О песне льда и пламени

      Бесцветное осеннее небо, затянутое низкими плотными облаками, угрюмо нависало над темными массивными стенами и башнями Винтерфелла. Издали замок выглядел особенно враждебно и мрачно, не вызывал никакого желания задерживаться в нем надолго. Однако это был дом Сансы Старк, и она любила его таким, каким он был, принимала со всеми изъянами и с теплотой вспоминала прожитые в нем годы. Дом был не там, где глазу было хорошо, а где душа отдыхала, где каждая трещинка на каменных стенах была как родная, изученная вдоль и поперек.       Когда Хранительница Севера возвращалась сюда после нескольких долгих лет скитаний, то была охвачена противоречивыми чувствами. С одной стороны, она возвращалась в родной дом, а с другой — был ли это тот самый дом, что покидала она, уезжая в Королевскую Гавань? Над ним словно надругались, превратили в очередного Вонючку: внешний вид все еще напоминал былой замок, однако внутри все изменилось, и чем больше Санса присматривалась тогда к нему, тем заметнее для нее становились и внешние увечья Винтерфелла. Они были как шрамы, испещряющие тело Грейджоя, недостающие пальцы на его руке и сгинувшее в огне величие. Волчице чудилось, что замок умолял ее обгоревшими останками Зимнего городка и темными безжизненными зевами своих окон избавиться от захватчиков, очистить его от прилипшей грязи и смрада, коим являлись люди противника.       Возвращаясь спустя практически четыре месяца после попытки побега в родовой замок, леди Санса скакала к неумолимо увеличивающейся в размерах на горизонте крепости уже с абсолютно другими ощущениями. Ее дом был до сих пор оккупирован чужими людьми, однако стало постепенно уходить ощущение инородности. Дочь Старка вновь могла свободно передвигаться по замку, что не могло не облегчить ее положения. Она более не страшилась наступления ночи и с большего уже не боялась появления Болтона на пороге своих покоев. У Волчицы не было более опасений насчет того, что если она родит наследника, то от нее тут же избавятся, как от выполнившей свою роль вещи: она представляла определенную ценность для бастарда, чем и обеспечивалась ее безопасность. Если бы сейчас был жив Русе, то трудно было бы предположить, как бы сложилась ее судьба, ведь вся ситуация кардинально бы изменилась. Однако не было смысла в том, чтобы думать о прошедшем и несбывшемся, и, как осознала Санса, о прошлом надо было помнить, но нельзя было оглядываться на него. Разумнее было задумываться над тем, кем же она хотела стать в будущем, какой жизни желала для себя. Она понимала, что нужно была оставить в покое мысли о том, кем у нее стать не получилось — эти думы лишь утянут назад и не позволят двигаться дальше.       Теперь Санса в полной мере понимала произнесенные во внутреннем дворе Орлиного гнезда слова Петира: "Если ты хочешь построить новый замок, то сперва разрушь старый". И какие бы чувства не испытывала она к лорду Бейлишу, однако же многие его советы пригодились ей и действительно оказались дельными. Она не смогла бы выжить в новых условиях, пока бы не распрощалась со всем тем, что внушалось ей с детства. Приходилось рушить до самого основания старую жизнь, чтобы обрести шанс в новой. Нелегкий путь выпал на ее долю, однако у Волчицы не было даже в мыслях завидовать другим, кажущимся со стороны более удачливыми людям — у каждого был свой крест, и никому было неведомо, как сложится судьба.       И сейчас она уверенно галопировала за вороным жеребцом, с каждым мгновением приближаясь к распахнувшимся для господ вратам Винтерфелла. Совсем скоро Хранительница Севера поднимется по винтовой лестнице в свои покои, сможет прилечь на мягкую постель и отобедать в знакомом чертоге, словно никуда и не уезжав. Омрачало возвращение домой только нависшая опасность над Мари, ведь не было никаких сомнений в том, что лорд Болтон помнил о проступке служанки жены и непременно захочет с ней расправиться. Кроме прочего, Сансу пробирала дрожь от мысли о предстоящем посещении мейстера Уолкана, — все еще нужно было снять наложенные Рамси швы. Ладонь ее до сих пор выглядела отвратительно, и она, стараясь скрыть полученные раны от своих глаз, продолжала все так же носить на руке повязку, отказываясь оголять для взгляда темные стежки, испещрявшие ее пальцы и ладонь. Волчице становилось дурно от мысли о том, что ей придется вытерпеть снятие швов да затем еще набраться смелости и рассмотреть свою руку. Она не переживала о том, что же могут подумать другие люди при виде ее шрамов, нет, девушке просто было жалко видеть своё тело изуродованным и испорченным. Эти приобретенные изъяны никогда не сойдут с ее кожи и не дадут забыть о произошедшем в трюме корабля, будут преследовать ее всю жизнь, не давая забыть об одном из ее мужей.       Хранительница Севера потянула поводья, останавливая своего коня во дворе Винтерфелла, и осмотрелась по сторонам, пробегаясь внимательным взглядом по лицам вышедшим навстречу хозяевам слугам и мейстерам. Вонючки среди них не было: излюбленная игрушка Рамси пробыла все время их отсутствия запертой в одной из клеток на псарне. Доступ к бедняге был лишь у псаря, что должен был по приказу уговоренного Сансой Болтона раз в два дня кормить своего подопечного и выносить за ним ведро. А вот во втором ряду собравшихся людей была видна и служанка леди Болтон, что, встретившись с госпожой взглядом, коротко ей кивнула и улыбнулась краешками губ. На приветственный жест девушки Волчица ничего не ответила, лишь еще пару мгновений посмотрела на нее, а затем бросила стремена и спешилась со своего пегого мерина.       