Драма равняется пафосу

Как только дверь с чудовищным грохотом встречается с косяком, Лухань беспомощно оседает на пол. Губы дрожат, и он вздрагивает при каждом вдохе. Больно до рези в глазах, больно до безумной пульсации сердца где-то под ребрами, больно, впрочем как всегда... Чаще всего он даже не помнит из-за чего они начинают ругаться. Минуту назад нашептывали друг другу глупости и целовались до одурения, но через мгновение нечаянно брошенное кем-нибудь из них слово доводит до точки кипения и неизменно приводит к жуткому скандалу. В лучших традициях пафосных драм. Когда руки трясутся от желания убить, и перед глазами простирается пелена ярости, и сильна она настолько, что кажется, утягивает за собой, проводя через все круги ада. В ход идет все: от оскорблений и проклятий, до разбивания посуды и порчи мебели. Их небольшая комната в считанные секунды превращается в море хлама, мусорную свалку. Стекло и фарфор ломают напряженный воздух, столкнувшись с полом, осколками испещряют свежевыкрашенные приятным коричневым цветом половицы. Испещрены и исцарапаны они, потому что краска дешевая. Дешевая, потому что двум едва сводящим концы с концами студентам хватило денег только на нее. Лухань устало улыбается, вспоминая, как долго они с Каем копили на скромный ремонт своей небольшой квартиры в нескольких кварталах от университета и как гордо отказывались от материальной помощи закадычных друзей. И все для того, чтобы в исступлении и приступах ненависти разнести свой труд в пух и прах. Для того, чтобы оставить на кончике языка затхлый привкус горечи, которая убивает с каждым днем изощреннее. Для того, чтобы сдерживать слезы, слыша, как Кай в тысячный раз в бешенстве бьет дверью о косяк и уходит. Замкнутый круг, изо дня в день ничего не меняется. Сценарий лишь дополняется новыми обидными словами и трещинами на стенках кровеносных сосудов и в полу. Иногда на губах сохнет кровь, иногда по запястьям растекаются синяки, иногда приходится обрабатывать антисептиком сбитые костяшки пальцев. Сегодня телесных повреждений не наблюдается, сегодня все в пределах нормы: пару разбитых стаканов, несколько разорванных книг и перевернутое кресло. Лухань даже не предпринимает попыток подняться с места, сидит в углу, прижав колени к груди, и ждет, когда дверь привычно скрипнет в тишине, и Кай вернется домой. Он всегда возвращается, пробегает несколько километров по кварталу и взмыленный, с сорванным, холодным дыханием возвращается назад. Обязательно. Китаец много раз пробовал уйти сам, но его неизменно словно прибивало к полу огромной кувалдой, потому что… Потому что как бы истерично они не ругались, как бы много посуды не били, без него жизнь всего лишь спектакль… без главного действующего лица. Несмотря на раскалывающуюся от недавнего истошного ора голову, Лухань, незаметно для себя, втягивается в полудрему. Он не слышит тихих шагов и не чувствует запаха дождя, осевшего на волосах Кая. Парень открывает глаза, когда младший языком проводит по его нижней губе, а руками цепляется за плечи. Впечатывает его в стену, подтягиваясь ближе и устраиваясь удобнее, заводит ноги китайца себе за спину и исступленно целует его. Лухань сопротивляется, но Кай больно прикусывает сухие губы, не давая возможности сдвинуться с места. Хен даже сказать не может насколько ему противно, не только снаружи, но и внутри. Просто молчит, стараясь не раскрыть рта и не позволить углубить поцелуй. Кореец раздраженно поддевает пальцами его подбородок и властно заставляет посмотреть себе в глаза. Лухань отвечает с вызовом - приподнимает голову и наблюдает за ним из под слипшихся от непослушных слез ресниц. Прожигает, уничтожает, режет вены и бьет в солнечное сплетение. Кай ухмыляется и вновь кусает, кончиком языка стирая металлический вкус сукровицы, вперемешку с солеными каплями. Старший отвечает тем же, только прикусывает не губы, а язык, впивается острыми зубами и наслаждается приглушенным стоном. Кореец переводит пальцы с лица на тонкую шею, ногтями выводя линию по ключицам, и получает удар под ребра. Кай отстраняется на несколько десятков сантиметров назад, но только для того, чтобы дико ухмыльнуться и подтянуть китайца к себе. Ловит в воздухе егo запястья и заводит руки за