Часть 1
27 октября 2012 г. в 17:26
Из вод Обливиона поднимается он, словно дитя из вод матери, — окровавленный и кричащий.
Его лицо изуродовано: удар булавы вмял шлем в плоть, лицо стало скользким месивом с вкраплениями металла и костей; некогда прекрасное, теперь оно напоминает раздавленного вместе с панцирем краба. Его тело покрыто ранами: розовеют оголенные суставы, мокрой опухолью вывалилось из вспоротого живота переплетение внутренностей. Обрубки крыльев подергиваются — он напоминает умирающую птицу.
Кричит от боли, но больше — от ярости.
Радужные бабочки-блики Цветных Комнат накрывают его: так прячут от любопытных и бесцеремонных взглядов мертвецов, многоцветный саван заполняет раззявленный рот, дыры выколотых глаз, неровную рану на животе и золото доспеха.
Он кричит. Дергает беспалой рукой, прогоняя бабочек.
Тогда Меридия спускается с полыхающего разноцветием трона, чтобы обнять истерзанное дитя.
— Боль скоро закончится, — шепчет она, склоняясь над ним и пачкаясь в крови. Лазурное платье намокает и тяжелеет. — И не властна над тобою смерть, последний этАда плана смертны.
Он тяжел — обморочно тяжел, но принцесса даэдра поднимает без труда, словно айлейдский король-колдун Умарил Неоперенный, герой эльфов и враг рода людского, и впрямь всего лишь новорожденный младенец.
— Ты жив, ибо я есть жизнь, — повторяет Меридия нараспев. Рой бабочек-бликов вьется шлейфом. Обрывки губ и голые десны припадают к груди Меридии, и она улыбается, гладя Умарила там, где осталось немного нетронутой булавой Пелинала кожи.
Меридия укладывает его у подножья трона — кровь растекается по разноцветному теплому камню.
Она сама избавляет Умарила от доспехов — приходится срывать вместе с кожей и кусками кровавой плоти. Выбрать все крупицы разломанного шлема из перемолотых костей лица невозможно; Меридия недовольно хмурится.
— Потерпи немного, — говорит она, а затем король айлейдов заходится жалобным воплем: он горит.
Меридия качает головой.
— Потерпи.
Ярко-оранжевое пламя глотает изуродованное мясо. Умарил извивается, слепо таращится в пустоту — трубчатые кости-остатки крыльев трепещут так часто, будто он все еще надеется взлететь.
От его крика беспокойно роятся и тоже сгорают в рыжем огне бабочки.
Меридия наблюдает, сложив руки на коленях. Она могла бы сказать — «все хорошо, дитя», но сейчас обезумевший от боли и ненависти младший этАда не услышит ее; иногда жизнь — это просто очищение от смерти.
Он согласится, но позже.
Впрочем, кое-что она может пообещать — зная, что Умарил поймет даже сквозь агонию:
— Ты вернешься — обновленным и сияющим, как прежде. Ты отомстишь потомкам Пелинала и Девяти.
И склоняется к пламени, чтобы поцеловать его.