Она не хотела намекать Мари о надвигающейся опасности — это знание ее не спасло бы, а вот Санса могла угодить в еще большую передрягу. И, вполне возможно, если она проявит выдержку и покажет спокойствие, то Болтон, хоть и не сменит гнев на милость, однако выберет более щадящее наказание.       Вышедший вперед лорд Болтон окинул придворных перед ним пристальным взглядом, и, найдя среди них пособницу жены, обернулся к последней. Он одарил ее взглядом, что будто говорил «И что ты скажешь на это?», и, отвернувшись от Волчицы, произнес, обращаясь к гвардейцам:       — Возьмите вон ту, — Рамси указал рукой на русоволосую девушку, — и заприте ее на псарне.       На лице Мари отразился нескрываемый ужас и она, пребывая в растерянности, даже не посмела оказать сопротивления взявшим ее под руки мужчинам. Она лишь испуганно оглядывалась и бросала молящие взгляды в сторону своей госпожи. По рядам прислуги разлетелся шепоток, и явно обеспокоенная челядь стала переглядываться между собой и со страхом и настороженностью смотреть в сторону лорда.       Сохраняя спокойствие и равнодушный вид, Рамси снова перевел взгляд на жену, что всем своим видом отвечала на его молчаливый вопрос: «Ничего». Его пристальный немигающий взор бастарда задержался на ней на пару мгновений, а затем, слегка кивнув головой своим мыслям и с толикой удовлетворения посмотрев на Сансу, он оставил ее в покое и приказал слугам:       — Поднимите вещи леди Болтон в мои покои и подготовьте там же купелью. Передайте на кухню, чтобы начинали готовить обед. Теперь можете расходиться. — наблюдая за тем, как прислуга стала расходиться, спеша по своим делам, бастард окликнул мейстера. — Мейстер Уолкан, — пожилой мужчина обеспокоенно посмотрел на него, — я и моя жена зайдем к вам после обеда, так что ожидайте нас в своей башне.       Уолкан коротко кивнул и, произнеся «Да, милорд», заторопился убраться из внутреннего двора, не рискуя замешкиваться под ногами у вернувшегося лорда. Оставшимся же мейстерам Родрику и Медрику Болтон просто сказал:       — Поговорим чуть позже.       После этих слов бастард потерял всякий интерес к окружающим и обратился к жене:       — Пойдем, — он коротко махнул головой в сторону замка и, проследив, что Волчица следует за ним, направился в замок. Они поднялись в покои лорда, и вошедшая первой Санса, удивляясь, почему он отвел ее сюда, спросила:       — Что это все значит? Зачем ты привел меня сюда?       Стоявший на пороге, заложив руки за спину, Рамси на миг улыбнулся одним уголком губ и, изображая удивление и забавляясь, произнес с хитрым блеском в глазах:       — Внеочередной переезд, дорогая.       Санса вопросительно приподняла брови и, почему-то решая ответить ему в его же манере, произнесла:       — Кого и куда, дорогой?       Рамси издал смешок и с довольной полуусмешкой на губах проговорил:       — Тебя в твои старые покои. Стекло в окне там заменили, так что можно жить.       — А я думала, что сюда, — и, подумав, Санса добавила: — Зачем?       Болтон, посмеиваясь, отрицательно закачал головой и, хитро посматривая на нее, сказал:       — Нет, это просто перевалочный пункт. А зачем, — бастард резко посерьезнел и, пристально всматриваясь в дочь Старка, холодно продолжил, — мне ведь неизвестно, брала ты с собой весь лунный чай или припрятала часть у себя в покоях       Санса устало прикрыла глаза и, покачивая головой, поспешила ответить:       — У меня не осталось больше чая, я отдала тебе все, что у меня было.       Уголок губ Рамси предательски дернулся, выдавая, что бастард сейчас находился не в лучшем расположении духа.       — Прекрасно. Значит, переезд не должен вызвать у тебя сложностей, — он помолчал, окидывая оценивающим взглядом Волчицу, и продолжил. — Вынужден оставить тебя здесь. Скоро тебе принесут вещи и ванну, так что приводи себя в порядок и спускайся обедать, дорогая жена.       Заканчивая разговор и оставляя последнее слово за собой, лорд Болтон покинул покои, предварительно выставив у дверей стражников и закрывая Хранительнице Севера свободный выход из покоев. ○○○○○○○○○○       Пожилой мужчина сидел, низко склонившись над раскрытой ладонью жены своего господина, и с предельной осторожностью медленно вытягивал пинцетом из ее пальцев скорняжные швы.       Бледная лицом Волчица плотно зажмурила глаза и отвернула голову в сторону, чтобы ненароком не увидеть, как мейстер доставал из ее кожи тонкие нити. Она застыла на стуле, выпрямив спину, и напряженно прислушивалась к своим ощущениям. Боли, как таковой, не было, однако процесс снятия швов и приятен не был. Санса чувствовала, как Уолкан вытягивал из ее рук нити, и, сжав зубы, молча терпела, дожидаясь, когда же все закончится.       Поначалу расхаживающий точенным широким шагом по помещению лорд Болтон сейчас кинул это занятие и подошел к столу, за которым друг напротив друга сидели его жена и мейстер, и, какое-то время с нескрываемым интересом понаблюдав за работой врачевателя, решил все же присесть. Он на пару мгновений отошел от стола, и, высмотрев для себя стул у дальней стены, подтащил его к Уолкону с Сансой, и вальяжно уселся на нем, отклонившись на спинку и вытянув ноги вперед. Руки бастард сложил в замок у себя на животе и, хитро улыбаясь и явно что-то имея на уме, обратился к мейстеру:       — Мейстер Уолкан, моя дорогая жена, — Болтон бросил быстрый взгляд на открывшую зажмуренные глаза Волчицу, — некоторое время принимала лунный чай. Так вот, скажите, это чем-нибудь, — он на миг замок и, заводив полусжатой в кулак рукой в воздухе, продолжил, — чревато для нее?       