lethargy

Ноги ступают по мягкой зеленой траве и он ощущает влажность и легкую щекотку ступней. - Чего ты боишься больше всего? — спрашивает его голос. Они устраиваются под тенью раскидистой сакуры, смахивая с волос розовые лепестки. Его соседу очень идет прическа из листьев вишни. Он улыбается и смахивает их с лица, устроившегося на его коленях парня. Полоски света нежно ласкают их лица. - Не знаю, темноты? Я много чего боялся в этой жизни, что даже и не перечислить. Кенсу откидывает голову, кора дерева грубо впивается в кожу головы. - А я вот клоунов боюсь. Они такие страшные, что мне сразу не по себе становится. Кенсу не может сдержаться и заливается смехом. - Как можно бояться клоунов, они ведь смешные. Звучит почти убедительно, но только не для Чонина. Тот лишь с укорением поднимает взгляд на парня, но ему это не удается, солнце слепит глаза. Или может это не солнце. - Ты просто не смотрел «Клоуны убийцы» все три части. Я ненавижу клоунов, — бормочет паренек с розовыми волосами, его красная футболка в белую полоску с надписью «HANDSOME» уже полностью осыпана розовыми лепестками. Шебутной ветер разносит листву по земле, скоро они оба утонут в ней. - К твоему сведению, я смотрел его вместе с тобой и это мой любимый ужастик, — ухмыляется До. Ухмылка выходит какой-то зловещей, поэтому Чонин закрывает глаза и представляет перед собой милых собачек и смешных пингвиненков. Вот пингвины смешные, миленькие котики и собачки смешные, но клоуны совсем не смешат его, собственно как и Кенсу. Он иногда его пугает. Без шуток. Они оба лежат под тенистыми ветвями сакуры. Им кажется, будто это летаргический сон, который обречен на конец, но так приятно наслаждаться здесь и сейчас. - Чонин, сколько мы уже здесь? - Я не знаю, хен. Долго. Чонин продолжает смотреть на профиль До, открытая шея — это вся эстетика жизни для него. Он ловит губами образы Кенсу, подражая рыбкам, отчего старший начинает посмеиваться. - Я не хочу считать дни. Я хочу просто находиться здесь. Как думаешь, мне удастся дотянуться рукой до неба? Рука тут же взлетает ввысь, но до неба слишком далеко, поэтому вместо неба Кенсу ощущает лишь дуновение ветра и шершавые длинные пальцы. Эти пальцы перехватывают его руку и тянут к губам. - Зачем тебе небо, хен, если земля прекраснее? Чонин почти сводит с ума Кенсу, младший слишком много себе позволяет, но эту дерзость он вполне ему прощает. - Останься, хен, земля прекраснее. Ведь я здесь. Теплые губы на пальцах не хуже неба и даже приятнее, но как же воздушны эти поцелуи. - Но Чонин, ведь …. — он резко замолкает, все резко закручивается и ему правда кажется, что он как воздушный гелиевый шарик взлетает к небу. Перед глазами мелькают странные образы и мокрые капли на лице. Кенсу поднимает голову, но дождя нет. Как и нет Чонина. Он один… *** Одиночество не порок. Одиночество не грех. Одиночество — это пропасть между сумасшествием и обретением себя. Поступки определяют жизнь человека. Уж кому, как не Кенсу знать об этом. Он нырял с головой в адский омут ежедневно и переживал этот Ад подобно мученику, расплачивающемуся за свои поступки. Но в отличие от заслуженной расплаты, он платил ежедневно за поступки своих родителей. С тех пор, как их бросила мать, он не знал, сон ли это или чистилище грешников. Однако реальность была ужаснее: это был сон в Аду. Кенсу сидел на крыльце своего дома и ждал, пока его отец вернется с бара, снова пьяный и снова разочарованный суровостью реальной жизни. Разбитое сердце — это то, что может сломать мужчину, — парень усвоил этот урок на примере разрушенной семьи. Он прятался от демонов на крыльце своего дома на деревяшке ржавой качели, издали наблюдая за суетливой жизнью соседей. Кенсу не считал, что в нем есть что-то, из-за чего его стоит избегать. Он просто платил за грехи отца. Лишь небо и ветер видели его пустоту и тщетность попытки привести свою жизнь в порядок. Соседи напротив впервые заговорили с ним, когда он начал тонуть в дождевой воде, так ему по крайней мере казалось. На все вопросы «что случилось», «где твои родители», «почему ты заходишь домой» он лишь пожимал плечами и коротко отвечал: «просто так». На третий день с ним перестали разговаривать, просто молча смотрели и качали головой. Он знал, что о нем думают, но ему было все равно. Пока отец пьян, он не