перебор! А то, что было час назад там, в столовой? Никто никогда не жаловался на то, как я готовлю еду. И только он посоветовал тебе отправить меня на кулинарные курсы! Кеннет поджал губы. - Я поговорю с ним. Обещаю. Только успокойся, милая. – Он чмокнул раздраженную женщину в макушку, подал ей коробку с салфетками и вышел из комнаты. С Томом надо поговорить. И чем скорей, тем лучше. Анна на грани срыва, а женская истерика никогда не была его любимым зрелищем. И где только Том этому научился? С обаятельной улыбкой говорить гадости и наивно хлопать ресничками. Хотя теперь понятно, на что жаловались школьные учителя. Кеннет невольно хмыкнул и, увидев в окно сгорбленную фигуру, сидящую на старых качелях на заднем дворе, поспешил вниз, пока Хиддлстон не удрал куда-нибудь. - Томас Уильям Хиддлстон! – Церемониться с ним Кеннет не собирался. Не ребенок давно. И отлично знает, что творит. - Я не буду перед ней извиняться, - ледяным голосом отчеканил Том, даже не повернув головы. Собственное имя заставило его только расправить плечи. – За правду не извиняются. - Не заставляй меня думать, что ты не знаком со словами «такт» и «уважение», - Кеннет сжал трос и развернул качели к себе, вынуждая Тома посмотреть на него. – Ты довел Анну до слез! - Слабачка, – Том презрительно скривил губы. – Она собирается стать твоей женой, но не в состоянии справиться даже с подростком. - Так в этом все дело? – Кеннет сузил глаза, когда вдруг пришло понимание. – Это все из-за нашей свадьбы? Ты доводишь Анну потому, что она станет моей женой?! – Том вдруг побледнел, сжался, но Брана этого уже не заметил, захваченный собственными эмоциями. – Я думал, ты будешь рад за меня. Что у меня появился кто-то, с кем я хочу прожить всю оставшуюся жизнь. А ты… Думаешь только о себе! Кен со злостью отпихнул от себя трос, который все это время стискивал пальцами и ушел в дом, даже не оглянувшись. Только кинул взгляд за окно, когда поднимался по лестнице. Том подобрал под себя ноги, сжался, став каким-то крошечным, и спрятал лицо в коленях. Его плечи дрожали, но Кеннет был слишком зол. Ничего, поплачет и успокоится. И, может, что-нибудь поймет. Том просидел так до самой темноты, и даже отошедшая от обиды и чувствовавшая себя виноватой Анна не смогла убедить Брану сменить гнев на милость. А утром, когда еще все спали, Том уехал. Оставил короткую записку о том, что возвращается в школу и все. Кен рвал и метал, обзывая его то трусом, то дураком, а к вечеру спрятался в его комнате и затих, сидя на краю кровати и бездумно глядя на клочок бумажки, который сжимал в руке. Этот обрывок – все, что осталось от дневника Тома, обложку которого Анна выгребла из камина. Когда-то Кен сам подарил его, и не узнать обгоревшую металлическую вычурную застежку не мог. Том вел его несколько лет, но Кеннет никогда не пытался даже заглянуть в его записи, свято блюдя взаимное доверие. «…я так хочу, чтобы он назвал меня своим мальчиком. Хотя бы раз…» Кен перечитывал и перечитывал эти слова, все глубже погружаясь в хаос собственных мыслей. Он никогда не любил Анну. Она должна была стать его спасением. От Тома и собственной неправильности. Вот только… Чтобы улыбаться днем и не думать о том, каков вкус губ Тома, ночью Кеннет занимался сексом с Анной до изнеможения. Она была счастлива, а он получал свою передышку. - Кен? – Анна постучала в дверь, повернула ручку и застыла на пороге, щурясь. – Все в порядке, милый? Брана сжал кулак, сминая и без того мятый обрывок. Почему он раньше не понял, какой у нее противный голос? - Уходи, - безразлично бросил он ее темному силуэту, застывшему на фоне дверного проема. - Хорошо, если хочешь побыть… - Нет. Совсем уходи, - он потер глаза кулаками, чувствуя себя стариком. – Никакой свадьбы. И, пожалуйста, только давай без истерик. Разумеется, истерика была. С битьем посуды и оскорблениями. Вот только все это словно проходило мимо сознания Кеннета. Он даже не понял, как остался один. И как набирал номер, чтобы заказать билет и такси – не запомнил. В дороге он спал, провалившись в сон, как в бездну, и пришел в себя только