Мейстер отвлекся от ладони, перевел внимание к лорду и, чуть помолчав и мельком взглянув на Сансу, произнес:       — Да, милорд, — Волчица устремила пристальный взор своих голубых глаз на мужчину и превратилась в слух. — При продолжительном приеме лунного чая у женщин возрастает риск выкидышей и рождения нездоровых детей, — Уолкан развернулся к Волчице и спросил: — Миледи, как долго вы пили это зелье? И как часто?       Дочь Старка нервно сглотнула подступивший к горлу ком и, облизнув губы, ответила на озвученные вопросы:       — Около двух месяцев, мейстер Уолкан, может, чуть больше. Обычно я выпивала его раз в неделю.       Лекарь в задумчивости отвел взгляд в сторону и, немного помолчав, не совсем уверенно проговорил:       — Хмм, не могу ничего утверждать, но смею предположить, что сильного воздействия на ваше тело снадобье оказать не успело, но все же в будущем посоветую к нему не прибегать, — мейстер сложил в замок руки на столе и, глядя то на них, то на Сансу, продолжил. — Пока же я бы настаивал на том, чтобы вы некоторое время попили сбор, что поможет вывести из вашего тела яд и уменьшит риск выкидышей. Хорошо, миледи? — Уолкан вопросительно взглянул на Хранительницу Севера и, быстро переведя обеспокоенный взор на Болтона, добавил: — Милорд?       Санса молчала, потупив взор вниз, озабоченная словами лекаря и чувствующая себя сейчас крайне неловко. Ей было стыдно за свою глупость, что, намереваясь ни в коем случае не допустить беременности, она даже не удосужилась поискать более подробной информации о зелье, которым собиралась воспользоваться. Если бы Волчица случайным образом не попалась бастарду, то допила бы все, что у нее оставалось, а потом бы раздобыла еще. И еще. И было абсолютно неизвестно, смогла ли бы она в будущем вообще понести ребенка, попив год-два лунный чай. Не желая дать наследника Болтонам, она чуть было не лишила сама себя возможности иметь детей. Теперь Волчица понимала, какое же глупое и безрассудное решение приняла, начав принимать зелье.       Она стыдливо посмотрела на Уолкана, понимая, как же по-детски повела себя, а затем кинула осторожный нерешительный взгляд на Рамси. Что он скажет? Разозлится на нее вновь или нет? Бастард выглядел сейчас задумчивым, и трудно было предположить, что происходит в его голове и в какую сторону поведет его мысль.       Мейстер Уолкан все еще продолжал ждать ответ от кого-то из своих господ, однако в большей степени его внимание было приковано к лорду, что, по верному предположению лекаря, и должен был принять окончательное решение. Рамси же, что-то решив про себя, вынырнул из своих мыслей и произнес:       — Да, пусть пропьет этот сбор, — он перевел свой взор на жену и обратился к ней тихим, пропитанным угрозой голосом:       — Что ж, одну… — Болтон резко замолк, остановившись на полуслове, однако по тому, как сложились его губы для следующего слова, Санса могла с уверенностью утверждать, что он хотел сказать «одну дуру», однако передумал и, медленно моргнув и издав короткий смешок, продолжил, —… уже наказал. Осталась вторая.       Рамси встретился с Сансой пристальным немигающим взглядом и, заглядывая ей в глаза, произнес:       — И, говоря о твоей служанке, мне следовало бы навестить ее, — он чуть помолчал. — Если тебе интересна ее судьба, то спускайся на псарню, как закончите здесь.       Провожаемый на удивление равнодушным взглядом жены Болтон поднялся со своего места, зашел за ее стул и, положив руки на его спинку, наклонился вперед. Он невесомо прикоснулся губами к виску неподвижной девушки, целуя, и отступил назад, все также поглядывая в спину Волчицы, а потом и вовсе покинул башню.       Леди Болтон отрешенно смотрела перед собой, даже не замечая, что мейстер возобновил свою работу над ее рукой и сейчас с особой бережливостью заканчивал со средним пальцем. Старик аккуратно вытянул из плоти последнюю нить, слегка отклонился назад, осматривая пальцы девушки, а затем перевел все внимание на последний порез, что проходил уже по самой ладони. Уолкан приподнял руку Сансы повыше в воздухе, придвигая ближе к себе и стараясь получше рассмотреть нанесенную рану, а потом, пробубнив тихое «Ай-яй-яй», случайно привлек к себе внимание Волчицы. Когда лекарь заметил ее вопрошающий взгляд, то сперва смутился и замялся, однако все же проговорил:       — От этой раны у вас останется шрам, миледи.       Хранительница Севера нахмурилась и с печалью в глазах посмотрела на ладонь, что все еще была зажата в руках мужчины. Сказать, что она была расстроена — значит ничего не сказать. Ее опасение подтвердилось, и от этого на душе становилось только пакостнее и тоскливее. Насколько уродливым окажется рубец? Сильно ли будет выделяться на ее бледной коже?       Уолкан же, видя огорчение на лице своей миледи, решил попытаться немного успокоить ее и сообщил:       — Вы не пугайтесь так, рана на вашей руке будет еще некоторое время затягиваться, постепенно сойдет краснота. Я буду обрабатывать вашу ладонь специальными мазями и, вполне возможно, от этого пореза останется шрам куда меньших, чем сейчас, размеров.       Хранительница Севера вымученно улыбнулась мужчине, что так пытался быть добрым к ней и изо всех сил старался привнести в ее жизнь хоть что-то хорошее. И будучи искренне благодарной мейстеру за его сопереживание, она произнесла:       — Спасибо, мейстер Уолкан.       На полном лице знахаря появилась небольшая улыбка, которой он наградил леди Болтон, и потом он вновь принялся за снятие швов, мастерски управляясь с пинцетом и стараясь не причинить ненужной боли своей госпоже. Некоторое время они оба провели в молчании, однако потом Уолкан проговорил, не отвлекаясь от своей работы:       — Вам крупно повезло с этим порезом, миледи.       