собирается заходить домой. Только по выходным, когда отца не было дома, Кенсу стриг газон, приводил в порядок дом и вообще делал вид, будто он не сидел вечерами в одиночестве на улице. Изредка ему составлял компанию Лухан, такой же одинокий, как и он, только вот Лухан был обеспеченным мальчиком с полноценной семьей, и мать его не бросала, только не обращала внимание. Они часто сидели и разговаривали, их нельзя было услышать. Частенько Кенсу ловил на себе взгляды из противоположного дома. Подросток, чуть младше него, выглядывал из окна и тут же задергивал все шторы. Парню было все равно. Он просто сидел на качели и читал книгу, пока отец распивал дома с собутыльниками старое соджу, которое Кенсу спрятал на прошлой неделе, но безуспешно. Изредка он поднимал голову и видел, как тот самый парень из противоположного дома выходит из дома и садится в красный кадиллак вместе с худощавым высоким парнем. Его не волновала чужая жизнь, он просто любил смотреть на жизнь, проходящую мимо него. Школа должна была начаться только через две недели, а значит, что у него еще есть четырнадцать дней одиноких скучный вечеров на крыльце своего обветшалого дома, который когда-то был целым и цветущим. Впервые парень с кадиллаком заговорил с ним, когда пошел первый ноябрьский снег. Кенсу держал в руках кружку остывшего чая и старый сломанный плеер, который садился очень быстро. В ушах звучал Фрэнк Синатра, голос почти охрип, но он все равно тихо мурлыкал себе под нос. Он смотрел себе под ноги, смотрел на падающий снег и тут перед глазами чья-то рука протягивает ему цветастый плед. Очень теплый и плотный кстати. - Холодно же. Шел бы домой, — голос звучит тихо и почти стеснительно. Кенсу удивленно поднимает голову и видит перед собой парня в одной футболке и пижамных штанах. Его взгляд падает на голые ступни в махровых тапочках. - Спасибо, — коротко благодарит он и берет одеяло из рук соседа. - Я Чонин, — бормочет Чонин, ему неловко и это видно по его выражению лица. - Спасибо, Чонин, — уже тише произносит Кенсу и закутывается в плед. Он наблюдает, как Чонин торопливо бежит домой в одних тапочках и пижаме и закрывает за собой дверь. Наверняка, в доме очень тепло. *** - Чонин, где ты? - Я здесь, хен, — эхом отзывается Чонин. Кенсу оборачивается и видит тень дерева, где они сидели. Младшего совсем не видно, Кенсу вглядывается в сумеречные тени, Чонин где-то там, он часть тени дерева, которое держало Кенсу возле этого места. - Я не вижу тебя, Чонин, выйди, — голос почти что дрожит, страх опасливо по тоненькой тростинке подбирается к нему, тени сгущаются и солнце становится все тоскливее и тускнеет, когда Кенсу подходит к теням. - Чонин… — отзывается эхом имя парня, но Чонина все нет. Солнце садится. Кенсу отступает от завядшей сакуры. Где ты, Чонин? *** После того раза, Кенсу не нашел подходящего момента, чтобы вернуть одеяло соседу, а тот и не искал встречи. Лишь раз он встретился с Чонином в магазине, когда покупал бутылку соджу отцу, он не стал здороваться с ним, потому что видел, что тот старается сделать вид, будто не заметил его. С ним его высокий друг и долговязый паренек, почти одного роста с Кенсу. Они любопытно кинули на него взгляд и его покупки, но Кенсу слишком быстро выбежал из помещения, чтобы заметить это. Жизнь Кенсу продолжает становиться тускнее. С приходом весны необходимость в теплом пледе отпадает, однако Кенсу все равно укрывает им свои ноги, все также держа в одной руке книгу, а в другой кружку с чаем. Он вздрагивает, когда отец хлопает дверью и идет мимо него по дорожке, даже не замечая сына. Напротив соседи решают спилить дерево. Отец начинает громко ругаться на них, и Кенсу мысленно вжимает голову в плечи, когда он, спотыкаясь, пытается нормально вытряхнуть мелочь из карманов, однако ничего не находит. Он все также мысленно отсчитывает, когда отец позовет его и спросит, где его деньги. И он не заставляет себя ждать. Всю эту позорную сцену видят соседи. Они останавливаются и наблюдают за ними, поэтому Кенсу быстро бежит домой и отдает последние деньги отцу, плотно захлопывая дверь дома за собой, прячась в темноте дома. Как же надоело. Иногда До подумывает о том, чтобы сбежать из дома, но тут же отметает эту мысль. Ему совсем некуда сбегать, у него последний школьный год на носу и прощай дом. Со временем