На шестой день он убил их

      Джеймс закрывает глаза и не видит снов. Каждый день проваливается в черноту, заглядывает в бездну ровно на шесть часов. А бездна смотрит в него. У неё красивая бархатная фактура, тёплая и согревающая ночами. Иногда из неё не хочется выбираться, иногда хочется, но не получается, а иногда, Дьявол тому свидетель, даже не удаётся осознать, что находишься в ней.       Джеймс счастлив, поэтому не видит снов. У него есть любимый человек, работа, дом, друзья и даже кот. Они не должны находиться в его черноте, поэтому их там и нет. А есть только бескрайняя пустота насколько хватает взгляда, неосязаемая, непознаваемая, не мёртвая. В ней можно дышать и не бояться, что кто-то потревожит, отвлечёт или сделает больно. Можно думать и ощущать.       Джеймс посещает ничто, не видя снов. Засыпает на мягкой широкой кровати, чувствуя рядом довольного и беспокойного Ашбу. Рокко возится у него в ногах, устраиваясь клубком и уже планируя утреннюю побудку. Запахи мешаются вокруг: свежий аромат цветов, шампунь, откуда-то едва уловимо тянет сладким. Звуки тоже наполняют спальню, шелестят дыханием в ушах. Но в ничто ничего нет.       Джеймс забывает ночи, не видя снов. Ашба любит спрашивать про фантазии и мечты, а ему просто нечего ответить. Эфемерное осознание бездны выветривается к полудню, как будто и не было. Жизнь идёт своим чередом. Забывается время, проведённое в одиночестве где-то в голове. Каждая минута, секунда. Отмеренные точно и безошибочно часы. Как будто засыпал только на мгновение. Как будто вообще не спишь.       Джеймс безумно устаёт и не видит снов. Когда Ашба обижается на холодность, счастье уже не кажется абсолютным и ничего не объясняет. Бездна смотрит, усмехаясь, бархатной чернотой в глаза. А за ними душа. Трепещущая и напуганная, вдруг оказавшаяся такой незначительной и маленькой на фоне абсолютного ничто. Нет зубов, нет рук и ножа, но ощущение потери главенствует уже шесть дней.       Джеймс не спит, поэтому не видит снов. Медленно и неотступно захватывает разум раздражение, бытовое — на Рокко, глобальное и злое — на Никки, всё возрастающее — на Ашбу. Раздражение накручивается на шею, затягивает петлю. Переходит в алое безумие. Дом больше не кажется уютным, когда кровь кота разливается по кухне, прямо рядом с так удачно подвернувшимися под руку ножами.       Джеймс мечтает о снах, но не видит их. Запаха нет, а на вкус — как будто железку облизываешь; должно быть, так и есть, может, его запястье металлическое. По крайней мере Ашба не может ничего с ним сделать, когда скользкие красные пальцы сжимаются на его шее. Давят, лишают голоса, лишают воздуха, лишают жизни. И, как будто этого недостаточно, зрения лишает ввернувшееся в глазницу лезвие.       Джеймс чувствует укол и не видит снов. Вырубаться день за днём от снотворного на жёсткой, пропахшей мочой кровати в задрипанной психушке теперь придётся шесть лет. Чернота между тем ощущается всё так же и не желает отступить даже насильно. Странно испытывать благодарность к тому, что подарило тебе сумасшествие. Но хочется сказать бездне спасибо. Бодрствуя, не думать об Ашбе не получается.       Джеймс спит шесть часов без сновидений. Потом просыпается и подробно вспоминает шестой день своего безумия. Ужас и страх на любимом лице, много крови, а перед этим оглушительные звуки, после — яркие запахи. Уродство и жестокость. Выплеснувшееся на Рокко раздражение, разогревшаяся, пропитавшая слова ненависть к Ашбе. Изувеченные, выпотрошенные тела, обеспечившие ему шесть лет ада.       Джеймс с криком просыпается и не хочет больше видеть снов. Реалистичный, продолжительный кошмар, вымотавший до предела и окативший леденящим ужасом, горит в голове. Разбуженный Ашба беспокойно тормошит любовника за плечи, обнимает, стискивает руками и пытается успокоить. Но глаза Джеймса стеклянные и неживые, пробегающие раз за разом по панели электронных часов: 06:06:06.