В глазах Волчицы вспыхнул опасный огонь, и она, устремив взгляд своих ярко-голубых глаз на мейстера и резко изменившись в лице произнесла холодным спокойным голосом:       — Мне повезло, что Рамси меня порезал? Или что не снял с меня кожу? Что из этого, мейстер?       Смутившийся такой реакции Уолкан заторопился исправить свою нечаянно допущенную оплошность и проговорил:       — Простите, миледи, я не это имел в виду. Вам повезло, потому что порез прошел именно здесь, — старик замолк, не зная, стоило ли ему продолжать далее.       Санса же, изумленная его словами, спросила:       — Почему?       Целитель, успокоенный, что дочь Старка более не злилась на него и не прочь была послушать его мнение, а также воодушевленный, что ему предоставился шанс показать свои познания в строении человеческого тела, увлеченно ей отвечал:       — Миледи, ваша ладонь состоит из множества мышц, благодаря которым вы можете двигать пальцами и рукой. А этот порез не задел ни одну из них. Вот он, — он начал медленно вести пинцетом вдоль места пореза, — либо огибает мышцы, либо проходит над ними, не касаясь, как здесь, — мейстер указал на место, про которое говорил. — Даже видно, что порез тут менее глубокий, чем в верхней части ладони.       Заинтересовано слушая целителя, Хранительница Севера склонилась к своей ладони и поглядела на темно-бордовый рубец, следуя взглядом за нависшим над ее рукой пинцетом. При ближайшем рассмотрение было действительно заметно, что даже контуры раны в этом месте отличались: начинавшийся от места между указательным и средним пальцем порез сперва углублялся, а затем шел резкий переход к более поверхностной ране, которая потом вновь уходила вглубь ладони. И Уолкан, замечая интерес Волчицы к его словам, продолжил:       — Если бы вот здесь нож вошел глубже, то он разрезал бы продольную мышцу и могло бы так случиться, что вам потом стало бы сложно двигать ладонью. Так что, можно сказать, что вам повезло, миледи.       Пожилой муж замолк, искоса глянул на леди Болтон, и, убедившись, что она ни коим образом на него не сердится, расслабился, и спросил, подмечая ее задумчивый вид:       — Вы в порядке, миледи?       Волчица вскинула к нему свой взгляд, растерянно улыбнулась, отвечая «Да, мейстер Уолкан», и снова опустила взор вниз, погружаясь в свои мысли.       Болтон изначально продумал, где будет делать надрезы или делал их по наитию, не имея продуманного плана? Если даже и второе, то раны он наносил осознанно, не в порыве слепой злости на недогадливость жены. И Санса пока не могла определиться, стоит ли ей огорчаться или облегченно вздохнуть. Ведь, с одной стороны, это означало, что бастард резал ее хладнокровно и умышленно, специально причинял боль, а в его действиях не было спонтанности. С другой стороны, его аккуратность свидетельствовала о том, что Рамси не хотел нанести девушке излишнего вреда и увечий. Значило ли это, что Хранительница Севера ему небезразлична? Дорога? Лелеять эти мысли было приятно, становилось чуть лучше от осознания того, что ее муж постепенно теплел к ней и привязывался. Если так оно и было, то у Волчицы мог появиться в будущем шанс повлиять на поведение мужа и его поступки. Однако пока она не смогла влюбить бастарда в себя настолько, чтобы иметь столь значительное влияние на него и суметь им манипулировать. Ей требовалось больше времени.       Пока же пусть Джон собирает армию, а она будет в это время сражаться в тени. Коли у брата-бастарда ничего не выйдет, она все равно выйдет победительницей и приручит зверя. ○○○○○○○○○○       Скрип тяжелой окованной железом двери слился с какофонией звуков, разносившихся эхом под сводами помещения псарни. Среди них был и громкий звонкий лай здоровенных черных псов, что с остервенением кидались на решетки клеток, чуя в воздухе запах страха жертвы; и свист розг; и женские взвизгивания, что перемежались с криками и просьбами о пощаде.       Когда первое желание выскочить отсюда и захлопнуть за собой дверь было подавлено, а на его место пришла твердая решимость, Хранительница Севера дожала за собой дверь, полностью закрывая ее и перекрывая себе ходы к отступлению, и вступила вовнутрь. Она быстро огляделась по сторонам, оценивая обстановку и сосчитывая собравшихся здесь. Кроме сидящей в грязи на коленях служанки и бьющего ее Болтона, по углам псарни, держась подальше от клеток с собаками, расположились четверо мужчин.       Двое из них были знакомы Сансе: их имен она не знала, однако неоднократно вон те двое охраняли вход в ее покои либо сопровождали на территории замка. Один из них был молодым мужчиной, чьи длинные светлые волосы были собраны в хвост, а второй — массивный, с отталкивающей внешностью муж, что никогда не говорил в присутствии дочери Старка.       Третьим присутствующим был один из двух гвардейцев, что чаще всего сопровождали в поездке Сансу. Они же ее и на болтонский крест подвешивали, однако почему здесь сейчас был лишь один из них, было удивительным для нее. Оказавшийся же тут гвардеец был средних лет, широкоплеч, высокого роста и выглядел до боли равнодушным ко всей ситуации.       Четвертого — молодого юношу, можно сказать, отрока, Волчица видела впервые и, как ей показалось, парень уже сам был не рад, что по воле случая очутился здесь. Его коротко постриженные каштанового цвета волосы смешно топорщились на макушке, а на лоб спадала небольшая челка, что рассыпалась на отдельные пряди и лезла ему в глаза, из-за чего он время от времени встряхивал головой, откидывая мешающие пряди с глаз. И судя по внешнему виду юнца, был он не из военных и не из придворных: при дворе он не мелькал или, по крайней мере, Санса его ни разу не видела. Этот человек явно присутствовал при болтонской расправе впервые, о чем красноречиво говорил его обеспокоенный вид и метавшийся из стороны в сторону взгляд. Он переводил свой взор с Болтона со служанкой на остальных мужей и пытался изо всех сил изобразить хладнокровный вид и вести себя, подобно остальным собравшимся.       