Кенсу узнает, что Чонин учится в гимназии-интернате и приезжает домой лишь по выходным. Чонин поступил в старшую школу, а значит, теперь, Кенсу будет скучнее, ведь больше ему не за кем наблюдать с крыльца своего дома. - Вот, возьми, — однажды ему протягиваю стопку книг. Забавно, что причиной встреч Кенсу и Чонина становится жалость последнего. Тем не менее, Кенсу не гордый — он берет книги и аккуратно рассматривает их. Ницше, Гомер, Мураками, Пастернак, Чхон Менкван и… Шекспир. До почти улыбается краешком губ и вдыхает свежий запах бумаги. - А ты, я вижу, щедрый, — в голосе еле проскальзывает нотка иронии, но ее почти не заметно. Кенсу все равно читать почти нечего, последнюю книгу он зачитал до дыр. - Просто эти книги бесполезны для меня, я ничего в них не смыслю. А ты, кажется, любишь читать. Чонин стоит, засунув руки в карманы джинсов, и внимательно смотрит на Кенсу. Тот избегает его взгляда и бережно прижимает книги к груди. - Спасибо, как прочитаю, отдам. - Не стоит, можешь оставить себе или сдать в библиотеку. Все равно проку от них нет. Родители не читают иностранную литературу, а я не интересуюсь классикой. Голос звучит почти небрежно, но Кенсу видит, как нервничает Чонин. Он теребит край длинной белой футболки и пытается сделать непринужденный вид. - Очень… щедро с твоей стороны, но не стоило, я хожу в местную библиотеку, но спасибо, я почитаю обязательно. Кенсу думал, что Чонин уйдет как в прошлый раз, однако в этот раз парень просто подошел и сел на соседнюю качель. - Кенсу-хен, а почему ты сидишь здесь постоянно? Неужели тебе не хочется делать это дома? Вопрос сбивает с толку, но он вполне предсказуем. Все интересуется, почему мальчик из семьи До сидит постоянно вечерами на улице и в дождь, и в зной. - Я… — он заколебался, ответить ли честно и отвечать ли вообще на этот вопрос, — жду одного человека. Но, кажется, он не придет. Я просто подожду еще немного… Кенсу уткнулся взглядом вниз, стараясь, не замечать пытливых взглядов Чонина. Сосед не тот человек, кому можно вот так выложить все карты с первого раза. - О… ясно. Разговор не то, чтобы не клеился, просто двоим слишком неловко начать разговаривать друг с другом, Кенсу слишком боится кого-то чужого, а Чонин слишком боится, что их кто-то увидит. Чонин не должен здесь сидеть, но ему так хочется поговорить с соседним парнем и наконец, понять, почему тот почти что живет у себя во дворе. Они замолчали и Чонин почувствовал, что скошенная под ними трава начинает шевелиться. Он опустил взгляд и завизжал как девчонку, к его стыду. В следующий момент послышался громкий заливистый смех, отчего Чонин шокировано перевел до смерти перепуганный взгляд на Кенсу, который закинув голову, не мог перестать смеяться. - Это всего лишь еж, их много во дворе. Правильно, смеяться над ним — это правое дело, а вот избавиться от ежа он не догадается. Чонин пытается сделать вид, что это не он минуту назад позорно визжал и коротко кивает. - Конечно, я понял, что это еж, кто их боится вообще? Просто он так неожиданно вылез. Кенсу не может перестать смеяться, его губы складываются в красивое сердечко, открывая широкую улыбку, которая завораживает (но Чонин никогда в этом не признается, он же парень, в конце концов). Кислая усмешка парня заставляет еще больше смеяться До, что начинает немного сердить бедного Кима. - Пойду я домой, стемнело, — тихо говорит Чонин и встает. Смех сразу замолкает. Чонин встречает взгляд больших глаз и сам не знает, почему, выдавливает. - Я приду завтра. Кенсу только серьезно кивает и все также проницательно смотрит на соседа. Младший встает и уходит к себе в дом, обернувшись только у порога своего дома. Кенсу выглядит одиноко на раскачивающейся ржавой качели. *** Они проводят каждые выходные вместе за исключением тех моментов, когда иногда Сехун приезжает к Чонину на выходные. Тогда Кенсу проводит дни в доме, закрывая все окна, чтобы не поддаться соблазну понаблюдать за соседским домом. - Хен, а куда ты пойдешь после школы? Останешься здесь? — ненавязчиво спрашивает Чонин, отпивая из кружки со вкусным малиновым чаем. - Навряд ли. В колледж мне не светит поступить, так что поеду в какой-нибудь город и устроюсь на работу. Чонин пытливо смотрит на Кенсу, который в свою очередь смотрит на него. Их взгляды означают что-то большее, что-то