спину, от чего Лухань выгибается, подставляя нежную кожу шеи… Кореец не кусает, лишь пошло проводит языком по коже и замирает на едва подрагивающем кадыке. Старший громко выдыхает, сбивая с мыслей и заставляя вновь вернуться к своим губам. Запястья саднит, но Лухань не дергается, отвечая на грубые поцелуи и покусывания, через несколько минут ему надоедает играть в послушного мальчика, и он с силой опрокидывает Кая на пол. Это за "истеричку". Тот морщится от встречи с полом и жестким переплетом нескольких книг, но не жалуется: у него слишком много шрамов по всему телу, чтобы ныть практически без повода. Он тянет хена на себя, получая нехилый удар по лицу, заставляющий лишь нагло усмехнуться в ответ. Это за "недоумка". Кай знает все действия наперед, поэтому притягивает китайца к себе ближе, одновременно борясь с его одеждой, дрожащие пальцы путаются в складках домашних штанов, он нервничает и шипит от злости, а Лухань, не в силах сдержаться, смеется и подтрунивает. А это за "уебка". В конце концов, последняя деталь туалета - изодранная в клочья, давно изношенная футболка летит прямо по курсу, на все тот же пол, и кореец ложится на старшего, придавливая своим весом. Тот шумно выдыхает, распаляя сильнее, расцарапывает кожу на груди Кая и податливо выгибается от каждого интимного прикосновения. Лежать голыми на полу ужасно неудобно, но и перебираться на кровать нет ни времени, ни желания, да и сами половицы будто магнитом тянут к себе, подставляя под обнаженные спины мельчайшие крупицы пыли. Ощущения воспламеняют тело, выбиваются резкими движениями и хриплыми стонами, перед глазами плывет от удовольствия причиняемого болью. Пальцы переплетаются и губы скользят, где только позволено, а позволено везде… Все до сумасшествия естественно и губительно, словно наркотик, растекающийся по венам и ускоряющий мерное течение крови в десятки, сотни раз. Лухань не дает Каю даже задуматься о растяжке, нетерпеливыми стонами заставляет его наскоро натянуть презерватив и протолкнуться в себя. Больно... Но не больнее, чем когда они крыли друг друга матом, вспоминая все прошлые ошибки. Хорошо... Намного лучше, чем было вчера, потому сегодня это настоящее издевательство друг над другом, потому что сегодня это не по любви, а из-за ненависти… Кореец двигается слишком быстро, задевая там, где нужно, порывисто дыша, вперемешку с рычанием, в нежную, покрытую испариной шею. Лухань же все больше раскрывается, принимая в себя отчаянно глубоко, позволяя владеть собой, как никому другому, разрешая волнам удовольствия смести на своем пути все прежние чувства, освобождая себя не только физически, но и морально… Несколько минут спустя оба морщатся от боли: китаец пожинает плоды грубого секса, а Кай - нескольких сильных ударов по лицу. Они без единого слова помогают друг другу встать, так же безмолвно подставляют изнеможденные тела под теплую воду и смывают друг с друга сперму и кровь… Говорить не хочется совсем, не потому что нечего, потому что все и без слов понятно. Вечером, когда гостиная приобретает прежний вид, а упрямый дождь осенним ветром врывается в комнату, они устраиваются перед телевизором в неизменной на протяжении нескольких лет позе - Кай лежит на диване, уткнувшись в колени сидящего Луханя, и шепчет все те же привычные слова: - Мы когда-нибудь друг друга убьем… - Только не завтра, пожалуйста, у меня важное собеседование, - китаец как ни в чем не бывало перелистывает страницы занудной книги, которую и читать-то толком не хочется. Наконец, откидывает ее в сторону и прячет пальцы в темных волосах Кая. - Почему мы не расстаемся? Лухань закатывает глаза и отвечает: - Потому что идиоты? Или потому что пробовали несколько раз и ничего из этого не вышло? Кореец ничего не говорит в ответ, только по обыкновению разглядывает исполосованный после очередной бурной сцены пол, хранящий в себе все их тайны, впитавщий их самые жуткие ссоры и жесткие примирения, не предоставляющий им ни малейшего шанса на спокойную жизнь, припоминающий страшное, иногда даже угрожающий... А ведь как бы плохо им не было вместе, порознь будет намного хуже, наверное, Каю нужно просто перестать метаться и, наконец, смириться с таким ненормальным хеном, и с таким же ненормальным собой...