Когда Волчица вступила в помещение, на миг все шесть пар глаз устремились к ней. Двое из них смотрели с равнодушием, только отмечая про себя ее приход, русоголовый — с интересом, отрок — с непониманием и изумлением, служанка — с надеждой, а Рамси — довольно и с увеселением. Но уже в следующее мгновение внимание собравшихся снова возвратилось к Мари, что вскрикнула от нового неожиданного удара розгой по спине. Болтон кружил вокруг нее, словно играющий со своей добычей хищник, путал ее, когда же и с какой стороны ожидать удара. Волосы служанки выбились из гульки и теперь свисали на плечи и лицо в виде спутавшихся, перепачканных грязью прядей. Ее рот кривился от рыданий, а усыпанные слезами щеки краснели, словно нарумяненные. Девушка в очередной раз всхлипнула, глотая слезы, и произнесла, умоляя:       — Прошу, не надо больше, пожалуйста, ми-милорд, — прозвучал свист, прервавший ее речь. Служанка вскрикнула и затем залепетала скрипучим, сорванным от истерики голосом. — Пожалуйста, милорд… миледи, — она вскинула свой взор на госпожу, ища поддержки в ней, однако не встретила ее там.       Сохраняя молчание и бесстрастно глядя на служанку, Санса медленно, ни на миг не спуская взора с нее, прошла на несколько шагов вперед и остановилась за границей невидимого круга, по периметру которого рыскал Болтон, что сейчас замер на месте, заметив ее приближение к нему.       Хранительница Севера пристально осматривала женщину перед ней, не упуская из виду ни одной детали. Платье Мари было содрано с нее, и она осталась лишь в одной пододевке, что теперь скорее напоминала старое рванье, чем нижнее белье. Бежевая ткань на подоле и рукавах заляпалась темной вязкой грязью, что была на псарне вместо пола, а на спине одежда местами порвалась и пропиталась сочившейся из ран кровью. Служанка пока легко отделалась, однако еще не вечер… Окидывая девушку еще раз быстрым взглядом и слушая ее вымаливания пощады, что сопровождались все новыми и новыми ударами тонких розг, Санса грубо и громко произнесла:       — Перестань просить и прекрати рыдать. Не зли лорда Болтона.       Расслышавший эти слова бастард бросил мимолетный взгляд на жену, а служанка со сломленным видом возвела к госпоже глаза, не веря своим ушам, и посмотрела на нее с обидой и видом жестоко преданной. Не встретив сожаления, Мари потупила взор к полу и опустила голову, скрывая за длинными спутанными волосами свое лицо. Она, хоть и перестала взывать к леди и лорду Болтону, однако все еще продолжала плакать, особенно громко всхлипывая при ударе розгой.       Стоявшая же над девушкой Хранительница Севера почувствовала некоторое угрызение совести за произнесенные слова, но подумала, что так будет лучше для всех них. Она не могла спасти служанку от наказания и вряд ли бы сумела смягчить Рамси, однако позволить себе не помочь Мари вынести гнев мужа не могла. Приходилось лишь делать это исподтишка, сдержанно и не рискуя самой нарваться на неприятности. И сейчас, думая над тем, как же еще облегчить наказание, Санса обратилась к Рамси:       — Сколько ударов ей еще положено?       Болтон отвлекся от своей жертвы и, глядя на жену и отрицательно покачивая головой, с легкой ухмылкой на губах ответил:       — Может восемь, может девять раз, — он обошел Мари, встал перед ней и, подняв ее лицо за подбородок вверх, мягко продолжил, сверля ее глазами, полными безумия. — Собирался остановиться на пятидесяти ударах, но наша шумная говорливая гостья меня постоянно сбивала со счету.       Немигающий, безостановочно скользящий по лицу служанки взгляд сейчас бледно-серых глаз Болтона покинул ее и устремился к Сансе. Бастард ожидал от жены реакции на свои слова и выжидательно взирал на нее, с интересом и вожделением ожидая ответа. Хранительница же Севера спокойно произнесла:       — Значит, девять, — она словила на себе взгляд подавленной служанки и обратилась к ней, пробуя подбодрить. — Потерпи, Мари, осталось совсем чуть-чуть.       Губы Рамси растянулись в хищной улыбке, а зрачки глаз расширились, свидетельствуя о взбудораженном состоянии бастарда. Мгновенно, словно кобра, Болтон рванулся вперед и с остервенением и видимым удовольствием с размаху обрушил удар на спину служанки. Та вскрикнула, выгнувшись всем телом от боли, а затем припала к земле, обнимая себя за плечи и невольно заливаясь новыми слезами. При виде ее мучений Болтон довольно и хищно заулыбался, наслаждаясь своей властью над жертвой и упиваясь ее страданиями. Его глаза лихорадочно блестели и не выражали ничего человеческого в этот миг, они были одновременно завораживающими и вселяющими ужас, притягательными и отталкивающими; своей противоречивостью путали жертву безумца.       Наблюдавшая за этой бесовской картиной Санса чувствовала, как по ее спине побежали мурашки. Болтон. Он словно получал отдушину от избиения и запугивания беззащитной девушки, вел себя, как бешеный пес, сорвавшийся с цепи, и это поистине пугало. Волчица не могла понять, откуда это все бралось, задавалась вопросом, можно ли было каким-то образом избавиться от подобных проявлений жестокости мужа или же тут все будет бестолку? Что-то ей подсказывало, что вряд ли такой человек, как Рамси, мог исправиться — слишком глубоко в нем засело безумие.       