важное, но смысл теряется и они отводят взгляд. - А мне отец говорит идти в компанию дяди, там уже и место подготовили для меня… Это должно было прозвучать гордо и может быть с капелькой пафоса, но голос Чонина срывается на последнем слове и он скрывает поджатые губы и сердитый взгляд. Кенсу все это замечает, но делает вид, что смотрит на дом соседа. - Это ведь хорошо, когда-то есть кто-то, кто позаботился бы о тебе. Ты можешь не искать на работу и пойти сразу работать туда, куда готовился. - Но я не хочу вот так просто «на все готовое»! Я хочу… — он вздыхает и откидывает челку цвета вишни со лба, — я хочу нечто большее. - Все мы хотим нечто большего, Чонин, — наконец произносит Кенсу, — однако если тебе претит сама мысль о «готовом», просто пойди и возьми то, чего тебе хочется на самом деле. Что тебе мешает? Родители? Родители не всегда будут с тобой, реши сам, чего ты хочешь. Ким обескуражен этой мыслью. Он смотрит на Кенсу как на сумасшедшего и совсем его не понимает. Все осмысленное растворяется перед ним, когда он вместе с хеном, тот несет какой-то бред, однако этот бред открывает перед ним новые идеи и к его восхищению, эти идеи оказываются не совсем бредом. - А ты, хен, решаешь свою жизнь? Порой самые простые вопросы приводят нас в смятение и Кенсу не исключение. Сам того не понимая, Чонин надавил на самую больную точку. - Нет, Чонин, у меня другие обстоятельства жизни, иногда именно обстоятельства являются решающим ключом проблемы. Он сложил руки в замок на коленях и оглянул свой дом. Почти разрушенный. Почти обвалившийся. Почти не существующий. - Да, Чонин, я не решаю свою жизнь. Поэтому советую тебе не повторять мои ошибки. - Это… как-то связано с твоим отцом? Папа говорил мне однажды, что твой отец… - Пьяница? Законченный человек, опустившийся на самое дно? Да, Чонин, твой папа прав. Поэтому я куплю билет отсюда на следующий день после окончания школы и уеду далеко-далеко, может даже меня подхватят крылатые лошади и унесут на облака, где я буду смотреть на все сверху и смеяться. Кенсу улыбается и смотрит на обескураженного Чонина. Тот совсем не ожидал такого, мягкая улыбка появляется на его лице и в следующий момент он целует Кенсу. Мимолетное прикосновение губ со вкусом снежинок и тающей ночи почти такое же невесомое, как и тот плед, что укрывает их от посторонних глаз. Губы Чонина немного холодные, со вкусом мороженой малины, но Кенсу даже приятно. Младший отстраняется от соседа и внимательно смотрит на его реакцию. Но Кенсу слишком удивлен, чтобы выказать реакцию. Он лишь прямо смотрит на Чонина, словно пытается спросить «Что ты только что сделал?». - Я… я пойду, пожалуй, — тихо говорит парень и встает, но Кенсу протягивает руку и останавливает Кима. - Чо-чонин, останься еще немного, — голос дрожит, но звучит умоляюще. Тот сначала колеблется, но садится обратно. Молчание звучит в каждом шорохе, в каждом звуке и разговор никак не хочет разомкнуть их уста. - У тебя ведь девушка есть, я услышал это от Сехуна… да и сам Сехун, кажется, не просто тебе друг… — наконец, произносит Кенсу и это звучит как смертельный приговор. Никогда еще Чонину не было так страшно заговорить. - Я… просто… Слова не могут найти своего смысла, поэтому они просто растворяются в зимнем вечере. - Кажется, что я тебе понравился, я и ты решил, почему бы и не попробовать? — слишком сухо и остро прозвучало предложение, Кенсу и сам не ожидал, что немного переборщит. Словно удар по щеке, Чонин чувствует боль и закусывает губу, опустив голову. - Прости, забудь, что я сделал. Скрипучий снег эхом отдается в ушах парня, сидящего на качелях. Любовь — это боль. Любовь — это смерть. Любовь уничтожает. *** С приходом весны Кенсу становится все мрачнее. Отец пьет меньше, но начинает все больше обращать внимание на сына. Начинает все больше задавать вопросы, почему Кенсу проводил время с соседским мальчишкой, где запас алкоголя, который был под раковиной. Работа на заводе приостанавливается, поэтому отец проводит время дома вместе с друзьями, либо занимаясь доставанием сына. Уничижительная боль — это то, что Кенсу терпит изо дня в день. Этот Ад или Чистилище, все одно на вид, разбивает жизнь на осколки реальности, в которой чудовище пожирает все надежды и мечты. Чонин больше не приходит к Кенсу. О Сехун все чаще проводит