когда оказался на пороге школьной комнаты Тома. Три кровати, две из которых аккуратно застелены, две пустые полки… Ученики разъехались на каникулы. Кен хмыкнул: им никто не помешает. И бежать Тому некуда. А тот, судя по паническому взгляду сначала за спину Кена, а потом в окно, как раз раздумывал над тем, чтобы удрать. Но поняв, что это неосуществимо, выпрямился, развернул плечи, глядя на Брану с легким вызовом. Но тот задал всего один вопрос: - Почему, Том? И тот сник. Столько нежности и боли было в голосе Кеннета… - Прости, - Том отвернулся, пряча глаза. – Мне не надо было приезжать. Но я думал, что справлюсь с этим. - Неужели ты думал, что это что-то изменит? Между нами. Или что я буду любить тебя меньше. Том только неопределенно пожал плечами. - Теперь это не имеет значения. Все равно так, как я хочу, ты меня никогда не полюбишь. Сердце Кеннета ухнуло куда-то в желудок, словно он вдруг провалился в невесомость. И собственный выдох «Как?» показался слишком тихим. Но Том услышал. Вскинул горящий отчаянной надеждой взгляд и шагнул вперед. Рывком дернул к себе Кена и прижался к его губам поцелуем. Неловким, болезненным. Поцеловал и отступил. Заглянул в глаза и отшатнулся, белея лицом. - Прости… Я не… Прости! Тело все решило само, пока мозг пытался осознать произошедшее. И следующее «прости» Кеннет снял с губ Тома своими. «Догнавшее» тело сознание завопило в ужасе, но когда сначала окаменевший от неожиданности юноша обнял его и ответил на поцелуй, сердце что-то сладко замурлыкало, заглушив все ненужное. Кен перебирал мягкие волосы, гладил спину, плечи и никак не мог оторваться, отпустить. Губы Тома пахли медом и молоком, и Кеннет то жалил их крошечными поцелуями, то впивался сильно, проникая языком в рот. Ни стыда, ни сомнений. Просто ощущение человека, чей долгий путь наконец завершен. - Я люблю тебя… - Том сам вырвался из его плена. Вырвался, чтобы тут же зашептать горячечно, словно в бреду. – Я так тебя люблю, Кеннет. Вот так люблю. Не уходи только. Не бросай меня. Я кем угодно для тебя стану, что хочешь сделаю, только со мной будь. – Том заглядывал в глаза, прижимаясь теснее и искал, искал что-то в лице Кена. С отчаянием. Страхом. Надеждой. - Я с тобой, мальчик мой. – Кеннет обнимал его, ласкал взглядом, поглаживал по спине. - С тобой, моя любовь. Серые глаза Тома вспыхнули, словно осветились изнутри. - Скажи это еще раз. – Сорвавшимся голосом попросил он. - Моя любовь. Мой мальчик. Мой. Мой Том. Люблю тебя. – Кен целовал его веки, щеки, кончик носа и уголки губ. Говорил и говорил, забыв обо всем, выпуская наружу то, что держал внутри под замком. Все чувства, все эмоции. Все страхи и сомнения. Он не думал о том, что будет завтра. О том, что между ними разница в двадцать лет и что, наверное, это все неправильно и грешно. Он просто обнимал самого дорого человека на свете и был безгранично счастлив. …Они разговаривали до самого утра. Касаясь друг друга, ловя взгляд и дыхание. О погоде, о будущем, о прошлом. Смеялись и грустили. Словно узнавали заново и заново влюблялись. Кен то просил Тома опомниться, то вдруг сам пугался своих слов и губами пытался заставить его забыть о своей просьбе. Это было то неловко, то мило, смешно и странно. Но к утру Кен уже знал, что Том замрет, если коснуться его шеи под волосами и что он обожает целоваться. Легко, страстно, жарко, нежно, больно – по всякому, лишь бы только его рот терзал Кеннет и никто иной. Чувствительный, податливый, Том сладко дышал в его шею, когда Кеннет шептал ему на ухо всякую чепуху, перебирая волосы, и извивался, как кошка, хохоча, когда Брана принимался щекотать бока, еле касаясь кончиками пальцев. Ночь превратилась в восхитительный бред, сделавший их пьяными, шальными. И когда перед самым рассветом Том задремал на его плече, Кеннет только устало улыбнулся в потолок, прижимая к себе своего любимого мальчика и вспоминая обрывок страницы дневника. Он выполнил желание Тома, наверное, уже тысячу раз. Но все равно повернулся к спящему Тому, провел ладонью по щеке и шепнул в приоткрытые губы: - Люблю тебя, мой мальчик. Ты мой, Том.