Когда в девятый раз прозвучал свист розги, бастард с силой и небрежностью откинул прут в сторону и двинулся к сжавшейся на полу служанке. Он подошел к Мари вплотную спереди и, встретившись с ней взглядом, бесстрастно произнес:       — Я закончил. Можешь вставать.       Несколько коротких мгновений девушка удерживала свой взор на господине, а затем заторопилась подняться с земли. И лишь ее голова поравнялась с грудью Болтона, как тот внезапно схватил ее за волосы и проговорил, издеваясь:       — Эй, эй, кто тебе подниматься на ноги разрешал? На четвереньки вставай, — бастард с силой надавил служанке на голову, принуждая ее опуститься вниз, и, увидев, как она выполняет его приказ, отступил чуть вбок.       В это время Хранительница Севера напряженно смотрела то на мужа, то на перепуганную Мари, у которой с лица сошла вся краска, а в глазах плескался нескрываемый ужас. Однако в отличие от нее, дочь Старка не была удивлена продолжением издевательств — за время, проведенное с Рамси, она уже научилась относиться к произносимым вслух словам с особой осторожностью и всегда вдумываться в их смысл. Поэтому фраза ее мужа «Я закончил» была услышана ею так: «Лично я, Рамси, закончил, а вот эти парни — нет». Не в характере бастарда было звать на расправу кучу людей и никак их не задействовать, так что их присоединение к процессу наказания было вполне предсказуемым.       И теперь Санса молчаливо наблюдала за тем, как Болтон пробежался взглядом по собравшимся мужчинам и, заухмылявшись и обнажая клыки, проговорил:       — Деймон, станцуешь с нашей красавицей первым?       По оклику лорда светловолосый муж, не торопясь, отошел от стены и вышел в центр помещения. Он кинул быстрый взгляд на служанку, а затем повернулся лицом к бастарду и, слегка усмехнувшись и чуть поклонившись перед ним, произнес:       — С удовольствием, милорд.       Демоническая улыбка, что Рамси все пытался сдержать, коснулась его губ, а в его серо-голубых глазах вместе с задорным блеском появилась некая отрешенность, будто бастард думал о чем-то своем и улыбался сам себе. Все с таким же загадочным взором он проводил проследовавшего к Мари Деймона и, лишь когда тот опустился на колени сзади девушки и поднял подол ее пододевки, оголяя бледно-синие худые ноги и зад, Болтон вынырнул из своих мыслей. Его глаза приобрели ясность, а вид стал более осознанным, и бастард уже с пристальным вниманием смотрел на происходящее. Он с довольством наблюдал, как один из его парней приспустил штаны и, с трудом пристроившись к выкручивавшейся из рук девушке, торопливо и грубо насадил ее на себя. Служанка всхлипнула и начала вырываться из-под насильника с еще большим отчаянием. И Рамси, видя, что ее дерганья и рывки от Плясуна мешали и злили последнего, приказал:       — Молчун и ты, — он кивнул на гвардейца, — подержите эту сучку.       Вызванные мужчины сорвались со своих мест и небрежно похватали Мари за руки и прижали с силой к земле, прекращая ее попытки вырваться. Она снова начала плакать и вскрикивать под дергавшимся на ней мужчине. Рамси же, забавляясь, громко произнес:       — Визжит, как девственница. Или…?       Служанка молчала, а вот Деймон-Станцуй-Для-Меня не преминул вставить слово:       — Никак нет, милорд.       Громыхнул хохот мужчин, к которому присоединился и хихикнувший отрок, что возбужденно глядел на старших. Бастард же к общему веселью не присоединился и лишь немного усмехнулся краешком губ, а потом, когда смех стих, опять обратился к девушке:       — Так почему ты визжишь?       Служанка медленно приподняла голову и ошеломленно посмотрела на него. Ее лицо кривилось от еле сдерживаемых рыданий, и выглядела в этот момент она подавленной и сломленной, словно ее жизни пришел конец и не было надежды на достойное будущее.       Выждавший пару минут и не услышавший от нее ни единого слова лорд Болтон разочаровано поджал нижнюю губу, стараясь скрыть свое раздражение, и с наигранным равнодушием направился к откинутой розге. Он не спеша поднял прут, задержал на нем на пару мгновений взгляд, а затем вдруг перевел свой холодный расчетливый взор, не предвещавший ничего хорошего, на служанку. Понимая, что произойдет дальше, Мари в панике начала пытаться вырваться из рук удерживающих ее мужчин. Однако вместо свободы ее ожидал только быстро подскочивший к ней бастард, что, увидав оказываемое ею сопротивление, вспылил еще больше.       Не смотря на быстроту происходящего, трое пособников лорда сумели сориентироваться и с поразительной скоростью отклонились в разные стороны от служанки, чтобы ненароком не попасть под удар господина. Дважды разнесся по псарне свист розги и дважды вскрикнула девушка. В противовес же ее боли Деймон прикрыл глаза от удовольствия, наслаждаясь реакцией насилуемой на боль, а та, теряя над собой всякий контроль и придаваясь страху, забормотала сквозь редкие всхлипы и слезы:       — Нет, милорд, нет, прошу, не надо. Мне больно, милорд.       Прекративший избиение Рамси взглянул сверху-вниз на покачивающуюся на четвереньках под толчками Деймона девушку и, оперевшись руками в колени и все также удерживая в них розгу, наклонился вперед. Он заглянул служанке в глаза и, изображая изумление, полушепотом произнес:       — Тебе больно? — он на миг замолчал, а затем, глумясь над своей жертвой и кривляясь, продолжил говорить, пародируя мимикой и интонацией маленького ребенка. — Хочешь сказать, я не знаю, что тебе больно, ми-и-иледи?       Он на несколько мгновений задержался на месте, оставаясь склонившимся к Мари, а затем, опасно заухмылявшись и глядя на нее ярко-голубыми бесовскими глазами, разогнулся в спине и заговорил:       — Не плачь, боль скоро пройдет, — девушка опустила голову, прикрываясь копной волос. — А если начнет расти животик, то раздобудешь себе лунный чай, ты ведь у нас девка воровитая и пронырливая, — Болтон резко прикрыл рот рукой, будто бы затыкая себя, а затем продолжил полушепотом, применяя полученный по дороге домой навык. — Прошу прощения, мне не следовало упоминать о таких вещах во всеуслышанье.       