выходные с Чонином, что почти что не расстраивает Кенсу, но где-то там остается осадок, что Кенсу сам виноват. Книги, которые ему отдал сосед, стопкой лежат на нижней полке шкафа, подальше от глаз отца. Кенсу не дает своему сердцу крови больше, чем положено, поэтому он старается углубиться в подготовке к экзаменам. Он слышит шум из соседнего дома, что-то выпадает и разбивается из окна, затем следуют громкие крики и шум мотора. Кенсу выглядывает из окна и видит, как Чонин заводит кадиллак и выезжает на трассу. Уголок губ чуть приподнимается. Чонин взял все в свои руки. Ночь и тяжелая боль на лице погружают Кенсу во тьму, ему снится, как его мама тепло обнимает его и гладит по волосам. Иллюзия реальности во сне такая ощутимая, что парень думает, что сегодня ему возможно намного хуже, раз тепло такое реальное. Он открывает глаза и видит Чонина. Тот сидит рядом и гладит по волосам старшего. - Хен, ты плакал. Кенсу ничего не говорит, лишь смотрит на соседа, который непонятно каким образом оказался в его комнате посреди ночи и отец не стучит в дверь с вопросом, кто это в его комнате. - Чонин, как ты сюда попал? — он чуть приподнимается и чувствует, как лицо как будто онемело. - Окно было открыто. - Тебе нужно уйти, если отец проснется… - Он ушел куда-то, я видел. В темноте Чонина почти не видно. Только отблеск малиновых волос в свете уличных фонарей дает понять, что это и правда Чонин. - Что с тобой случилось? У тебя синяк на скуле. И губа разбита, — шершавые пальцы касаются места возле саднящего места. - Отец проснулся раньше обычного, обычно с утра он злой, — пробурчал Кенсу, включая лампу на прикроватной тумочке. Тусклый свет освещает комнату и Кенсу видит, что Чонин весь мокрый. Он молча разглядывает ночного посетителя, не понимая, почему Чонин мокрый. - Я попал под дождь, моя машина вся промокла, а домой идти я не могу. Я поссорился с отцом, — криво усмехается Чонин. — И, кажется, я нечаянно уронил телевизор из окна. Поэтому мама скорее всего тоже сердится. В комнате повисла тишина. Вид у Кима был как у мокрого котенка, который провинился и того оставили на улице. Кенсу не выдерживает и издает тихий смешок. - Как можно было уронить телевизор из окна? Он не знает, то ли смеяться, то ли посочуствать. - Хен, — впервые Кенсу слышит, чтобы Чонин был настолько серьезен, — прости меня. На самом деле я расстался с Ноыль. Я больше не хочу обманывать никого, но ты мне нравишься. Правда. Кенсу вздыхает и встает с кровати за полотенцем. В доме прохладно, если Чонин не сменит одежду, то простудится. Он бережно вытирает волосы Кима и дает сухую одежду. Но прежде закрывает дверь на замок, чтобы отец не ворвался и не увидел нежданного гостя. Кенсу отворачивается, когда Чонин снимает с себя одежду и вешает сушиться на спинку кровати. Ким слишком холодный, поэтому старший пытается согреть его своим телом. - Ты слишком холодный, — бурчит Кенсу, вздрагивая от ледяных ног соседа. - Прости. Он чувствует запах дождя и мускуса, исходящий от Кима. Эта грань происходящего и страх того, чем может обернуться эта ночь заставляют Кенсу лежать в напряжении, еще никто никогда не был так близко к нему, так что ощущение близости чужого тела немного пугает и немного завораживает. Кенсу слишком худой и хрупкий, поэтому когда Чонин засыпает, он буквально тонет в нем. - Ты мне тоже нравишься, Чонин, — тихо произносит Кенсу и целует того в оголенное плечо. *** - Хен, когда-нибудь я открою свою академию и она будет известна на всю Корею, я буду устраивать там выступления и ты будешь моим почетным зрителем, — говорит Чонин, целуя Кенсу в надутые щеки. Сакура над ними издает шелест и ветер немного ослабевает. Кенсу смеется и пытается отвернуться, но Чонин ему не дает. - Хён, хён, хён, я каждый день себя спрашиваю, что бы было, если бы я не подошел к тебе в тот зимний вечер. Я бы никогда так и не узнал тебя. Низкий тихий голос звучит тихо, но Кенсу слышит в нем тревогу и одновременно облегчение. - Дурак ты, Чонин, зачем спрашивать себя, что бы случилось. Живи настоящим и будущим. Ким аккуратно приглаживает волосы хена, делая из них прическу ананаса. - Чонин, когда мы уйдем отсюда? Я чувствую, что забыл что-то. Только не могу вспомнить, что. - Когда ты будешь готов уйти, тогда мы и пойдем. Хен, я ведь жду тебя. Так что оставайся на