Mezzo tinto

Уиллу всё кажется нереальным и зыбким, как бывает при долгой бессоннице, и он ждет, что кто-нибудь сейчас хлопнет его по щеке и скажет: «Просыпайся!», но слышит лишь сдавленный шепот статического электричества да убаюкивающее перечисление Джимми: - Левый задний карман – два ключа: от машины и от дома. Правый задний карман – кожаный бумажник, в нем семнадцать долларов. Правый передний карман – складной нож… Профайлер с трудом отслеживает происходящее, словно бессмысленно переключает каналы мыслей. Ноги в грязи, руки теперь тоже: дактилоскопия. Еще немного – и он прорастет вниз, через все офисы, кабинеты и морг (Уилл Грэм – тоже большое дерево: крона, кора и нора под ними). Но новоиспеченный подозреваемый всё ещё таращится на собственные ладони, силясь вспомнить что-то важное… - У Вас внушительная коллекция картин, доктор Лектер. - Это офорты, одна из самых удивительных техник: mezzo tinto – «Черная манера». Металлическая пластина покрывается множеством надрезов (шрамов, если Вам угодно), а затем светлые участки выглаживаются, создаются полутона, и только после этого гравер берется за чернила. - Похоже на межличностные отношения. Жестокость и нежность… И столь же долго и утомительно. - Весьма образно. Однако смею заметить, что самые прекрасные проекты требуют долгой подготовки. - Это касается и Вашей работы? - Как никакой другой. Его руки все еще в черном, словно тьма, медленно завоевывавшая его последние месяцы, наконец облюбовала себе место и выставила вымпел, закрепляя победу. - Ты говоришь, что интерпретируешь улики. Давай, займись этим! – слова Беверли бродят в голове, их орет внутренний Кроуфорд: он так легко выходит из себя, что на несколько минут Уиллу кажется, что тот и вправду оставил оболочку тела где-то там, за пределами его камеры, весь обравшись в эти хлесткие слова. «Меня предали! Как же ты не видишь?! Почему ты не веришь?! Я – зеркало этих убийств, отражение, блик, а не источник света… Или источник тьмы… Меня подставили!» - кричит Уилл в застенках себя самого. «Меня оставили…» - молчит он. - Судя по уликам – я убил Эбигейл Хоббс, - повторяет Уилл, и разом чувствует, как же устал. Бывший советник по особым делам рекомендует самому себе поставить на этом крест, но понимает, что может только поставить все на кон. - «Черная манера», да? Ганнибал в его голове улыбается, как в реальности, не поблекший от времени, бессонницы и догадок: - Вы легко ее определяете. - Выглядит гораздо… мягче. Если не знать подноготную. - Наверное, теперь моя очередь проводить параллели с человечеством? - Или с убийством. Доктор удивленно поднимает брови, но его клиент умеет читать эти сигналы к продолжению: - Люди всегда видят лишь результат, конечный узор, скрадывающий полутона, тогда как каждое тело – лишь результат «шрамирования» личности убийцы. - Однако Ваш разум позволяет Вам увидеть все этапы, не так ли? Уилл кивает, задетый за живое этим скользящим упоминанием его «образа мышления», но заинтересованный продолжением. - Тогда Вы должны понимать, что рубцы – это только начало картины. Грэм старается дышать медленно, чтобы не вспугнуть осознание, хотя даже сейчас, еще не оформив его в слова, чувствует, как оно навечно выжигает свой контур. Бритва Оккама оставляет лишь легкую щетину смысла, и мысль, простая, как нажатие на курок, стучится в рёбра, как в бруски ксилофона. «А ты-то думал, что близким тебе может оказаться кто-то нормальный? Кто-то чистый?» И вот тут его накрывает отдача. Чтец чужих мыслей понимает, что идет на верную смерть, но на фоне всепоглощающего предательства его даже радует эта обреченность: «Хоть кто-то остается верен». Его решительность ищет выхода, мелко потряхивает, превращая любой стул в электрический, но терпеливо дожидается возможности сбежать. Потому что шрамы – это только начало картины, доктор Лектер.