Рамси произносил эти слова, искусно изображая смесь смущения и раскаяния, к которым прибавилась и соответствующая моменту интонация, и к его игре сейчас нельзя было подкопаться или придраться. Все выглядело, будто он искренне извинялся и сожалел о содеянном, что еще больше сбило с толку ставшую жертвой издевательств девушку. Она слегка приподняла голову, и пугливо и с непониманием глядела на него, судя по всему, запутавшись в происходящем, а особенно в поведении Болтона.       Бастард оскалился звериной улыбкой, восхищаясь удавшимся трюком и жадно пожирая взглядом девушку перед ним, и сказал мягким, пробирающим до костей голосом:       — Не волнуйся, я обещаю, что позабочусь о том, чтобы о твоем маленьком секрете никто не узнал, — он выдержал паузу и добавил, задумчиво возводя глаза к потолку: — Ведь красть и пить зелье тебе придется не раз.       В этот момент светловолосый мужчина хаотично задвигался в служанке, издал тихий стон и излился в нее. Девушка повержено отвела взор от лорда, опустила голову, легла щекой в грязь и, глотая тихие слезы, закрыла глаза. Понимая, что его жертва была уже «мертва», Рамси начал быстро терять к ней интерес и, когда Деймон-Станцуй-Для-Меня отстранился от Мари, скучающим голосом проговорил:       — Молчун, твоя очередь, — и отвернувшись от них, направился к жене. Бастард подошел к Сансе, обернулся лицом к развлекающимся мужчинам, и, не глядя на нее, проговорил. — Око за око, дорогая жена.       Волчица сохраняла молчание, продолжая все так же наблюдать за расправой. Она слушала всхлипы Мари и звуки бьющихся друг о друга людских тел, смотрела на корчащегося над ней мужчину и на вымазанную кровью и грязью служанку. И, приняв про себя решение, двинулась к девушке, оставляя позади себя внимательно следящего за ней мужа. Хранительница Севера сперва просто стояла перед насилуемой, что отказывалась поднимать головы, однако потом аккуратно присела на корточки и неуверенно дотронулась рукой до волос служанки. Она собрала свисающие пряди с лица девушки, убрала их назад и, встретившись взглядом с серыми покрасневшими от слез глазами Мари, начала мягко поглаживать ее по голове. Служанка поначалу стыдливо и испуганно смотрела на свою госпожу, а затем потупила взор и, не удержавшись, всхлипнула, начиная плакать вновь. Волчица, желавшая пожалеть и хоть немного утешить служанку, опустилась на колени, заляпывая и свое платье грязью, и, уложив ее голову к себе на колени, стала гладить плачущую девушку по волосам, пытаясь успокоить и поддержать. Она иногда с равнодушием поглядывала на мужчин, которых ее участие, хоть и опосредованное, заводило только сильнее. Возражений или словесных издевок, как и вмешивания в происходящее, со стороны Болтона не было, и Хранительница Севера вовсе не обращала на него внимания, сосредоточившись на Мари в ее руках. Она тихо приговаривала ей «Потерпи, дорогая, скоро все закончится», а когда на смену Молчуну подоспел здоровый гвардеец, то леди Санса прижала голову девушки покрепче к себе, заглушая крики служанки своим платьем, и шептала ей:       — Тише, тише, не кричи, не доставляй им этого удовольствия.       Бастард же в это время наблюдал за происходящим с задумчивым выражением лица и слегка улыбался одним краешком губ, получая удовольствие то ли от представшего перед глазами вида, то ли от удавшейся расправой над служанкой, то ли от поведения жены; сказать было сложно.       Вскоре на место гвардейца пришел юноша, что, судя по улюлюканью мужчин и усмешкам Болтона, впервые придавался соитию с женщиной, и по этой причине продержался совсем не долго, облегчив своей неопытностью последние минуты наказания. Когда же все четверо мужчин были удовлетворены и отступили от изнасилованной девушки, оставляя возле нее лишь леди Болтон, Рамси нарушил повисшую тишину и произнес:       — Когда леди Санса, наконец, отойдет от этой… павшей женщины, заприте ту в одну из клеток, а завтра ты, Деймон, отвезешь ее в Дредфорт. Пусть развлечет желающих расслабиться и там.       Услышав распоряжение лорда, служанка еще сильнее вцепилась руками в подол платья госпожи и взревела в голос, однако глаз ее не покинула ни единая слеза: они иссякли за долгое время плача. Санса же на мгновение прикрыла глаза, глубоко вздохнула, и, проведя рукой по голове Мари в последний раз, осторожно, но при этом не терпя никаких пререканий, разжала ее руки на своем платье, и, выскользнув из ее хватки, поднялась на ноги. Быстро взглянув на служанку, Волчица направилась к мужу, что, внимательно следя за тем, как она поднималась на ноги, проговорил:       — Моей дорогой жене не стоит подолгу сидеть на холодной земле.       Санса никак не отреагировала на эту ремарку, а, поравнявшись с Рамси, повернула к нему голову и, на миг задержавшись возле него, тихо проговорила, делая отсылку к ранее произнесенным им словам:       — Маленькая помощь в ответ на попытку помочь.       