земле, хорошо? *** Первое, что видит спозаранку, это грудь Чонина. Тот сопит как медвежонок, немного шумное дыхание и сопение. Кенсу становится смешно и он хихикает, но тут же замолкает. Он не мог и вспомнить, когда в последнее время просыпался в хорошем настроении. Чонин больше не холодный, но слишком горячий и Кенсу становится жарко. Он пытается отодвинуться, но Чонин слишком тяжелый. Он наваливается всем телом и Кенсу ощущает то, чего не должен ощущать. Непонятные ощущения заставляют его смутиться, но в конце концов он просто будит своего соседа, пока тот не открывает глаза. - Хен, дай еще поспать. В следующий момент он яростно расталкивает Кима. - Чонин, ты с ума сошел, отец вдруг вернулся, а ты здесь спишь. Наконец, парень неохотно открывает глаза и щурится. - Который час? - Девять тридцать, вставай и… отодвинься уже. Кенсу не хотел, чтобы его голос прозвучал так грубо, но как еще избавиться от стояка, который упирается ему в живот. Чонин встает с кровати и выглядывает в окно. - Родители уехали, а значит, я могу пробраться в дом. Кенсу закатывает глаза и оглядывает голого Чонина. Стоп, а где та одежду, которую он дал ему перед сном. - Ты чего без одежды? — вылупился Кенсу, не понимая, почему перед ним стоит парень в одних трусах. И к тому же с… - Жарко стало, ты такой горячий, что я снял одежду. Кенсу бросило в краску и Чонин понял, что прозвучало это двусмысленно. - Ну, в смысле, что под одеялом ты был слишком горячим, в смысле тело у тебя горячее, ой, ну я имею в виду, что мне стало душно и… - Я понял, — сухо перебил старший и улыбнулся. Глупый Чонин. Ким и сам понял, что несет чушь, поэтому он стянул с кровати свою одежду и оделся, отвернувшись. Кенсу отпер дверь комнаты и выглянул наружу, отца не было слышно, как и отсутствовал звук работающего телевизора, значит либо отца не было, либо он спал. - Хен, — позвал Чонин. Кенсу обернулся и столкнулся носом с парнем. —Спасибо за ночь! Никогда еще он чувствовал такого обжигающего и теплого поцелуя, стройное тело прижало его к себе и Кенсу ощутил каждый изгиб парня. Полные губы оторвались от него и вытянулись в широкую улыбку. - Увидимся вечером! Синие занавески развевались по комнате, остался только Кенсу, касающийся пальцами своих губ… *** Хен, только не уходи, останься, мы еще увидимся, ведь ты ко мне вернешься? *** Кенсу в очередной раз сидел на крыльце и наблюдал, как семья Ким недовольно провожает Чонина в гимназию. Тот незаметно помахал рукой Кенсу, невольно вызывая улыбку. Всего лишь пять дней и Чонин будет дома. Весна оккупировала принадлежащую ей территорию, все вокруг цвело и пахло, это был тот редкий день, когда парень мог свободно вдохнуть грудью и улыбнуться мартовскому солнцу. Это был безумный месяц жарких поцелуев, объятий и проведенных ночей под одеялом. Кенсу мог слишком остро реагировать, поэтому они не заходили дальше поцелуев и ласк. Казалось, что губы Чонина были созданы для Кенсу, ему нравилось, как они идеально прижимались к его губам или шее, ему нравилось, как Чонин мог успокоить его. Теперь все чаще он просыпался с хорошим настроением. Весенняя интрижка не была романом, который завел Чонин или краткосрочный роман для Кенсу, это было время, когда они исцеляли друг друга словами, касаниями и совместными мечтами. - Хен, что ты хочешь увидеть больше всего? — однажды спросил Ким, на что Кенсу долго думал, что ответить. - Сакуру. Цветущую сакуру. Я бы устроился в ее тени под лучами света и смотрел, как розовый смешивается с голубым и желтым. Это был простой ничем непримечательным ответом, но Чонин запомнил. - А ты? Чего ты хочешь, Чонин? - А я хочу увидеть Лас-Вегас, говорят там можно прямо на улице устроить представление, или Токио, у меня там дядя живет, там так круто. И сакуру можно повидать. Кенсу рассмеялся на завуалированное предложение младшего. - Хен, тебе надо постричься, у тебя волосы отросли. Хочешь, я это сделаю? - И спрячешь локоны, чтобы потом заговорить меня? Ага, так я и поверил. - Ну хееен… — протянул Чонин, — плохо ты меня знаешь. Я заговорю тебя и без магии, я влюблю тебя в себя и никогда не отпущу! — рассмеялся Чонин, не замечая, что Кенсу перестал улыбаться. - Чонин, — однажды произнес он. - Что? Они сидели на крыльце его дома и рассматривали небо. - Пообещай, что если я сильно в тебя влюблюсь, то когда я буду умирать, ты просто отпустишь меня, и не будешь мучить. Был слышен шелест ветра и шум изредка проезжающих машин. Чонин молчал. И не обещал. - Чонин, пообещай! - Но… - Я не хочу страдать, как мой отец. Пообещай, если ты все же влюбишь меня в себя настолько, что я стану умирать, ты отпустишь меня. Пообещай. - Я… обещаю, — тихо произнес Чонин, грустно глядя на Кенсу. - Спасибо, Чонин. Они молча пообещали друг другу, что никогда не станут причинять друг другу боль. Но все рано или поздно заканчивается. *** - Эй, Чонин, я заканчиваю школу через месяц, и мы расстанемся. Но ненадолго. - Хен, ты помнишь о нашем обещании? Я хочу нарушить его. Я приеду к тебе, где бы ты ни был. Всего лишь час езды до тебя. Кенсу было грустно. Заканчивались их вечера чтения и разговоров. Малиновый чай закончился, пора было идти домой. Они стояли у кромки заднего двора дома в самой густой тени деревьев, и Чонин успокаивал его своими поцелуями. - Хен, я вернусь, только дождись меня. Послышался звук музыки где-то вдалеке, вокруг них были люди, но их не замечали. Родители Чонина вышли из дома, и сели в машину. - Чонин… — почти жалостливо умолял Кенсу, прося перестать приковывать к себе. Но Чонин не слушал. Их драма не была драмой, это была проза с элементами романтики и легкого конфликта, где они не были главными героями. Они были лишь людьми, которые еще не нашли себя в этой жизни. - Но Сехун говорил… - У Сехуна свое видение мира, он пусть считает и дальше, что я буду плясать под дудку родителей. Кенсу, я нашел одну студию, где смогу найти себя, как мне кажется. Это там, где будешь ты. Пообещай, что дождешься меня, хен! Они молчали и вдыхали запах близости. Вечерело. - Пошли домой, Чонин, — наконец произнес он. - Моих родителей нет дома, идем ко мне. Кенсу лишь кивнул головой и они украдкой пробрались в дом Кимов. Запах новой мебели и семейного уюта наполняли этот дом до краев и Кенсу удивился, почему Чонину так не хочется проводить время дома. Они поднялись на второй этаж и вошли в комнату младшего. - Мило, — указал Кенсу на календарик с собачками. — И очень мило, — на стене висели поп-звезды. - Я любил их два года назад, просто забыл их снять, — проворчал Чонин, роясь в книжной полке. — Вот, это тебе, эта книга мне понравилась, прочти ее, когда будешь в дороге, и мы обсудим ее, когда все будет хорошо. Лет через пять. Обещай мне. Кенсу улыбнулся, прочтя заголовок. «Над пропастью во ржи». - Обещаю, Чонин. Если ты не передумаешь, мы ее обсудим. Через пять лет. Мягкую улыбку накрыл поцелуй, который увлек их куда-то вниз. Шорохи одежды, дыхание и жар двух тел — все это почти забылось в бреду удовольствия, которые оба ощущали, наслаждаясь своими взаимными чувствами и неприкрытыми стонами. Кенсу любил гладкую спину Чонина, которая вздрагивала каждый раз, когда он давил на чувствительные места под лопатками, Чонин любил плечи Кенсу, они были слишком нежными для него и слишком идеальными на отпечатков губ. - Хен, я постараюсь не передумать. *** Так ты решил уехать в какую-то даль? Ты с ума сошел? Из-за этого… этого… - Его зовут Кенсу, Сехун, и прекрати истерить. - Но ведь… как же я…? Сехун пытался закрыть ответ поцелуем, но Чонин мягко оттолкнул его. - Нет, Сехун, ты ведь помнишь, что мы договорились остаться друзьями? Это было два года назад. Пора научиться жить самому. Они стояли в холе коридора школы, облокотившись об шкафчики. На них были выпускные шапочки и ленты. Сехун ослабил галстук и криво усмехнулся. - Значит, Кенсу. - Да, я пообещал ему, а он меня ждет. - Ты так уверен? Два года — большой срок. - Он приедет завтра сюда. И мы вместе уедем в столицу, прости, друг, я надеюсь, мы с тобой встретимся еще. Мы ведь друзья? — спросил Чонин, положив руку на плечо Сехуна. Они были одного роста, поэтому Сехун просто посмотрел на Чонина, усмешка не сошла с его губ. Парень повернулся и пошел к выходу. - Ты мне должен игру и пиццу, придурок, трахайся на здоровье, — Сехун сделал знак салюта и вышел. Чонин сначала долго смотрел на то место, где растворился друг и рассмеялся. Дружба — это лучшее, что у нас есть. Настроение Чонина резко поднялось. Завтра он едет на встречу своей судьбе, а сейчас он пойдет домой и начнет собирать вещи, ведь завтра прилетит Кенсу. *** Сначала была тьма. Она была кромешной. Ничто не предвещало света или