На ее небольшую дерзость лорд Болтон ничего не ответил, только приподнял брови и скривил губы в обратной улыбке, будто подмечая своим видом «Недурственно, но могла бы придумать и что-нибудь поинтереснее». Непоколебимая же Хранительница Севера продолжила свой путь, покидая псарню и думая про себя, что все могло бы сложиться намного хуже. ○○○○○○○○○○       Время всё ускорялось, неумолимо спешило вперед, смешивая воедино минувшие дни и стирая границы между ними. Иногда казалось, что вот только вчера они с Рамси вернулись в Винтерфелл, вот совсем недавно служанка покинула замок и всего пару дней назад незнакомый гонец доставил мужу письмо… А ведь минуло уже больше месяца. Санса до сих пор так и не сумела разузнать, что за послание привезли лорду Болтону и что он отвечал. Не успела она оглянуться, как к ним пожаловал Карстарк, вслед за собой приведя и свое войско, и она вовсе позабыла о письме. Бастард стал все больше времени проводить за картами и за закрытыми дверями, наверное, обсуждая с военнокомандующими и Харольдом тактику предстоящего боя. К замку постепенно стекалось все большее количество отрядов войска Болтона: часть из них осела в замке, однако основное сосредоточение армии располагалось в лагере за Винтерфеллом — с северо-западной стороны люди Рамси были прикрыты лесом, с юго-западной их защищала крепость, а чтобы подобраться к армии с оставшихся сторон пришлось бы объезжать замок. Выставлять людей перед крепостью бастард не захотел, поскольку, как поняла Санса из подслушанных фраз, не желал, чтобы при наступлении на замок противник в первую очередь нанес удар по лагерю с людьми и боеприпасами. Хранительнице же Севера в эти дни перепадало значительно меньше внимания мужа, однако, по крайней мере, во время их встреч тот особо не докучал ей и тему грядущего противостояния повстанцам не затрагивал. И Волчица так же старалась не упоминать о брате в разговорах, не рискуя ступать на хлипкий мостик. Было бессмысленно и даже глупо, как говорится, баламутить воду, когда еще ничего не случилось. Зачем столь очевидно давать Рамси понять, что переживать в сражении она будет не за него, а за брата-бастарда? Она же знала, что если выиграет Болтон, то не упустит шанса припомнить ей допущенную ошибку и просто так ее противостояние ему не оставит.       Проводя долгие вечера одной в покоях, Санса рассуждала, что в случае победы Сноу Болтона ждет смерть, а ее — свобода и сводный брат рядом. Если же победителем выйдет болтонский бастард, то в ее жизни сильных изменений не произойдет, она лишь переживет потерю еще одного близкого человека. Однако в любом случае она останется в Винтерфелле и придержит титул Хранительницы Севера за собой, какая бы фамилия — Старк или Болтон — не следовала за ее именем.       Однако чем меньше дней оставалось до предполагаемой битвы, тем отчетливее перед Волчицей являл себя один, не особо приятный для размышлений вопрос, точного продуманного ответа на который у нее до сих пор не было, а проигрывание в голове возможных вариантов развития событий не вызывало радости. Пока минула только одна луна, и Хранительница Севера отбрасывала от себя все мысли о возможной беременности и собиралась выждать еще один месяц, чтобы подозрения либо окончательно подтвердились, либо развеялись. Но уже точно дочь Старка решила про себя, что до битвы не станет никому сообщать о своем пока неподтвержденном положении, ведь время покажет, как будет лучше повести себя. Пока она лишь прикидывала в голове, как будет выкручиваться из всей этой канители, если и в следующую луну не войдет в красный цвет.       С точки зрения беременности, при победе Рамси последовательность действий была бы наиболее легкой и не требующей особых раздумий: сообщить мужу и вынашивать ребенка. Все было бы понятно и очевидно. Если же Болтон проиграет… Все бы намного усложнилось. Первой мыслью было сразу же выпить порцию лунного чая и уничтожить не родившегося отпрыска Рамси, однако при ближайшем рассмотрении оказывалось, что не все так просто.       Если она избавится от ребенка, то будет, условно, признана свободной для следующего замужества, и нет никакой заруки, что Сансу тут же не попытаются втянуть в очередной брак. На молодую хозяйку Винтерфелла могут слететься со всей округи коршуны, ищущие легкой добычи и желающие быстро пополнить свою казну монетой и обрести новые владения. Ежели Волчица откажется от лунного чая, то ситуация от этого решения не облегчится: одно дело родившийся здоровым (и не в отца) ребенок, другое — наследник, перенявший дурные крови Болтонов. Что тогда с таким делать? Придушить? А если отцовские черты проявятся гораздо позже, когда дитятко вырастет? Или, предположим, ребенок здоров, а у Сансы в определенный момент возникнет необходимость снова выйти замуж, и вот тут ее новый суженный решит избавиться от помехи в виде первенца жены, стоящего первым на звание Короля Севера, что тогда? Или вдруг лично Джон вмешается и начнет настаивать на том, чтобы сестра избавилась от потомка врага?       И, наконец, самый нежелательный вариант развития событий: гибель сразу двух бастардов, ведь тогда она окажется брошенной на произвол судьбы, лишится защиты и помощи. Она не умеет воевать и не разбирается в военном деле, не умеет командовать войсками и разрабатывать стратегии. Волчица мало с кем знакома и понятия не имеет, на кого можно положиться, а тут, как назло, восстание за восстанием, перевороты, измены… Одно дело, когда за тебя кто-то решает, ведь в таких случаях, если что-то пошло не так, можно махнуть рукой, сказать «Это тот дурак во всем виноват» или «Ну я же говорила» и жить своей жизнью дальше, обвиняя во всех неудачах того самого «дурака» и не беря на себя никакой ответственности. И чем тщательнее сейчас Хранительница Севера задумывалась над возможным ходом событий, тем сильнее переживала за свое будущее. Все было так неоднозначно и непредсказуемо…       А дни все летели, и на горизонте, возле кромки леса, где некогда останавливалось войско Станниса, мелькнул первый всадник, а за ним и еще несколько, ознаменовывая прибытие войска Джона Сноу.