знака. Но Кенсу слышал странные звуки. Он думал, что он тут один, но внезапно стали раздаваться голоса. - Кенсу… Кенсу… Эхо. Что это? Неужели чистилище стало реальностью? Где Чонин? Сакура. Завяла. Кенсу увидел вдали светлое пятно. Оно расширялось все больше и больше, открывая проход в другой мир. Тот мир… он был прекрасен. Кенсу видел вишню. Он улыбнулся и пошел к ней. Темнота исчезла. Появились краски. Кенсу никогда не видел столько цветов вместе. - Хен! - Чонин? — он резко обернулся, но ничего не увидел. - Хен! - Ну чего, тут балаган развели? — послышался вдруг чужой голос. Кенсу снова обернулся и увидел мужчину с седыми волосами. - Простите, здравствуйте, но где я? Мужчина сорвал с дерева плод груши, хорошо протер его подолом рубашки и сочно откусил. - Как это где? В саду. Не видишь, что ли? Кенсу ничего не мог ответить. Логично. - Но почему я здесь? — наконец спросил он. Солнце ярко слепило ему в глаза, поэтому он просто встал под тень дерева. - А ты как думаешь? — любопытно ответил старик. - Я умер? - Не отрицаю, что может быть и так. - То есть это может быть и не так? - Вероятно. Кенсу запутался. Он попытался вспомнить, что он делал до этого. Он сел в автобус, чтобы встретить Чонина, а потом… - А можно мне грушу тоже? - Нельзя. Она только для служебного персонала, — ответил старик и нагло откусил большой кусок, сок потек по его бороде. - Так вы работаете здесь? - Не исключаю и такой возможности. Парень поджал губы и раздраженно посмотрел на старого мужчину. - Знаете что? А не пошли бы вы… - Так это ты пришел сюда, а не я. Решай, либо иди назад, либо иди во-о-н в ту дверь, там и выход. Кенсу посмотрел на дверь, которая стояла посреди зеленого поля. - Но это просто дверь. Как я в нее войду? Там же нет ничего. Или есть? - А вот этого я не знаю. Все, кто входил в нее, уже не возвращались. Ты можешь проверить. - Аджосси, вы меня обдурить хотите? Старик лукаво посмотрел на него, вытер рукавом рубашки рот и захохотал. - Ну ты уж сам решай, обманываю я тебя или нет. Говорю лишь то, что положено. И что видел своими глазами. - Хен! Хен! — послышался голос из пещеры позади него. - Чонин? Ты где? Аджосси, вы слышали голос? - Не знаю, я много голосов слышу. Кенсу устало запрокинул голову и упер руки в бока. - Хен! — снова послышался голос. - Решай, пойдешь на голос или пойдешь в дверь. Может, тебя там ожидает что-то большее. Или что-то новое, — наконец, сказал старик, выкидывая огрызок груши и вставая с земли. Он отряхнул колени и двинулся в открытое поле. - Аджосси, вы куда? - Как куда? Навстречу своей судьбе. У меня таких как ты еще полным полно! Решай и до встречи! Кенсу ошарашено наблюдал, как старик идет на холм и скрывается за ним. Что за черт…? - Хен! Дождись меня! До опять обернулся и нерешительно сделал шаг. Снова в темноту. В пещеру. Что там? Парень зашел в пещеру и тут его словно примагнитило внутрь как воронка. В следующее мгновение, он снова погрузился в кромешную тьму. *** - Хен, ты меня слышишь? Не умирай, я буду всегда рядом, я не отпущу тебя, хотя ты меня просил! Я нарушу обещание, слышишь? — кто-то плакал возле него, измазав слезами и соплями всю его руку. — Хеен, мы ведь на сакуру еще не посмотрели! Я ни за что не отключу тебя! Я дождусь тебя! Четыре года ждал и еще подожду! Знаешь, я открыл свою студию, у меня все хорошо. Я иду к своей мечте. Ты ведь обещал мне! Я ведь сдержал свое обещание, что не передумаю! - Ммм… - Я понял, что ты хотел, чтобы я оставил тебя, если наши чувства исчезнут, но они не исчезают, хен, что я могу сделать. - Чонин, не сопливь мне руку. - Ой, прости! Хен, а помнишь мы с тобой хотели… Подожди, Кенсу! Кенсу! — Чонин резко поднял голову и встретился взглядом с Кенсу. Тот был в полусознании, но ощущение влаги на руке раздражало. — Ты очнулся! — хриплым шепотом произнес он и закрыл глаза. - Что ты как девчонка, перестань плакать, я здесь. Почему я здесь? Чонин долгое время молчал и лишь шокировано смотрел на больного. - Хен, ты дождался меня… — прошептал он. - Да, Чонин, я дождался тебя, а теперь дай мне воды, — было больно говорить, в горле все пересохло, а тело больно ныло. - Ой, точно, надо же доктора позвать. Доктор! Доктор! — орал во все горло Ким, наливая в стакан воды. — Он очнулся, доктор! *** Ким Чонин, ты неисправим. Но я все равно люблю тебя. До Кенсу